Николай Троицкий

ФЕЛЬДМАРШАЛ КУТУЗОВ

Мифы и факты

Под общей редакцией предводителя Российского Дворянского Собрания князя А. К. Голицына

Предисловие

Память о Михаиле Илларионовиче Кутузове увековечена в России так величественно, как ни о каком другом из русских военачальников после А. В. Суворова. С почетом сохраняется в центральном зале Казанского собора гробница фельдмаршала, а перед собором стоит бронзовый памятник ему работы скульптора Б.И. Орловского, воздвигнутый здесь в 1837 г. В Москве у Бородинской панорамы с 1973 г. стоит конная статуя Кутузова, изваянная в бронзе Н.В. Томским. Рядом с панорамой и статуей — «Кутузовская изба» (место военного совета в Филях), частично сгоревшая еще в 1867 г., восстановленная — уже как музей — в 1877 г., а с 1962 г. действующая как филиал Музея-панорамы «Бородинская битва». Есть памятники и бюсты Кутузова и в других городах. В дни Великой Отечественной войны был учрежден орден Кутузова 1-й, 2-й (1942 г.) и 3-й степени (1943 г.) — третья по значению из высших воинских наград СССР (после орденов Победы и Суворова). В советское время, с 1945-го до 1991 г., существовал и единственный в мире (на территории Польши) музей Кутузова — в том самом доме, где фельдмаршал скончался, в городе Болеславце, бывшем Бунцлау. С выводом советских войск из Польши музей, к сожалению, был закрыт, его экспонаты перевезены в Санкт-Петербург, где стали частью экспозиции Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи (ВИМАИВ и ВС), а в доме, где умер Кутузов, вместо музея польские власти открыли… кафе.

Уже в наши дни, 16 декабря 2000 г., по результатам опроса россиян фондом «Общественное мнение» Кутузов был назван «человеком столетия» (XIX в.), опередив А.С. Пушкина и Л.Н. Толстого, П.И. Чайковского и Д.И. Менделеева [1].

Все это понятно. Тот факт, что именно Кутузов был русским главнокомандующим на победоносном для России этапе Отечественной войны, сам по себе уже возносит фельдмаршала на космическую высоту, вне зависимости от его достоинств и недостатков, активности или пассивности, свершений или просчетов, то есть от его личного вклада в дело общей победы. Он по должности своей, по тому месту, которое занимал как главный военачальник, ассоциировался и ассоциируется в сознании россиян с образом гения и спасителя Отечества, хотя по совокупности своих дарований и возможностей он был все же ниже собственной репутации.

Я ставлю своей задачей не опровергнуть бытующее у нас представление о Кутузове как о национальном герое, а скорректировать его, высвободить из-под камуфляжа прикрас, умолчаний, домыслов и, таким образом, уточнить истинный масштаб личности фельдмаршала.

Михаил Илларионович конечно же был замечательным полководцем — не менее талантливым, чем П.С. Салтыков, М.Ф. Каменский или М.Б. Барклай-де-Толли, хотя до П.А. Румянцева и тем более до А. В. Суворова ему далеко. До того как на последнем году жизни у Кутузова блистательно сложилась кампания 1812 г., он (как, впрочем, и Каменский) проявлял себя полководчески успешно лишь в войнах с относительно слабой Турцией, причем и над турками столь славных побед, как румянцевские при Ларге и Кагуле или суворовские при Рымнике и под Измаилом, в активе у Кутузова не было.

Вместе с тем Кутузов проявил себя и как выдающийся дипломат: его несколько дипломатических миссий, и в особенности переговоры с турками в 1812 году, приведшие к заключению Бухарестского мира, — блестящий образец дипломатического искусства, и все мы вправе восхищаться им.

В самой личности Кутузова, при всех упреках ему морального свойства, было много симпатичных и ярких черт: высокий интеллект, европейское образование, знание шести иностранных языков, джентльменские манеры, живописная речь, обостренное чувство патриотизма. Многоопытный и всеведущий, мудрый и проницательный, светски воспитанный, Кутузов мог быть равно обаятельным в общении и с монархами, и с «нижними чинами». По отзыву А.И. Михайловского-Данилевского, он обладал «искусством всеми родами очарования владычествовать над сердцами» [2], хотя, как мы увидим, не все поддавались такому его искусству.

В исторических трудах последних десятилетий о Кутузове много умолчаний, относящихся к слабым сторонам его личности или допущенных им ошибках. Имели место и фальсификации с целью приукрасить те или иные моменты его биографии.

Например, Кутузов как военный мыслитель не создал ничего равного «Обряду службы» или «Мысли» П.А. Румянцева и «Науке побеждать» или «Полковому учреждению» А.В. Суворова. Единственный военно-теоретический труд Кутузова «Примечания о пехотной службе вообще и о егерской особенно» (1786) [3] информативен тактически, но для теории малозначим, уступая в этом не только трудам Суворова и Румянцева, но и таким документам М.Б. Барклая-де-Толли, как «Воинский устав о пехотной службе» и «Наставление господам пехотным офицерам в день сражения» [4]. Характерно, что в 45-страничной (на редкость бессодержательной и трескучей) главе под названием «Военный теоретик» книги П.А. Жилина «Фельдмаршал М.И. Кутузов» «Примечания…» даже не упомянуты. Жилин отметил здесь только, что «Кутузов имел возможность глубоко изучить петровский „Устав воинский“, румянцевский „Обряд службы“ и суворовскую „Науку побеждать“» [5]. В военно-теоретическом наследии Кутузова историк не нашел ничего более ценного, чем его «положение о том, что „резервы должны быть сберегаемы сколь можно долее, ибо тот генерал, который сохранит еще резерв, не побежден“. Наполеон придерживался иного мнения». Здесь Жилин «забыл» или просто «не подумал» о том, что при Бородине именно Наполеон сберег мощный резерв (и Старую, и Молодую гвардию), тогда как Кутузов все свои резервы израсходовал, по его собственному признанию, «до последнего».

В некоторых значимых отношениях Кутузов как военачальник явно проигрывал в сравнении и с предшественниками, и с современниками. Так, в противоположность суворовскому правилу «Каждый воин должен понимать свой маневр» [6], Кутузов приучал подчиненных к слепому повиновению. «Не тот истинно храбр, — говорил он, — кто по произволу своему мечется в опасность, а тот, кто повинуется» [7]. Неудивительно, что, в отличие от М.Б. Барклая-де-Толли, который настойчиво предлагал Александру I умерить разгул жесткой дисциплины, пока патриотизм русских солдат «не угас в результате плохого обращения и палочных ударов» [8], Кутузов никогда не позволял себе ничего подобного. Трудно даже представить, как Михаил Илларионович осмелился бы на такие демарши перед самодержцем.

Истинный масштаб личности Кутузова меньше той видимости, которую он обретает (благодаря совокупным усилиям наших, в основном советских, историков и литераторов) как главнокомандующий всеми русскими армиями в триумфальные для России дни 1812 г. Вопреки русской поговорке «Не место красит человека, а человек — место», здесь перед нами скорее классический пример того, как и место в определенной мере красило человека.