Мате, разумеется, страшно разгневался: то есть как это чушь! Да он, если угодно, сам намерен взять автограф у Хайяма, так ему ли не знать…

Тут уж рассвирепел Фило: ах, так! Ему собираются перебежать дорогу! Так пусть же запомнит его соперник, что Омар Хайям — поэт, а раз поэт, то уж наверняка не математик…

Мате смерил его уничтожающим взглядом. Очень хорошо! Прелестно! Сейчас он ему докажет!

Он кинулся к своему рюкзаку, влез в него чуть не с головой, и оттуда вперемешку с дорожными принадлежностями фонтаном полетели циркули, угольники, линейки, потрепанное «Руководство по уходу за домашними собаками», три тома математической энциклопедии Клейна, задачник по геометрии Рыбкина, несколько испещренных формулами блокнотов и многое другое, чего Фило рассмотреть не удалось.

Когда рюкзакоизвержение кончилось, в руках у Мате оказалась книга в темно-зеленом коленкоровом переплете с золотым тиснением на корешке.

— Вот, — сказал он, трясясь от ярости, — вот вам сорок второй том энциклопедии Брокгауза и Эфрона. Смотрите, — он судорожно перелистал страницы, — здесь черным по белому сказано: Омар Алькайями — математик. Ну, что скажете?

— Ничего не скажу! — огрызнулся Фило и в мгновение ока очутился у своего рюкзака, после чего содержимое оного брызнуло наружу с такой силой, точно посреди пустыни внезапно забил мощный исландский гейзер.

Когда гейзер иссяк, в руках у Фило оказалась точно такая же книга, как у Мате. Он перелистал ее с быстротой фокусника, манипулирующего картами (фрррр!), и сразу нашел нужное место.

— Вот вам семьдесят третий том той же энциклопедии. — Он потряс раскрытой книгой под самым носом у Мате. — Здесь тоже черным по белому написано, что Хайям Омар — поэт. Так кто из нас прав, вы или я?

Мате заглянул в книгу, почесал подбородок…

— Ни вы, ни я, — сказал он неожиданно спокойно. — Права энциклопедия Брокгауза и Эфрона: в одиннадцатом столетии на Востоке было два Хайяма — поэт и математик. И, так как жили они в одно время и в одних и тех же местах, ничто не мешает нам разыскивать их вместе.

Раздражение Фило мгновенно сменилось бурным восторгом.

— Мате, вы гений! — кричал он, обхватив своего спутника где-то на уровне селезенки. — Какое счастье, что мы все-таки встретились!

— Да, — сказал Мате, — вот уж поистине встреча с далеко идущими последствиями!

Фило скорчил лукавую мину.

— Намекаете на дальность наших будущих маршрутов?

— Намекаю на то, что нам пора в путь.

— Вот что значит трезвый математический ум! — назидательно сказал Фило и потянулся за своим рюкзаком.

Мате последовал его примеру.

— Итак, — скомандовал он, — полный вперед! Курс — одиннадцатый век. Средний Восток и Средняя Азия.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Два Хайяма

НЕБОЛЬШОЙ ХАДЖ [2] В ИСТОРИЮ

— Все на свете из чего-нибудь да сделано. Карандаш, например, — это немного дерева и чуть-чуть графита. Или ореховый торт. Это чуть-чуть толченых сухарей, много толченых орехов и очень много крема. Но если вам вздумается объяснить, что такое восточный базар, забудьте такие слова, как «чуть-чуть» или «много». Они вам не понадобятся! Потому что восточный базар — это море. Море людей и море вещей. Море живности и море съестного. Море красок, море запахов, море звуков…

Так разглагольствовал Фило, пробираясь вслед за Мате сквозь пеструю галдящую толпу обширного городского торжища.

Мате поморщился. Уж эти филологи! Их хлебом не корми — дай поговорить красиво.

— Про хлеб — это вы правильно! — благодушно согласился Фило, пожирая глазами лотки, заваленные аппетитной снедью. — Кормиться хлебом, когда кругом такая пропасть вкусных вещей?! Смешно, смешно и в третий раз смешно.

— Кому смешно, а кому грустно, — сварливо заметил Мате. — Одиннадцатый век на исходе: тысяча девяносто второй год! А мы только и делаем, что таскаемся по базарам. У меня от этих базаров так мелькает в глазах, что я не в состоянии отличить один город от другого. Где мы, например, сейчас?

— В Исфахане, разумеется.

Мате недоверчиво огляделся.

— А не в Самарканде?

Фило посмотрел на него укоризненно: можно ли быть таким беспамятным? В Самарканде они уже были! И в Бухаре были, и в Нишапуре, и в Мерве…

— Да, — усмехнулся Мате, — городов здесь хватает. Вот Хайямов что-то не видно.

— За двумя Хайямами погонишься — ни одного не поймаешь! — сострил Фило.

— В особенности если искать их на базаре.

— Э, не скажите! Восточный базар — это вам не Палашевский рынок в Москве! Думаете, сюда идут только затем, чтобы продать или купить? Ничуть не бывало. Восточный базар — это, если хотите знать, целый комбинат бытового, да и не только бытового, обслуживания. Тут вам и поликлиника, и аптека, и банк, и цирк, и художественный салон, и лавка поэтов, и дом ученых, и клуб деловых встреч… Здесь вам вправят вывихнутый сустав, отворят кровь, вырвут зуб, снабдят целебными травами. Здесь вас побреют, здесь вам удалят мозоль. Здесь вы услышите неторопливую беседу бородатых мудрецов, посмеетесь метким шуткам местного острослова. Здесь вы можете отдохнуть, сыграть партию в шахматы или в нарды. Здесь вас ублажат музыкой и усладят стихами. Здесь вы увидите факира, глотающего огонь и отточенные клинки. Здесь перед вами выступят акробаты, складывающиеся наподобие перочинного ножа…

Фило перевел дух и продолжал:

— Но это не все. Средневековый восточный базар заменяет населению и радио, и телевидение, и правительственную газету. Здесь оглашаются указы, обсуждаются все городские новости, все дворцовые происшествия. На базаре, наконец, встречаются торговые люди чуть не со всех концов света!

— Так уж и со всех! — засомневался Мате.

— Конечно. Не забывайте, что конец одиннадцатого века — время наивысшего расцвета сельджукской империи…

— Постойте, — перебил Мате, — сельджуки, если не ошибаюсь, — это тюрки…

— Вот-вот. Одно из тюркских племен, которое постепенно вытеснило с территории Ирана господствовавших здесь арабов. Владычество сельджуков распространяется на огромное пространство: от Китая до Средиземного моря, от Кавказа до Йемена. Можете себе представить, какая оживленная здесь идет торговля! В ней участвует целая торговая армия. И все ее разноплеменное, разноязыкое воинство встречается прежде всего где? На базарах. В этом смысле восточный базар, пожалуй, напоминает хаджж…

Мате потер лоб. Хаджж… Насколько он помнит, это паломничество…

— Паломничество в Мекку, — быстро подсказал Фило. — В Мекке родился пророк Мухаммед, [3] и, по обычаю, каждый состоятельный мусульманин обязан хоть раз в жизни совершить хаджж.

Мате недоуменно поднял брови.

— Но при чем тут все-таки базар? Что у него общего с ходжением… то есть с хождением по святым местам?

— Только то, что на пути в Мекку, так же как на базарах, собирались мусульмане, рассеянные по всему миру. Здесь происходили дорожные встречи, завязывались знакомства, возникали новые торговые связи. Тут обменивались самыми разнообразными сведениями, в том числе научными, узнавали о новых книгах… Кроме того, для паломников, совершающих хаджж, составлялось что-то вроде путевых справочников. Конечно, поначалу они были очень несовершенны, но, кроме чисто служебных сведений, в них содержались описания встречающихся на пути местностей и народов. Описания эти становились все подробнее, постепенно приобретая самостоятельное значение, и в конце концов привели к возникновению нового литературного жанра. Благодаря им появилась на свет обширная географическая литература…

— Диалектика! — вздохнул Мате. — Хаджж, как обычай религиозный, — явление бесспорно отрицательное. А вот поди ж ты…

— Да, — засмеялся Фило, — как говаривал Козьма Прутков, [4] и терпентин на что-нибудь полезен…