Андрей Константинов

Дело о «гробокопателях»

Рассказывает Зураб Гвичия

«Гвичия Зураб Иосифович, 40 лет, корреспондент отдела расследований. Закончил Рязанское высшее военное воздушно-десантное училище, участник боевых действий в Афганистане. После увольнения из ВС в 1996 году работал в частных охранных структурах. Квалифицированный и надежный сотрудник АЖР, настойчив в поиске информации, коммуникабелен. Женат четвертым браком. В последний год качество его текстов заметно улучшилось».

Из служебной характеристики

Выборг мне всегда нравился.

Уютный маленький городишко. Тихие улочки, приятные дома. Старинный замок, наконец.

Одним словом, Выборг мне всегда нравился. Но…

Только не в полночь, когда льет проливной дождь.

Я стою у памятника Ленина на площади его же имени. Жду человека. Посредника.

Он сообщит мне место встречи с покупателем.

Где — то неподалеку часы бьют половину первого ночи. Всего один гулкий удар.

Я стою под дождем и на всех известных мне языках поминаю добрым словом Глеба Спозаранника и Нонну Железняк, которые меня в эту историю втравили.

А началось все с того, что я пришел к Глебу Егоровичу проситься в отпуск…

1

— Вы с аквалангом плавать умеете, Зураб Иосифович?

Я оторопело уставился на шефа. Но — Спозаранник не шутил. Он был серьезен.

Как всегда.

— В принципе, — неуверенно отозвался я.

— Это не ответ, — Глеб Егорович всегда требовал четкости. Прямо как сержант в Рязанском училище ВДВ, который терзал наш взвод все время учебы.

— Когда-то меня посылали на курсы повышения квалификации… — начал я и осекся: акваланг? При чем здесь акваланг, я ведь об отпуске пришел разговаривать! — В чем, собственно, дело, Глеб Егорович? — Ну не могу я отчество шефа фамильярно-запанибратски выговаривать:

«Егорыч». Стараюсь, тянусь, чуть не по буквам выговариваю: «Егорович».

— Есть одна тема… — впервые я видел, как Спозаранник мучительно подбирает слова. — Она требует своего рода специальных навыков.

— А отпуск? не удержался я. — Июль на дворе…

Спозаранник посмотрел на меня страдальчески:

— Зураб Иосифович, вы должны понимать ситуацию. Наш отдел выполняет ответственное задание. Кадров не хватает.

И я уверен, что тема вам понравится.

«Что — то с шефом неладно», — подумал я. Он никогда прежде категориями «понравится — не понравится» не пользовался.

Съел что-то на завтрак не то? Если же о ситуации говорить, то — прав шеф. Крыть нечем: тема действительно «рисовалась» серьезная. Коля Повзло, Родик Каширин и Жора Зудинцев — почти два месяца уже работают на Ставрополье, помогают местным товарищам в борьбе с коррупционерами. В Питере у Спозаранника только два человека остались: Нонна Железняк и я.

И тут еще эта тема. С аквалангом.

— В восемнадцать ноль-ноль придет Нонна, — подвел шеф черту под разговором. — Она вам все объяснит. Я уверен: тема вам понравится.

Вот! Опять это — «понравится»!

2

После истории с «воскресшим мертвецом» отношение ко мне Спозаранника изменилось.

Не могу сказать, в чем именно.

Просто стало иным. Меньше придирок не по делу.

Хотя за «проколы» в моих материалах — особенно логические — он по-прежнему громил меня нещадно.

К самой же истории с воскресением Юры Сметанина, ныне уже покойного сотрудника фирмы «Сенат», мы никогда не возвращались. История закончилась в кабинете Обнорского, которому я рассказал все.

Костю Пирогова мы перехоронили. Он теперь лежит на Северном кладбище, рядом с женой и дочкой. Мать Сметанина умерла вскоре после пожара, в котором погиб ее сын. Слишком она сына любила.

Какой-то дальний родственник — не то бизнесмен, не то мелкий чиновник в большой организации — похоронил мать и сына Сметаниных на Богословском кладбище. Мол, так мать Юры Сметанина хотела.

Пусть так.

Покойтесь с миром.

3

Нонна опоздала на тридцать минут. С порога объявила, что задержалась у врача. Что у нее будет девочка. Что она очень меня любит, а потому не сомневается, что…

— Спасибо, конечно, — сказал я. — Что за тема-то?

Нонна выдержала эффектную паузу:

— «Гробокопатели».

— Кто? — переспросил я. — Какие такие «гробокопатели»?

— «Гробокопатели», — медленно и с нажимом повторила Нонна, наслаждаясь эффектом. И пояснила:

— Ну, знаешь, которые из моря достают разные старинные предметы на продажу.

— Это кому-то интересно? — спросил я.

Железняк тяжело вздохнула:

— Один прощелыга оценил все, что лежит на дне Финского и Выборгского заливов, почти в миллиард долларов.

— А что там лежит? — спросил я.

— По крайней мере — 10 тысяч кораблей. Это и драккары викингов, и новые яхты. Много всякого.

— Ни фига себе! — присвистнул я.

— Эти ребята работают по следам одной небольшой общественной организации. Называется она «История моря».

— А кто работает?

— Я же говорю — «гробокопатели».

— Но — кто именно?

— Не всё сразу, — Нонна сделала себе чай, устроилась в кресле. — Есть такой человек — Кирилл Анатольевич Шаталов…

* * * 

Нонна говорила долго. Но при этом ни разу не заглянула в блокнот. Вот это память!

В 1989 году Кирилл Анатольевич вышел в отставку. Уволился из ВМФ в звании капитана первого ранга. До этого года три-четыре командовал на навигационном факультете одного из училищ в Питере.

А до этого был на Северном флоте. Последняя должность на Севере — начальник штаба дивизиона атомных подводных лодок. И вот — отставка.

Поначалу Кирилл Анатольевич заскучал. Затосковал.

Потом случайно услышал о команде ДОСААФ, которая в Выборгском заливе нашла бронекатер времен Великой Отечественной. Шаталов очень хорошо помнил такие бронекатера. Мальчишкой еще он их видел в Кронштадте, где служил его отец.

Кирилл Анатольевич засобирался в Выборг, где тогда еще работали поисковики из ДОСААФа. Он разыскал их в порту, на одном из старых причалов. Ребята ходили в море на старом баркасе.

У них как раз неприятность случилась: оперативный дежурный-погранец не давал «добро» на новый выход. Шаталов взялся уладить проблему. Доехал до Высоцка, пришел в штаб пограничного дивизиона, добился встречи с оперативным дежурным.

Это был один из его выпускников. Тот объяснил, что у ребят нет штурмана. Поэтому и не выпускает. Шаталов спросил: если я штурманом пойду — выпустишь?

Выпустили поисковиков в Выборгский залив. Кирилл Анатольевич привел их на место. Сидел на борту, пока ребята ныряли. И вдруг один из них предложил Шаталову тоже нырнуть, самому посмотреть на катер.

С этого для Шаталова и началась подводная археология.

Пару сезонов он работал под Новгородом, на Волхове, с археологами из Академии наук. Искали тогда не то ганзейский когг, не то — русскую ладью. И нашли!

Потом решил попробовать поработать самостоятельно. Благо, двое из «его» поисковиков остались в Выборге и продолжали нырять. Некто Слава Немчук и Паша Савельев. Они в порту Выборга работают, в доках. А в выходные и во время отпуска продолжают нырять. Они мне и подсказали, где можно посмотреть что-нибудь интересное…

( — Бухта Дальняя? — спросил я.

Нонна посмотрела на меня с интересом:

— Она самая. Откуда знаешь?

— Читал. По-моему, в «Смене».

— Было дело…)

Шаталов получил открытый лист такой уж порядок — на подводные разыскания на двух объектах в бухте Дальняя от Академии наук. Собрал команду таких же, как он сам, подводников-отставников. Они вышли в море на старом баркасе. Начали нырять.

— И нашли. Нашли! — Голос Нонны звенел от восхищения. — Это был шведский брандер. Потом уже выяснили, что этот корабль затонул во время морского сражения в Выборгском заливе в 1732 году. А тогда была эйфория: нашли! Под этим делом подняли с брандера пригоршню медных гвоздей и пару ядер. И только потом задумались: куда находки девать?