Отчаявшись, Пинчук попросил Сеньку. Тот всегда был готов удружить

голове колхоза. Взял из рук Пинчука иголку и нитку, быстро продел ее в ушко.

Не удержался, чтобы не сказать:

-- А еще хвалишься: старый конь борозды не испортит. В иголочное ушко

не попадешь -- куда уж тебе...

Пинчуку, как самому рачительному человеку, Шахаев поручил ведать

хозяйством группы. И он отменно справлялся с этими обязанностями. Наибольшее

предпочтение, с общего согласия, он отдавал табаку. Пинчук утверждал, что

без хлеба и воды на войне прожить еще можно, а без табака -- никак. И он

аккуратно завернул пачки с махоркой в целлофан, уложил их в мешок. По десять

пачек на брата. Пять пачек -- НЗ.*

Когда солдаты достаточно перезнакомились, Шахаев дал первое задание

Уварову -- выйти вместе с Ерофеенко в боевое охранение и наблюдать за

передним краем противника.

* Неприкосновенный запас.

...На другой день вечером в боевое охранение пришли лейтенант Марченко,

командир разведроты и сержант Шахаев. Взяв у Якова и Акима сведения о

противнике, они отослали их в штаб, а сами остались для ночного наблюдения.

В эту ночь саперы должны были сделать для разведчиков проход во вражеском

минном поле, по ту сторону Донца.

У самого Шебекинского урочища Аким и Яков повстречались с саперами,

уходившими на это задание. Среди них был и Вася Пчелинцев -- старый дружок

Уварова. Солдаты обнялись, о чем-то сбивчиво поговорили и разошлись молча в

разные стороны.

Ни тот, ни другой не знал, что это была их последняя встреча.

3

Накануне ухода разведчиков в тыл противника в генеральском блиндаже

более часа шло совещание. К командиру дивизии были вызваны начальник

разведки майор Васильев, лейтенант Марченко, сержант Шахаев и командир полка

подполковник Баталин. Здесь же находился и начальник политотдела полковник

Демин.

Генерал-майор Сизов, высокий, сухощавый, уже пожилой человек, с

быстрыми выпуклыми глазами, внимательно выслушивал каждого. Он никого не

перебивал -- вот так же выслушивал он Акима там, в боевом охранении; по

выражению лица комдива трудно было определить, доволен ли он тем, что уже

сделано для выполнения предстоящей операции. Лишь в начале совещания генерал

предупредил, строго взглянув на присутствующих: -- Задание надо выполнять.

Понимаете? -- и, сделав паузу, кинул и сторону Васильева: -- Докладывайте.

Последним говорил подполковник Баталин. Он получил приказ провести бой

силами батальона левее того пункта, где разведчики должны были перейти линию

фронта.

-- Усильте батальон полковой артиллерией и минометами. Обратите особое

внимание на организацию боя,-- предупредил комдив и перевел взгляд на

разведчиков.-- Вы подробно докладывали о многих деталях -- маленьких и

больших. Но почему-то забыли сказать о главном -- о людях, о солдатах, как

они подготовлены к операции.-- Сухое лицо комдива стало еще строже; из-под

седеющих, сдвинутых бровей поблескивали быстрые черные глаза -- теперь уж он

совсем напоминал учителя, делавшего замечания своим ученикам.-- В конце

концов, солдаты... они будут решать дело. Марченко! -- обратился Сизов к

молодому офицеру, во всей фигуре которого чувствовалась стремительная

готовность.-- Забаров идет в рейд?

Новые ремни на лейтенанте беспокойно скрипнули.

-- Забаров... ранен, товарищ генерал.

Комдив, будто обожженный, быстро отошел от стола, метнул взгляд в

сторону молодого офицера, но ничего не сказал. Некоторое время в блиндаже

было тихо. Сизов ходил хмурый и, казалось, злой. Но вот он остановился,

приблизился затем почти вплотную к Марченко и спросил глухо:

-- Тяжело ранен?

-- В плечо, задета кость, товарищ генерал.

-- Когда?

-- Ночью на Донце. Вместе с саперами переправлялся.

-- Так...-- задумчиво сказал комдив. Почти сросшиеся брови генерала

теперь совсем сошлись в одну линию.

"Сколько людей погибло на глазах этого сурового человека, сколько видел

он раненых,-- подумал Шахаев,-- неужели всякий раз он так тяжело переживал

эти потери? A может быть, Забаров ему особенно дорог?.."

После совещания генерал Сизов беседовал с полковником Деминым.

-- Жаль... Каких людей теряем! -- комдив поморщился. Лицо его вдруг

стало опять сумрачным и усталым.-- Вы знаете, Федор Николаевич, как нужен

был Забаров для этого дела. Именно Забаров!..

-- Знаю,-- тихо сказал Демин.

-- Вы бы, Федор Николаевич, навестили его, посмотрели, как его лечат.

-- Я уже был у Забарова,-- все так же тихо и спокойно ответил Демин.

-- Благодарю вас, Федор Николаевич,-- взгляд Сизова вдруг потеплел. Так

бывало всегда, когда он начинал говорить с Деминым.-- Забаровы нам очень

нужны! -- Генерал немного помолчал. Потом сказал задумчиво и тихо: -- Быстро

растут солдаты. Этим, пожалуй, не потребуется тридцати лет, чтобы стать

генералами. Как вы думаете?

-- Думаю, что не потребуется,-- Демин улыбнулся. Он хотел еще что-то

сказать, но зазвонил телефон. Генерал поднял трубку.

-- Когда заметили?.. Двадцать минут назад?.. А почему так долго не

докладывали? Ах, так! Продолжайте наблюдение и обо всем замеченном сообщайте

мне немедленно. Говорите, скрылись за Лысой горой? Это что за белым

камнем?.. Хорошо, наблюдайте!..

Сизов положил трубку и, обращаясь к Демину, предложил:

-- Поедем к Баталину. Там из боевого охранения очень важные сведения

сообщают. Кажется, новые части у немцев появились. Надо это уточнить на

месте.

Когда Сизов и Демин уже направились было к выходу, на столе вновь

зазвонил телефон. Генерал вернулся.

До Демина долетели слова комдива:

-- Да, сейчас буду!

4

Вечером разведчики выстроились у своего блиндажа. Ждали Пинчука. Он

почему-то задерживался.

-- Небось кресало свое потерял,-- высказал предположение Семен.

Красный и вспотевший, Пинчук выполз из блиндажа. Встал в строй. Начал

оправдываться:

-- Мабуть, цилу годыну шукав...

-- Что шукав-то?

-- Та кресало ж!

-- Хо-хо-хо!

-- Ха-ха --ха!

Марченко, пeрeждав первый приступ солдатского хохота, сердито

остановил:

-- Ну, довольно. Сдать документы старшине!

Уваров ждал этой минуты с какой-то смутной тревогой. Ему впервые

приходилось расставаться со своим комсомольским билетом, и это было очень

тяжело. Без него он вдруг почувствовал себя каким-то опустошенным, невольно

хватался за карман и не находил там привычной маленькой книжечки.

Сдали свои партийные билеты Шахаев и Пинчук. Аким отдал дневник и

красноармейскую книжку: больше у него ничего не было. Сенька тоже передал

свой комсомольский билет. Теперь все были сосредоточенно-серьезны. Даже

Семен. Разумеется, настолько, насколько могла быть серьезной его курносая

физиономия.

Поправив за спинами мешки, взволнованные и молчаливые, разведчики

тронулись в путь.

Старшина долго смотрел им вслед. Взгляд его остановился на документах,

еще теплых от солдатских рук. Он бережно положил документы в полевую сумку и

еще раз посмотрел вслед уходящим разведчикам.

Темнело. На небе появились первые звезды. Стрельба на передовой, как

всегда к ночи, усиливалась. Где-то у генеральского блиндажа рассыпался

гортанной трелью неисправимый оптимист-скворец. А ведь пострадал и он,

насмешник горластый. Прилетел к пустому месту: ветлу, к вершине которой был