Глава пятая

Никола ходил на болото часто, а зачем - толком и не знал. Здесь он пробирался сквозь бурелом, ломая ветки и матерясь, ухал как выпь и смеялся блудным голосом.

Как-то по осени он забрёл в такую тьмутаракань, что глаза бегали как испуганные от новизны. Попадались чудаковатые птицы, один раз плелась вокруг дерева змея, блестя золотистой чешуёй. Болото воняло ужасно, будто отхожее место и тут вдруг мужик увидел самолёт с советскими звёздами, полуразрушенный годами. Никола подобрался поближе, на его плечо запрыгнула жаба с розовым брюхом и он её ненавистно скинул, вытерев руки об штанины.

Самолёт торчал хвостом, на котором было написано "Слава Сталину!" Через пройденные сто шагов Никола погладил хвост летательного средства и сплюнул через левое плечо. "Будет что мужикам рассказать" - подумал он, сладко зевнув. Он уже представлял удивлённые лица односельчан, для которых Никола был некоторым авторитетом.

Вспомнились слова деда Ефрема о кровопролитных боях, что происходили здесь в августе 1942 года. Немцы тогда драпали как побитые собаки, проклиная фюрера и иже с ним. Голод терзал брюха фашистов, советский солдат был храбр и отважен. Воздушные бои происходили так часто, что у лице зреющих мальчишек болели шеи и тряслись колени. Пару парашютов украсили небо.

Дед Ефрем тогда рассказывал мало в перерыве между стаканами самогона. По лицу его пробегала дрожь и он вспоминал свою бабку жену, убитую украинским полицаем ради золотых серёжек. На всю жизнь дед запомнил слова жены: Нет им прощения, фашистам безбожным! Они - наказание для беснующейся России. Дед похоронил бабку на кургане, присыпав могилку меленьким песочком.

И вот теперь Никола слышал голос деда и облик старца явственно виделся ему, ступающему по воде, поросшей травой. На головой летали голуби, солнце еле пробивалось сквозь лес.

В Старом Поле шла уборочная и сновавшие машины пылили как саранча. Никола шёл по дороге, выбивая шаг сапогами и курил "беломорину". Поднявшийся ветер дробил пепел и относил в глаза. Никола чему-то улыбался и мечтал хлебнуть чистой водицы. Мальчик из села на велосипеде вёз почту и упал в лужу, испачкав газеты и журналы. Мужик помог ему подняться и шепнул на ухо:- Ступай домой и расскажи, что дядя Николай Полуянов самолёт старый нашёл. Мальчишка отряхнул рыжий чуб и сказал: Неужели настоящий самолёт? Никола сверкнул зубами: Самый что ни есть настоящий. Советский. Посыльный помчался пуще ветра.

Придя в свой домик, мужик отряхнул сапоги, от которых исходил болотный запах и сел на завалинку. Небо от чего-то показалось плачущим, хотя во всю сверкало солнце. Пришедшие старопольцы наперебой расспрашивали о находке. - Дивное это зрелище - самолёт! Ах, видали бы старые люди, с кем они Бога путают. Мы, люди - и есть эти самые Боги - разошёлся Никола. Его папироска съехала на край рта, от чего было сходство со злющим пиратом.

- У меня - вы не знаете - отец воевал с "красными", погубив не одну душу почём зря. Я тогда совсем махонький был, по стол пешком ходил, а помню его последнюю исповедь. Он рыдал как баба, разглагольствуя,что лично задушил одного комиссара с чёртовыми усами, и выкатившиеся глаза того запечатлелись как "Отче наш..." И вот потому - продолжал даже Никола - хочу поднять тот самолёт, что обнаружился сегодня в болоте, захоронив лётчиков, как героев.

Женщины, обступившие Полуянова, поддакивали ему, мяли платки в руках, обещая помочь. А что отец его был "власовцем" - так то отец, а не сын. Иные даже обещались молчать по гроб, а тайну не выдать. Никола радостно всех обнял и пригласил в дом, обещая сытый ужин.

... Самолёт подняли спустя месяц. Никола собирал деньги на стелу, обходя каждый дом.

Глава шестая

Луна светила тусклой тоской. Никола Полуянов играл в карты с Бородой и проигрывал раз за разом, тогда как Аннушка лежала в маленькой комнатёнке, в углу у икон и молилась своим униатским святым. Её слабый голос был подобен ветру в пустыни, когда много песка перенесено и много воды взято. Болевшая тёрла онемевшие руки и всё время посматривала на ночной горшок: не потечёт ли?

Никола наливал горилки в стаканы и смачно желал при превший лук,от чего его дыхание было настолько смрадным, что Феликс всё время хмурился, его лицо выражало небывалое отвращение. Однако, проиграв три часа, они ушли в магазин, об открытии которого пропел петух.

Магазин был полон бабами, обсуждавшими болезнь Аннушки, которая, как-будто занемогла от тяжёлой руки муженька.

- Ты знаешь, Викуся, эти униаты - просто звери! Нет от них продуху православным. Наш батюшка, отец Вениамин, как-то сказал после службы: нет веры этим католикам, ибо они - враги наши лютые, давившие праведную веру почём зря.

Её собеседница поохала и поохала, и две болтушки вышли из торгового места, унося свежий хлеб и кефир, дабы потчевать своих внуков. Невдомёк им было, что греко-католики - их братья и сёстры, и у них есть детки и внучки, которым нужен мир и покой. Нерадив тот православный, который подстрекает народ к ненависти и злодеяниям. Таких много и они сильны как ни когда, и сама Аннушка Полуянова испытывала эту злобу на своём организме - её рвало, организм бунтовал и сопротивлялся неизвестно чему.

Но мужа её это не волновало - он пил за семерых, и это он умел