--------------------------------------------------

«Не стучит в окошко вьюга,

Не чадит лампадушка,

Что за жизнь без мила-друга?!

…Не судьба – досадушка!»

- Задолбала! – зло прошипел Серёга. – Варька спит уже давно!

- Тихо, Серёж! Услышит! – Марина притиснула ладошку к его губам. – Ей видней!

Тёща приехала в июне – помочь с ребенком. Они с Маринкой хоть выспались тогда. Хоть наласкались длинными ночами, когда тёща забирала в свою комнату пятимесячную Варюху. У малышки зубы резались. Сутки напролет хныкала. Главное, ни пить, ни есть не хочет, подгузник сухой, а всё: «уа-уа!» В первые месяцы, как из роддома привезли, и то спокойней спали! Так что поначалу Серый был Тамаре Федосеевне рад. Но потом – накопилось по мелочи. Курить дома – нельзя, футбол по телику - «сделай потише», попил пивка с друзьями – свара. …Да еще «досадушка» эта! На ней Серёга и сломался.

- Чего она поминальную скулит над ребенком? Скажи, чтоб умолкла!

- Колыбельная это! – хмыкала Марина. – Там всё в конце хорошо заканчивается, свадьбой.

 - «В конце» - через сто куплетов, что ль?

- Через двадцать. У нас в деревне все её поют. Мне баба Надя пела. И мама. И я сама, когда племяшку качала.

- …Скажи ей, чтоб уехала, а? Пожила, помогла и – хватит! Дальше мы - сами!

Марина понимала, что мать загостилась. Но – как прогнать?! Ведь и квартира – её, и помощь – к месту…

Перед августом Сереге друзья начали звонить, договариваться на Второе. В прошлом году на День ВДВ они ходили с Маринкой. Тогда только-только узнали, что «залетели». Недели не прошло, как заявку в ЗАГС отнесли, как фату купили. Маринка так и пошла на праздник: в футболке, джинсах и фате.

Широкий проспект вбирал из переулков плечистых парней в беретах и тельниках. Перед колонной ехал БМП с зелено-голубыми флагами. Малышню подсаживали на борта. «Небо выбрало нас» - из динамиков. И Серега с Маринкой – счастливые, влюбленные... Над колонной многоголосо, стройно грохнуло: «Слава ВДВ!» И – мороз по коже! А потом – неожиданно, также слаженно, для них одних: «Горько!» И они целовались на главной площади под тысячами взглядов. И седой полковник говорил в микрофон хорошие слова про сильных духом, отважных ребят. Про тех, кто не вернулся. Про будущих бойцов, которым нести на плечах бессмертную славу Десанта.

А в этом году думали пойти втроем: Варьку – в коляске, на коляску – флаг. Но у дочки новый зуб полез, температура - тридцать восемь. Какие тут прогулки?!

- Сереж, я останусь дома, ладно? – огорченно говорила жена.

- Что, мать сама не справится?

- Не… Вдруг – чего?... И я буду бояться: как они здесь?

Серый дулся на нее весь вечер: пока форму наглаживал, пока треугольник с орлом на берете начищал. Но ночью в постели Маринка коленкой прижалась к его бедру, рукой обвила крутое плечо, не отодвинулась от требовательной ласки. Он потеплел. Навалился, целуя, высоко упираясь на локоть, чтоб не потревожить «молочные» сиськи, задышал прерывисто, зашептал нежное, сладкое. Маринка стонала. Кончили разом. Маринка смеялась тихонько, убирая с глаз растрепанную челку. Кусала – слабо, в шутку - его ухо.

- Ты – не сокол у меня. Орел!

Он улыбался в ее макушку:

- В следующий раз обязательно вместе пойдем, да? Обещаешь?!

Наутро было солнце.

Пока Серый перед зеркалом расправлял аксельбанты, отзвонился Ильяс: с женой и двойняшками они уже выходили из дома.

- Кэп будет? – спросил Серега.

Ильяс неуверенно хмыкнул.

- Плохо? – понизил голос Серый. – Пьет?

- Может, и ничего,… - сказал Ильяс и отключился.

Серега закусил губу. Не только светлое выносит на свой гребень этот День.

Кэп – друг Ильяса. Старинный, боевой, даже не с Войны еще - с учебки. Круголицый русак, косая сажень в плечах, ямочка на подбородке. Когда-то, в школе, за добродушную улыбку и белесые ресницы его прозвали в честь мультяшки «Капитошкой». Подрос - кликуха повзрослела: «Капитоха». А уже потом, в десанте: «Кэп». Его широкую улыбку сохранили фотки. Даже – армейские. Под блёклым южным небом в новенькой «горке»* и лихих беретах, с калашами на плечах, стоял их взвод перед укрытым сеткой «шарабаном»*. В центре - Кэп, Ильяс, Чалый, втроем, плечо к плечу. Улыбались. Словно не война была в горах, а так – учения. Словно не хоронили друзей три дня назад. Словно не пришел приказ после захода солнца десантироваться в зелёнку на приграничном перевале.

Растяжка рванула у Кэпа в ногах. Ильяс с Чалым бинтовали его, как могли. Свои ИПП* извели. Спасибо вертолетчикам – подсели на поляне, забрали парня. Если б врач случился на заставе – был шанс спасти ноги. Но вся «медицина» была «в полях». До госпиталя Кэпа держали на анестетиках. А потом не до ног было, дай бог бы - выжил. После дембеля Родина отдала Кэпу свои долги: пенсию и две боевые медали. Медали он гордо носил на парадке. Пенсия уходила на еду, водку и проституток. Два года честно искал работу. Но чем дольше искал, тем больше денег шло на водку, тем меньше шансов было на работу и тем реже хватало на шлюх. Теперь не каждый месяц он мог позволить себе бабу. Молодой. Горячий. Двадцатисемилетний мужик. Пока с ногами был – кровь с молоком, под два метра роста. Эх, знать бы раньше! Взахлёб надо было гулять до призыва, налюбиться на всю большую жизнь!

…На оживленных праздничных улицах десантуры - полно! У ДК Серега встретил знакомых парней. Пожал руки, стукнулся плечом в плечо:

- Слава ВДВ!

- С Праздником, братишка!

Уже на проспекте догнал Ильяса с семьей. Смешливая Файка была беременна третьим ребенком. Близняшки Равиль и Айдар размазывали по щекам мороженое. Подъехал на своей коляске Кэп. Еще трезвый, в своей неизменной парадке, блестя оживленно глазами, он жал руки парням, тянулся целовать девчонок. Подскочил корреспондент с зеркальным «Никоном»*, попросил «скорчить умные лица». Девица с микрофоном ослепительно улыбнулась Кэпу, положила ладонь ему на плечо:

- Дадите интервью в этот радостный день?

Кэп расплылся ответной улыбкой и закивал.

- Давайте малышей - на колени к инвалиду! – тут же деловито закомандовала она. – Цветы… есть у кого-нибудь?! Дайте сюда. Вот будет кадр - на обложку! – и сунула микрофон Кэпу в лицо: - Расскажите, как вы потеряли ноги?

Глаза Кэпа потухли. Серега потеснил бесцеремонную девку:

- Слышь, овца, оставь его в покое!

Она вскинула было негодующий взгляд. Но с Серегой рядом встали Ильяс и еще молодой, пару лет назад дембельнувшийся, незнакомый парнишка. Журналистка независимо дернула плечом и слилась. Фотокорр исчез следом.

Все свои подтянулись: Кирилл, еще один Серега, Борька, Пал Иваныч. Здоровались, делились новостями и уже звенели тарой. Борька, заговорщицки щурясь, протараторил:

- Смотрели в новостях: пидоры придут?! На площадь Партизан - пикет свой проводить.

- Чегооо? – брезгливо протянул Серега. – Какой «пикет»? Совсем охренели!?

Но, выйдя на площадь, они и впрямь увидели, что у киосков собирается толпа. Давешняя журналистка уже размахивала там руками.

- Идем, глянем? – потянул всех Кирилл.

«Пидоров» было трое: щуплый пацан в низко нахлобученной бейсболке, худой рыжий парень и старикан лет шестидесяти, совсем не похожий на гея. Прижавшись друг к другу, они держали лист с радужными буквами: «Это – пропаганда толерантности». Трое ментов с рациями курили неподалеку. Десантура окружила пикетчиков полукольцом. Потянули за плечо мелкого:

- Эй, крепыш! Тебя сюда звали?

Голос «крепыша» оказался визгливым и резким:

- Не тронь меня, животное! - козырек бейсболки возмущенно вздернулся вверх, и стало видно, что это не пацан, а – девчонка. Стриженная под ноль, без косметики, с пирсингованной бровью, она яростно сжимала небольшие кулачки: - Вы все – уроды!