Глава 1

Забрали

— Ой нет! — сокрушенно воскликнула миссис Барлилав. — Ой нет!

— В чем дело, дорогуша? — послышался голос соседки, миссис Гобблспад. — Мертвенький?

— Да нет, — ответила миссис Барлилав. — Пока вроде жив.

Миссис Барлилав была вислоухая свинья глостерской пятнистой породы, белая в черных круглых кляксах, как будто великан стряхнул на нее грязную кисть. Этой ночью она разродилась восемью поросятами. Семеро были как на подбор, крепкие, пухленькие — видно, что уже насосались материнского молока. Но восьмой, как она только что разглядела, был хилым тощим заморышем, вдвое меньше остальных, с большой, не по росту, головой и выражением безнадежности на физиономии.

Это был недомерок, какие иногда неизвестно почему рождаются гораздо более слабыми и маленькими, чем его братья и сестры. В разных частях Англии их называют по-разному: мозгляк, брачок, никчемыш. В Глостершире их кличут шпунтиками.

В соседнем стойле послышался шорох, царапанье, и над перегородкой показалась голова миссис Гобблспад.

— Вот ведь беда какая, — произнесла соседка. — Уж как мне жаль, миссис Барлилав. Может, он просто мелковат?

— Нет, — отозвалась миссис Барлилав. — Он настоящий шпунтик.

Надо сказать, почти у каждой мамаши пятнистой породы в этих девяти стойлах рождался хоть один шпунтик на протяжении их материнской карьеры. И это не считалось позором, о чем надо перешептываться по углам, ничьей вины тут не было. Но это доставляло огорчение, большое огорчение. Мечта каждой свиньи — вырастить здоровых, один к одному, упитанных поросят. Поэтому в то утро, когда новость облетела хлев, во всех девяти стойлах то и дело слышалось сочувственное хрюканье. Обитательницы их закатывали глаза и потряхивали висячими ушами. «И служителю это не понравится», — говорили они друг другу. Свинаря они считали своим слугой, поскольку он только и делал, что прислуживал им: кормил, поил, чистил стойла и приносил свежую подстилку Когда наступал сезон выставок, к его обязанностям добавлялась еще одна: чистить, скрести и смазывать растительным маслом участников, чтобы показать во всем блеске их упитанную красоту. Между собой они называли его — да и обращались к нему тоже, только он их не понимал — просто «свинарь», все равно как римский аристократ сказал бы «раб». Свинарю не понравился бы факт рождения у миссис Барлилав шпунтика. Такие поросята если и выживали, то росли очень и очень медленно, а возни с ними было не обобраться.

Соседка миссис Барлилав по другую сторону от нее, миссис Суиллер, оперлась передними ногами на загородку и делилась новостями со следующей в их ряду соседкой, миссис Суидчоппер.

— Пусть бы просто недоросток, миссис Суидчоппер, тогда бы еще полбеды, — печально говорила она. — Так ведь бедняжка, видать, к тому же родился уродом.

— Да что вы говорите, миссис Суиллер? — в ужасе спросила соседка. — Неужто уродом?

— Да, у него передние ножки не в порядке.

— Как это?

— Внутрь глядят. Да и не похожи они на свинячьи копытца, больше на собачьи лапы смахивают.

Миссис Гобблспад тоже обратила внимание на горестную для миссис Барлилав деталь и поведала о ней своей соседке, миссис Мэйзманч, и постепенно всюду повысовывались головы и мамаши, удобно опершись передними ногами на перегородки, принялись обсуждать событие. Лишь в стойле номер пять посередине ряда не высунулась голова, — миссис Барлилав по-прежнему стояла на месте, с огорчением разглядывая свое уродливое дитя. Его семеро братьев и сестер настойчиво повизгивали у нее под ногами, требуя, чтобы она улеглась и опять покормила их. Так она и поступила, но шпунтика во всеобщей толкотне сшибли с ног, он оказался на спине и беспомощно заболтал в воздухе своими нелепыми косолапыми ножками.

Но даже когда он сумел встать на ноги и попытался тоже пристроиться поесть, его беспрерывно отпихивали, и ему досталось очень мало молока. Начиная с миссис Трофликкер из стойла номер один до миссис Грабгаззл из номера девять, все были убеждены в одном: свинарь не оставит здесь уродца.

— Свинарь его заберет, — говорили они.

— Уж это точно.

— Само собой — с такими-то ногами.

— Бедный малыш.

— Заберет его свинарь, помяните мое слово.

Точно черное облако, над хлевом нависло уныние.

Свиньи не знали доподлинно, куда девались шпунтики или же покалеченные поросята, на которых нечаянно наступила или улеглась мать. Они знали только, что являлся служитель и уносил несчастного, поэтому они и выражались «забрать». Они ничего не ведали о существовании тяжелой деревянной дубинки, которую свинарь держал в сарае с кормом и с помощью которой жаловал милосердную смерть слабым и покалеченным.

В скором времени отдаленное звяканье ведер и донесшиеся с ветерком вкусные запахи подсказали им, что служитель несет завтрак. И тут же тихое сочувственное похрюкивание сменилось громкими нетерпеливыми выкриками, а возбуждение перед кормлением вытеснило мысли о судьбе шпунтика.

— Эй, ты, свинарь, побыстрей!

— Пошевеливайся, лежебока!

— От голода с тобой помрешь!

— Ворочайся, а не то замерзнешь!

И миссис Трофликкер из стойла номер один, которая была первой на очереди, защелкала зубами так громко, будто захлопала в ладоши, и слюна побежала у нее изо рта.

Когда свинарь выполнил свою обязанность и миссис Грабгаззл в стойле номер девять зарылась пятачком в кормушку, он вернулся к миссис Барлилав. Еще раньше утром он заметил, что она благополучно опоросилась, но еще не обследовал новый помет. Сейчас он, разумеется, сразу же углядел шпунтика и тут же без всяких колебаний осторожно извлек его из стойла и засунул себе в глубокий карман старой куртки, так что мамаша, занятая завтраком, ничего не заметила. Захоти он осмотреть или забрать здорового поросенка, он сперва закрыл бы ему пятачок ладонью, чтобы тот своим визгом не привлек внимание матери и та не кинулась бы на его защиту. Но у этого мозгляка, решил свинарь, и визжать-то сил не хватит.

В сарае с кормом свинарь оглядел поросенка как следует. За весь долгий опыт своей работы ему еще ни разу не приходилось видеть поросенка с такими дурацкими передними ногами. Кончики крохотных копытец были обращены внутрь, и получалось, что они не острые, а закругленные, похожие, как подметила миссис Суиллер, на собачьи лапы.

Надо сказать, что глостерская пятнистая — порода редкая, и свинарь временами поддавался искушению сохранить жизнь какого-нибудь заморыша, если речь шла о поросенке женского пола. Маленькая свинка, «кнопочка», как он их называл, могла все-таки медленно, но вырасти и дать когда-нибудь потомство. Но маленькие боровки, иначе говоря, хряки, считал он, ни на что не годились, если уж уродились хилыми. А этот хиляк, мало того что был боровок, имел притом еще и дурацкие ноги. Тяжелая деревянная дубинка висела тут же на ржавом гвозде, и свинарь протянул к ней руку.

Глава вторая

Не «существо», а «поросенок»

Как это ни странно, люди, которые держат свиней, очень часто бывают на них похожи. Свинарь был большой и толстый, с короткими ногами и огромным брюхом. У него было несколько подбородков, приплюснутый нос и маленькие черные блестящие глазки. В одной из громадных ручищ он сейчас держал поросенка, как иной держит букет цветов, и из кулака его торчала тощенькая головенка и нелепые передние ножки. Свинарь передвинул кулак, ухватив заморыша за задние ноги, так что тот повис вниз головой. Другой ручищей он покрепче сжал дубинку. Но в этот момент он услыхал легкий топот в дальнем углу сарая и, обернувшись, увидел крысу, бегущую по одному из ларей с кормом.

Надо сказать, если кого свинарь и ненавидел, так это крыс. Крысы, с его точки зрения, были никчемными, жадными, хитрыми ворюгами, которые с рассвета до заката только и думали, как утащить еду у его возлюбленных свинок. При виде крысы он забывал про все на свете. Поэтому он выронил из кулака поросенка, и тот упал, как его держали, то есть вниз головой. После чего, негодующе ворча, служитель затопал к ларю.