– Ты иди, познакомься там со всеми. Побегай, а я лучше посижу.
Зиночка, конечно, удивилась, но спорить и уговаривать не стала.
Оказалось, что лучше! Ой, как лучше, когда она вот так сидела за партой и не двигалась!
Все прояснилось окончательно и бесповоротно на большой перемене, когда Антонина Михайловна повела весь класс в столовую на полдник. Первой странностью, удивившей Зиночку, явилось их полное одиночество с Риточкой за длинным столом. Все дети и учителя, находившиеся в столовой, предпочли плотными рядками рассесться за другими столами.
«А может, они почему-то не хотят с Риточкой дружить?» – подумала добрая девочка Зиночка.
Ну и пусть! Они не хотят, а она будет! Она с ней уже дружит, она слово дала! Вот!
На этом рассуждения правильного, честного и доброго ребенка были прерваны вступившей в действие основной жизненной задачей Риточки Ковалевой – нести неприятности всем вовремя не увернувшимся!
– А ты где живешь? На какой улице? – спросила Риточка и потянулась за своим пирожком.
Заметьте, лежавшим на тарелочке, стоящей прямо напротив нее! Но, задавая вопрос, Риточка сделала уточняющий вопрос жест, задела рукой стакан с компотом, который Зиночка подносила ко рту, выплеснув ей в лицо розовую жидкость, подразумевавшую клюквенное содержание напитка.
– Ой! Извини! – расстроилась Риточка.
И предприняла попытку исправить произошедшее, а именно: достала салфетку из подставки, которая стояла на столе в комплекте с солонкой и перечницей. Надо сказать, салфетки в советское время, в местах общественного питания, включая и школьные столовые, резались малюсенькими треугольничками и имели наитончайшую структуру, что не позволяло им никоим образом исполнять свою основную гигиеническую задачу.
Первая же эфирно-салфеточная субстанция скаталась на Зиночкином мокром личике руликом и куда-то исчезла. Риточка повыдергивала еще несколько салфеточных огрызков, не прекращая попыток помочь.
– Да ничего, – успокаивала новую подругу Зиночка. – Я сама.
И по детской наивности, все помня про правила поведения и взрослых, и детей, мимолетно удивилась, почему ни учительница Антонина Михайловна, ни уборщица столовой – никто не проявил особого внимания к случившейся с ученицей неприятности и не поспешил на помощь. Ну да и ладно! Она обнаружила, что остальные скрутившиеся в рулики салфеточные треугольники закатились за ворот формы и теперь неприятно липли к груди под одеждой.
Доставать их на глазах у всех, внимательно наблюдавших суету за их столом, было неудобно и неправильно, и Зиночка решила, что сходит в туалет и там все достанет потом!
Знало бы бедное дитя, что случится потом!
– Ну, вроде все! – осмотрев дела рук своих, порадовалась Ритуля.
Закрепив слова утвердительным жестом ладошками, на излете которого одна из ладошек вновь зацепила Зиночкин стакан с компотом, поспешивший упасть, пролив содержимое прямехонько за отворот форменного фартучка Зинаиды. И клюквенная красота просочилась через одежду, как через промокашку, аж до самых трусишек, под наступившее со звоном упавшего стакана полное молчание в помещении столовой.
– Ой! – еще раз расстроилась Риточка, приступив к новой спасательной операции. – Снимай фартук скорее! Пока не промок!
И поспешила помочь, расстегнуть пуговицу на пояске фартучка. Пуговка никак не поддавалась, Риточка дернула, пуговка улетела куда-то под стол, а лямка фартучка с треском оторвалась.
– Девочки, я думаю, вам надо идти домой и исправить нанесенный ущерб, – спокойно предложила Антонина Михайловна, подойдя к ним именно в этот момент, но держась на безопасном, метра полтора, расстоянии от их стола.
– Да, да! – почему-то сильно обрадовалась Риточка. – Мы сейчас пойдем домой и все исправим!
Идти домой Зиночка не могла: во-первых, она еще не знала дороги, а во-вторых, ее должна забирать из школы бабушка, и ей строго-настрого запрещено покидать школу одной, и уж тем более с посторонними. А Зиночка девочка была послушная и правильная!
– Да ты не бойся! – улыбалась Риточка, прочтя, как с листа, все сомнения подружки на ее лице. – Мы пойдем ко мне домой, и бабушка все исправит! Мы тут совсем рядом, сразу за школой живем, через один дом! И дорогу никакую переходить не надо! И Антонина Михайловна разрешает!
Зиночка с сомнением посмотрела на учительницу: как это она разрешает такое безобразие?
– Да, да, Зиночка, я разрешаю ходить детям к Риточке домой. Я из окна прослежу, как вы дойдете, из окна виден весь путь и Риточкин подъезд, – устало и как-то печально заверила учительница.
Но на этом происшествия не закончились!!!
Когда они одевались в гардеробе, Риточка, переобувая сменку, покачнулась и ухватилась для равновесия за что попало. Попала под ее руку Зиночкина косичка, Риточка пребольно дернула, выдрав из косицы бант и несколько волосинок.
Ойкнув традиционно, посекундно извиняясь, тарахтя без остановки, обещая все-все исправить, Риточка, изо всех сил стараясь загладить уже нанесенный ущерб, почему-то взялась застегивать курточку новой подружке, так резко дернув «молнию» вверх, что, закрываясь, «молния» защепила кожу под подбородком не успевшей вскинуть голову Зинаиды.
«Молнию» расцепили, подбородок высвободили, Ритуля чуть не плакала, Зина стоически молчала.
По дороге Риточка рассыпалась в извинениях и, не глядя, куда идет, все забегала вперед, заглядывая Зиночке в лицо. Так и скакнула козой, не заметив, в лужу, и грязная весенняя жижа с удовольствием обдала новые беленькие Зиночкины колготки…
…К тому моменту, когда они, наконец, оказались перед дверью квартиры, в которой с родными проживала Риточка, Зинаида являла собой миру наглядный экспонат побывавшего в катастрофе ребенка – мокрая до трусиков, подранный фартук свисает на один бок, бант на одной косице развязан и держится на честном слове, а на другой, распустившейся, вовсе отсутствует, под подбородком наливается синевой рана, белые колготки и сапожки изгвазданы, а карман курточки, за который ухватилась Риточка, споткнувшись у самого подъезда, вырван с мясом.
Маргарита Ковалева сияла чистотой нетронутого одеяния, накрахмаленными, без единой лишней складочки бантами, начищенными до блеска сапожками и ослепительной улыбкой!
Ей не перепало ни единой компотной капли, и лужной капли тоже, ее никто не дергал, не застегивал, не вытирал салфетками, не теребил и за косы да карманы не хватал! Как отправили ребенка поутру в школу, таким же чистым и аккуратно-опрятным он и вернулся домой!
Дверь распахнулась, и оставшиеся потуги мыслительного процесса девочки Зинаиды Ковальчук, каким-то чудом не угробленные еще шоком «общения» с новой подругой, были окончательно и победно подавлены явленным зрелищем – большой, монументальной, как «Родина-мать», женщиной! Большой, в смысле высокой, широкой, особенно по меркам малюсенькой Зинаиды. Верхняя и нижняя части ее тела потрясали необъятной широкомасштабностью, а между ними имелась талия, тоже необъятная, но не потерявшаяся в объемах.
Зинуля впала в благоговейный ступор, раскрыв рот и во все глазенки уставившись на видение. Пожалуй, если бы она узрела ежика, делающего сальто, ее это зрелище привело в го-о-ораздо меньшую – да на фоне сегодняшних событий в никакую, нулевую – стадию обалдения!
– Лева! – спокойно и громко прокричала женщина, обозревая Зиночку с ног до головы. – Риточка привела потерпевшую! Проходите, девочки!
Так и не захлопнувшую рот, рассматривающую «Родину-мать» Зинулю втащили в прихожую, в которой тем временем образовался не менее колоритный персонаж – высокий, худой мужчина с седыми длинными кучеряшками, растущими от круглой, правильной формы лысинки на голове.
– Що у нас тут, Симочка? – весело поинтересовался мужчина.
Зиночка, повернув голову с незакрытым ртом, посмотрела на него, грешным делом мимолетно подумав, что ее сейчас начнут готовить и есть, как в самых страшных сказках!
– Лева! – попеняла женщина. – Ты таки напугал ребенка!