Андрей Константинов

Дело о дуэли на рассвете

(Агентство «Золотая Пуля» — 3)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Перед вами — третья книга из цикла "Агентство «Золотая пуля». После успеха первых двух книг мы убедились: читатели ждут продолжения! И оно последовало.

Напомним: в этой книге, как и в предыдущих, все от начала до конца — вымысел. Герои книги — сотрудники петербургского агентства «Золотая пуля». Возглавляет «Золотую пулю» Андрей Обнорский, герой известных романов Андрея Константинова.

Книга состоит из новелл, рассказываемых от имени разных журналистов Агентства. Среди других персонажей книги — бизнесмены, братва, сотрудники милиции и спецслужб, олигархи и политики… Если кто-то из них покажется вам узнаваемым — что ж, возможно, вы и правы.

А возможно, и нет. Авторы всегда готовы, как говорится, ответить за свой «базар».

ДЕЛО О НЕСПРАВЕДЛИВОМ ПРИГОВОРЕ

Рассказывает Анна Лукошкина

"32 года. Закончила юридический факультет ЛГУ. Работала судьей в районных судах Санкт-Петербурга.

Член Городской коллегии адвокатов.

Представляет Агентство в качестве адвоката на судебных процессах.

В Агентстве также отвечает за «юридическую чистоту» публикуемых материалов.

Разведена. Воспитывает сына".

Из служебной характеристики

1

«Телесные повреждения, полученные коммерсантом, оказались несовместимыми с этой жизнью». Я еще раз прочитала эту фразу и, усмехнувшись, поняла, что меня смутило. В Агентстве собственно журналистов и филологов было не так чтобы много, поэтому отдельные индивидуумы с техническим образованием, ныне промышлявшие журналистикой, нередко сочиняли подобные перлы. Хмыкнув еще раз, я подумала, что на месте автора написала бы: «Телесные повреждения оказались несовместимыми с ТАКОЙ жизнью».

Впрочем, с той жизнью, которую мы имеем последние несколько лет, мало что можно совместить…

Я с тоской посмотрела на кипу текстов, которые в срочном порядке нужно было вычитать. Вот всегда так. Я неделями, как бедная родственница, клеюсь к расследователям и репортерам, чтобы они отдали мне свои шедевры, прежде чем те пойдут в номер «Явки с повинной» или в очередной бестселлер типа «Очерков коррумпированного Петербурга». Творцы отмахиваются от меня, многозначительно давая понять, что журналистика — это не моя занудная юриспруденция, здесь нужно работать с чувством, с толком, с расстановкой. Это у вас, адвокатов, говорят они мне, можно рот закрыть — и рабочий день закончен, а место убрано. У них же материи посерьезнее, требующие сосредоточения мыслительных усилий, благоприятного расположения звезд и вовремя выданной зарплаты. А потом, когда время сдачи поджимает, меня забрасывают текстами, как аллеи листьями в Летнем саду осенней порой. Правда, спустя почти год моей работы в Агентстве в качестве человека, «оказывающего юридическую поддержку», а проще говоря — буфера на пути истцов, возмутившихся материалами наших журналистов, ребята усвоили многие мои требования. Например, перестали называть подозреваемых преступниками и научились отличать разбой от грабежа, а последний — от кражи. И в этом я вижу свою несомненную заслугу. Судебные процессы по материалам Агентства теперь скорее исключение, нежели правило.

Но достичь этого удалось путем конфликтов с журналистским корпусом, хлопанья дверьми и надолго прилепившегося ко мне прозвища Цензор.

2

Очередной опус начальника отдела расследований Спозаранника, правового нигилиста и самого ярого моего противника, был испещрен галочками — шедевральное произведение главного расследователя вызвало у меня много вопросов.

Я набрала в легкие побольше воздуха и шагнула в кабинет расследователей.

— Глеб, так писать нельзя…

— Ну, госпожа Лукошкина, — в голосе Спозаранника появились металлические нотки, — мне все-таки виднее, как можно писать. — Глеб язвительно посмотрел на меня поверх очков, в которых фанатично отсвечивали блики настольной лампы. — Мы тоже университеты кончали, знаете ли.

— Воля твоя, Глеб, но я этот материал визировать не буду. — Я попыталась сказать это как можно строже, заранее зная о безнадежности своих усилий найти компромисс со Спозаранником.

— Вы угробите месяц работы нашего отдела, лишите газету сенсационного материала. Обнорский этого вам не простит.

Глеб был спокоен, как море в штиль.

Он отлично знал о моих, мягко говоря, прохладных отношениях с Обнорским.

Сейчас я с трудом могу себе представить, как однажды поддалась сомнительному обаянию этого классика, как за глаза называют в Агентстве шефа. Это было какое-то помутнение рассудка, выражаясь юридическим языком — аффект. Результатом стало мое появление в Агентстве в качестве вольнонаемного юриста, о чем, собственно, я не жалею. За исключением тех минут, когда встречаюсь с Обнорским.

А происходит это до печального часто — не только на летучках, которые у нас случаются два раза в неделю, но и по всяким другим поводам. Контракты, встречи с издателями, оформление уставных документов — Агентство пыталось, не роняя собственного имиджа, заработать деньги.

Юридическую поддержку в этом оказывала я — Анна Лукошкина, бывший народный судья, ныне адвокат, член Городской коллегии адвокатов.

— Аня! — зычный голос шефа застал меня в кабинете Спозаранника, где я считала до десяти, пытаясь не запустить в Глеба дыроколом. Я понимала, что мне с моим первым разрядом по стрельбе промахнуться не удастся, а потому в Агентстве может случиться «причинение тяжких телесных повреждений, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего».

— Лукошкина, черт тебя подери!

— Добрый день, Андрей… — мое приветствие осталось без внимания.

— Когда ты нужна, никогда тебя нет на месте. Подумай о служебном соответствии, Лукошкина.

Ну вот, опять за старое. И все потому, что я на какие-то полчаса ушла с лекции, которую читал в провинциальном городе криминальным журналистам Обнорский!

С некоторых пор, выиграв грант какого-то международного фонда, мы проводим семинары в разных регионах, посвящая тамошних журналистов в тонкости журналистских расследований. Коллеги Обнорского по перу, сидевшие на лекции и больше интересовавшиеся собственными насущными проблемами, нежели нравственными страданиями и профессиональными навыками г-на Бурцева, ловившего провокаторов в давние времена, стали задаваться какими-то юридическими вопросами. Как мне потом рассказали, Обнорский испепелил взглядом аудиторию и, не найдя меня, многообещающе сказал:

— Об этом у вас будет отдельная лекция нашего юриста.

Как только был объявлен перерыв, лекция состоялась — персонально для меня в исполнении шефа. Девочки-журналисты издали с завистью смотрели на меня с Обнорским, использовавшего весь лексический запас, почерпнутый из общения с блатными и милиционерами. Я же завидовала тем, кто еще не утратил благоговения по отношению к нашему шефу.

Как знать, пребывай я и дальше в состоянии священного трепета в присутствии Обнорского, может быть, в стенах Агентства я чувствовала бы себя менее дискомфортно, чем сейчас…

— Так вот, Лукошкина, тут гражданин объявился. Претензию, понимаешь, нам предъявляет. Он-де невиновен, а мы его якобы оболгали (конечно, Обнорский использовал более крепкое выражение) в книженции нашей. Умалили, так сказать, его честь и его, блин, достоинство. Опорочили его безупречную репутацию. Поверили слухам и сплетням. Оказали давление на суд и отягчили приговор. Словом, надо разобраться.

— Андрей, ты можешь выражаться яснее, без всяких «так сказать» и «понимаешь»? Ладно, я — адвокат, мне положены лирические отступления, но тебе не мешало бы научиться лаконичности. Кто такой этот твой гражданин?