Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

========== Пролог ==========

Когда я проснусь — снова буду один

Под серым небом провинции.

Уже зажгутся огни, словно лужи — глаза,

Словно капли в воде…

У смерти – чёрные глаза. Дэниэл знал это всегда.

Бездонные, как колодец, в котором можно увидеть звёзды.

Глаза смерти смотрят на него – и боль растворяется в темноте, которая обволакивает тело ласковым покрывалом.

Он забирает боль. Он – тот, на ком кончается время. Он – начало всего и конец всего.

Чьи-то пальцы впиваются в бёдра – это маленькая боль, которая станет лишь каплей в море той боли, которая затопит его до краёв.

Это и не боль вовсе. Боль – там, внутри. Не там, в основании живота, где пульсирует огонь, где раз за разом обжигают прикосновения чужой плоти.

Боль – намного выше. Она в сердце. Она в глазах того, кто станет началом и концом всего.

Его переворачивают на спину, и чёрные звёзды исчезают из поля зрения. Теперь он видит перед собой другие - маленькие, злые глаза.

Нет, на самом деле они не маленькие. Это обычные глаза человека, которому плевать, будет он жив или умрёт.

Дэниэл видел уже достаточно таких глаз, чтобы сказать абсолютно точно – им всё равно.

И свет гаснет, так же, как гаснет тьма. На смену им приходит ничего. Мёртвенная чёрная пустота. И боль. По-прежнему остаётся боль.

«Я убью его…» – Дэниэл слышит свой голос в пустоте, и, наверное, насильник тоже слышит его.

Мужчина бьёт его по лицу, так что искры сыпятся из глаз, и дёргает ноги в стороны – его ноги, так, что кажется - рвутся связки. Он почти чувствует, как сочится между ягодицами кровь – или это ещё одна иллюзия? Он не может сказать.

Боль слабеет. Она теперь как волны океана, тихого после шторма – затопляет всё вокруг.

Дэниэл закрывает глаза, но даже сквозь веки всё ещё видит его.

========== I. ЗАМКИ В ТУМАНЕ –-Часть 2 ==========

Утро было серым. Город ещё не потушил свои огни, и они слабо мерцали в тумане за окном – там, вдалеке, по другую сторону Темзы.

Дэниэл заметил, что серым было каждое утро и каждый день. Казалось, солнце никогда не выглядывает из марева, повисшего над городом, и порой он спрашивал себя – а есть ли вообще солнце, или оно приснилось ему, так же, как снились боль, радость, холодная сталь и чёрные глаза, различимые даже в темноте.

Дэниэл встал и миновал череду колонн, оставшихся от прежних владельцев – когда-то их с Джеком студия была вовсе не студией и даже не общежитием, а доком в восточной части Лондона. Иногда ему казалось, что здесь, в полуподземном помещении с огромными стрельчатыми окнами, всё ещё пахнет смолой и промокшим дубом, и эти запахи, чем-то неуловимо напоминавшие запахи из его снов, помогали ему смириться с тем, кто он есть.

Дэниэл скрылся за перегородкой, отделявшей ванную от жилой части подвала, и сунул голову под ледяную воду. Бойлер давно уже был сломан, и о горячей оставалось только мечтать. У Джека на новый денег не было, а сам Дениэл даже не представлял с чего начать - он вполне спокойно мог обходиться и так.

Он всё равно не чувствовал холода от ледяной воды. По крайней мере, не больше, чем холод, пронизывавший стены по ночам насквозь, когда хотелось только закутаться в одеяло поплотней и не просыпаться никогда.

Видеть сны. Не такие, как был этой ночью – такие сны Дэниэл не любил. Они оставляли чувство тяжести в голове на весь день и ирреальность происходящего виделась ещё отчётливей, как будто всё вокруг было всего лишь чёрно-белой плёнкой, пожухлой и покрытой трещинками.

В такие дни ему особенно хотелось нарисовать цвет – розовый, бледно-оранжевый, голубой. Цвет, которого не было в этом мире, который жил только в другом, существовавшем лишь в его голове.

Но были и другие сны. Просыпаясь, Дэниэл будто выныривал из зелёной, ещё тёплой морской воды.

Эти сны пахли вереском и лошадиным потом, а может быть – чем-то ещё. И тогда с самого утра тело наполняла жизнь – как отголосок той, настоящей жизни, которую он видел во сне. В такие дни он ехал в Дувр, бродил по отвесным скалам и смотрел на волны. И хотя у него не было по ту сторону пролива ни знакомых, ни друзей, Дэниэлу казалось, что он ждёт вестей из-за горизонта – и они обязательно придут. С почтовыми птицами, а может – с белокрылым кораблём. Он ощущал себя изгнанником в чужой земле, но в эти краткие мгновения ему казалось, что там, за горизонтом, его дом. И, может быть, когда-нибудь он увидит этот дом опять.

Ледяная вода стекала по волосам и узким плечам. Дэниэл приник плечом к покрытой кафелем стене и замер, надеясь, что наваждение, накрывшее его во сне, вот-вот пройдёт. Закрыл глаза и тут же почувствовал, как со всех сторон снова подкрадываются липкие щупальца кошмара.

Дэниэл качнул головой и шагнул к зеркалу, на ходу выключая душ. Спутанные тёмно-русые пряди сосульками повисли на плечах. Джек будет ругаться – наверняка. Скажет, что он простудится, и что-нибудь ещё.

Дэниэл завернулся в полотенце – очень хотелось закутаться в него с головой. Не потому что было холодно, а потому что так было теплей. Он справился с этим несвоевременным приступом и вышел из ванной.

На кухне уже шкворчало масло.

- Овсянка или тосты? – Джек на него не смотрел. Готовка поглощала его целиком.

Дэниэл подошёл к нему и, взяв в руки вскрытую коробку из-под овсянки, заглянул внутрь одним глазком.

- Тосты, - сказал он. Коробка была пуста.

- Угадал, - Джек подцепил лопаткой хрустящие хлебцы и сбросил их в тарелку – Дэниэл тут же поймал один и попытался засунуть в рот. Обжегся и бросил назад.

- Ты помнишь, что обещал помочь Алистеру с плакатом?

Дэниэл поморщился.

Плакаты рисовать он не любил. Во-первых, в них не было ничего из того, что он стал бы рисовать сам. Даже обложки к книгам и портреты на заказ приносили больше удовольствия, чем примитивные росчерки карандашом, которые просили сделать для колледжа. К тому же платили за плакаты отвратно, и если бы не Джек, который каким-то образом успел взять на себя роль его старшего брата – видимо, пока Дэниэл спал – Дэниэл не взялся бы за такую работу никогда.

- Может, лучше им стену расписать? – Дэниэл снова покусился на тост и на сей раз смог откусить малюсенький кусочек.

Дэниэл отложил тост и провёл в воздухе рукой:

- Колледж святого Марка! Наши корабли идут на восток!

- Почему на восток? – Джек подхватил сковородку, поднёс её поближе к столу и бросил Дэниэлу в тарелку ещё два тоста, а затем снова отвернулся, чтобы поставить её на огонь.

Дэниэл запнулся. Он не знал, почему на восток.

- Потому что на западе суша, - сказал он растерянно.

- А почему корабли?

Дэниэл окончательно стушевался и замолк.

Джек бросил на сковородку два куска хлеба и, взяв в руки полотенце, принялся вытирать испачканные в масле пальцы. Он повернулся, прислонился бёдрами к столешнице и теперь смотрел на Дэниэла в упор.

- Не знаю, - Дэниэл пожал плечами и отвернулся к окну, чтобы только не смотреть на него.

С Джеком было хорошо. Это было, пожалуй, самое уютное из всех возможных соседств. Джек не требовал с него оплаты за жильё, если у Дэниэла не было денег, кормил его завтраками за свой счёт - и вообще относился скорее как к родственнику, чем как к жильцу.

Но иногда Дэниэлу всё-таки не хватало одиночества.

- Тебе опять что-то снилось?

Голос Джека прозвучал словно бы издалека, и Дэниэл не был уверен, что услышал бы его, если бы жёсткие пальцы не легли на его обнажённое плечо.

Дэниэл дёрнулся. Он не любил прикосновений – даже таких. Или, вернее, особенно таких. Он мог выносить их в метро или в автобусе, но когда кто-то касался его кожа к коже, нарочно, пытаясь проникнуть в самую суть, Дэниэлу казалось, что чужие пальцы безжалостно потрошат его душу, заходят туда, куда не должны заходить.