Любое сходство живых и умерших людей с персонажами этой книги является случайным и не содержит намерения нанести обиду или вред.

Персонажам тем более не стоит обращать внимания на сходство с людьми. Так или иначе, а все люди умрут. А персонажи, может быть, и не умрут никогда. Будут жить вечно.

Часть первая

Глава первая

– Рим – прекрасное русское слово, – сказал я. – Оно легко превращается в «мир». Война и Рим.

– «Рома» – тоже прекрасное и тоже русское, – засмеялась моя девушка. – Прекрасное имя.

– Именно, – согласился я. – Ведь если читать его наоборот, то получится не менее русское слово «амор». Название города, анаграмма слова «любовь» – что может быть романтичнее?.. а они всё про свой Париж.

– Туда ездят смотреть и умирать.

– Рано еще умирать, – я поцеловал ее. – Пора выходить. Такси внизу.

* * *

История, которую я хочу рассказать, в сущности, совсем простая. Это касается описаний и сравнений – они часто банальны. Едва ли стоит обращать внимание на отдельные детали, которые могут показаться необычными. Странным чаще всего кажется то, чего не видело большинство, а большинство много чего не видело. Убедиться в этом просто – надо всего лишь вспомнить, что приключалось с вами. В случае такого эксперимента вы скоро обнаружите, что вся ваша жизнь от самого ее начала – вещь странная, ведь она совершенно никем и ничем не предусмотрена. Совпадения и повороты ее могут быть поистине волшебными, но это видно только вам. То есть большинство здесь – не оценщик. Впрочем, как и всегда.

Это будет история про любовь. Про обычную любовь. Тем, кто скажет, что обычной любви не бывает, я приведу аналогию с драгоценными металлами. Например, с золотом. Которое именно является самым обычным. И странно будет называть его «великолепным», «ошеломляющим» или, возвышая, еще как-то. Про золото и так все понятно. Так же и возвышать любовь я не вижу никакого смысла. Любовь сама по себе высшая степень.

Я обещаю быть откровенным, и если что-то в повествовании покажется вам неприятным или слишком физиологическим, то это не из-за того, что мне хотелось шокировать. Такую задачу я перед собой не ставил. Лишь есть разноцветные ленты, а есть только прах на губах. Я всего лишь хочу рассказать историю. Она, скорее всего, вас ничему не научит, но такой задачи тоже не было.

Глава вторая

Моя юность выпала на то время, когда быть женатым означало возможность легально заниматься плотской любовью. Препятствия к половой жизни до женитьбы или замужества выглядят сейчас странными, но, говоря откровенно, эта нелепость чрезвычайно усиливала и без того почти безграничное желание. Доступность губит желание – мысль может выглядеть банальной, но в семнадцать лет она показалась бы мне оскорбительной.

Раньше, то есть еще при царе, женились из имущественных видов, и, как ни странно, к этому же вернулись. Моя знакомая Мишель, проживающая в городе Париже, была матерью-одиночкой, выражаясь прежним языком. У нее был любимый с таким же именем – Мишель. Она жить без него не могла. Однако не выходила за него, так как в этом случае сильно теряла в деньгах. О матери-одиночке заботилась Франция, а выйди она за Мишеля, груз ответственности пришлось бы нести ему – ему, который на своих плечах ничего тяжелее зимней куртки никогда не носил.

Он легкомысленно бросил ее ради дочери владельца табачного киоска; ту, в свою очередь, – ради барменши старше его на пять лет. Потом Мишель перестала следить за его судьбой. Друзья звали их МиМи.

Не исключено, что когда он окончательно сядет на финансовую мель, то вновь к ней приползет.

Я женился в очередной раз, когда все проблемы, связанные с деньгами, были уже позади. Сексом мы занимались непрерывно, что совершенно нормально, когда ты только что сильно влюбился. Потерял голову. Опилки в голове загорелись и превратились в искры и взрывы.

Среди трав и лесов, в кабинке для примерки в импозантном берлинском универмаге, естественно – на берегу моря. Мы даже несколько раз проделали нечто гимнастическое и достигли оргазма в позах, которые обычные люди не принимают никогда. Разве что артисты цирка.

Зачем же я тогда женился? У меня было все, я был счастлив и влюблен до такой степени, что мог позволить себе просто так, без всяких сомнений, сделать свою новую девушку богатой. Она это прекрасно понимала.

Ах да – остаются еще дети. Утешение старости. В сорок лет о ней еще не думаешь, и, будучи врачом, я хорошо понимал, что роды могут погубить или изуродовать мою избранницу.

Она выглядела настолько младше меня, что в момент знакомства я уверенно подумал, что это всего на пару раз. Если девушке двадцать пять, а тебе сорок, ты, конечно, можешь с ней переспать, но что делать дальше – не знает никто. Разве что влюбиться.

Когда я влюбился, выяснилось, что ей тоже сорок, и я обрадовался. Так мы стали жить вместе. Кроме перечисленных причин, люди женятся, чтобы просто объявить миру, что они влюблены и счастливы вместе. Когда так много счастья – нормально им делиться. Вот мы и поделились. Банальность, конечно.

Она тоже несколько раз была замужем, что делало ее еще более восхитительной в моих глазах. Необыкновенным образом мы пришли к одним и тем же выводам и стали ценить одни и те же вещи. Я говорю «необыкновенным» потому, что женщина и мужчина все-таки по-разному делают открытия и уверяются в чем-то основательно.

Самым простым примером может служить щедрость. Я с детства обладал этим качеством и не видел ничего странного в том, чтобы отдать другому то, что ему сейчас было нужно больше чем мне. Это качество позволяло мне всегда легко начинать знакомства, мне нравилось отдавать, но иногда я отдавал больше, чем собирался – кажется, по этой причине я потерял одну из своих жен. Хотя, может быть, она даже стала счастлива.

Отдавать, не раздумывая – мужская черта, женщины всегда казались мне склонными к собиранию чего-то личного, неразделимого. Вероятно, именно это традиционно называют тягой к сохранению семьи.

Традиции очень изменились на моих глазах, но это не значит, что они стали какими-то неестественными, как если бы у пса выросла пятая нога. Традиции все время меняются потихоньку в разную сторону, но вот эта тяга к личному богатству, устойчивости всегда представлялась мне очень женской.

Она оказалась лишенной этого качества. Я уверенно и твердо знал, что она никогда не будет удерживать меня, если я захочу уйти. Может, из большой гордости. Я предпочитаю думать, что из щедрости. Нас вместе держала любовь – и только. И она, и я думаем, что, вообще-то, никому ничто не принадлежит. Тем более другой человек.

Вот прошло уже пять лет, как мы живем вместе – я могу уйти в любой момент, но не хочу. Она тоже не уходит – я очень рад этому.

Когда мы познакомились, она показалась мне высокомерной, чрезмерно независимой, она словно не замечала моих шуток, а уже через несколько дней под вечер, когда за окном в Мадриде неожиданно пошел снег, я целовал ее. Одинокая девушка может легко сняться с места и, как птица, отправиться в Мадрид, чтобы что-то переводить там, работать и внимательно смотреть в поисках важного поворота жизни.

Я в то время сам много работал, в отпуске оказался случайно, не брился и был толст. На грани, так выглядят киты, то есть плотными, но, кажется, еще немного, и они лопнут, разбрызгивая пятна жира и воды. Поэтому киты должны опускаться на большие глубины, где огромное давление сжимает их, формируя фигуру.

Словом, я себе не казался некрасивым, но выглядел ужасно. Влюбившись, я сильно похудел и иногда стал думать о проблемах хрупких женщин, которые принимают на себе крупных, толстых, волосатых и глупых мужчин. Почему-то традиционно толстые кажутся всегда глупее худых. Очевидная и недостоверная банальность.