Просыпаюсь я за два часа до учебы, то бишь в 6:00. Одевшись, выбегаю из дому и, засунув наушники в уши, отправляюсь на пробежку. Мышцы привычно ноют, разогреваются. Дыхание ровное, движения отточенные. Утренний бег — мой маленький каждодневный ритуал.

Вернувшись, иду в душ, прошу сделать мне омлет и свежевыжатый апельсиновый сок и падаю в кровать еще на полчасика. С трудом сползаю с нее после, ем, пытаясь разлепить окончательно глаза. Одеваюсь, обуваюсь, подмигиваю себе красавцу в зеркале и выхожу к машине, которая вместе с водителем поджидает. Мою малышку сделают только к концу недели… Печаль.

Накрутив на палец ручки пакета с конспектами, иду к универу, где меня поджидают ребята. Парочка из них стали мне друзьями, остальные же подхалимы и подлизы, которые выполнят мое любое поручение, однако ж душу им изливать опасно. Я давно прослыл душой компании, ловеласом и пожирателем невинных сердец. В том, что я по обе стороны баррикад, знают не все. Обычно как геев, так и би не особо жалуют, меня же это обошло стороной, так как я не отсвечиваю. Даже в компании лишь очень узкий круг осведомлен, но молчат, не лезут, а я и рад.

Был у меня печальный опыт интрижки с программистом, после пришлось уволить, а ведь хороший пацан был, но не захотел разграничивать личную жизнь и работу. Начал козни строить, на подлость пошел, подставил, хотя, быть может, это совпадение, что он был знаком с тем, кто пытался подстрелить меня. Да-да, не избить, не ограбить, а именно позорно подстрелить. Только вот пуля косо прошла, ранив плечо и выйдя с другой стороны, насквозь пролетела. Меня подшили, покапали, перевязали и домой отпустили. Минимальный урон физически, максимальный морально. Одно радует — ублюдка стрелявшего за решетку усадили. А я долго отходил от сего покушения, порой просыпаясь в холодном поту посреди ночи, но сейчас не об этом.

Подойдя к пацанам, коротко здороваюсь и, фирменно улыбнувшись компании девчонок у входа, двигаюсь в здание. Первая пара тупая и ненужная, лично по моему скромному мнению, но пропуски лишние мне не особо нужны, откупиться-то можно, но нафига? Сев за свою последнюю парту в среднем ряду, веду пустые бессмысленные беседы с одногруппниками и жду начала пары. Со звонком заходит в кабинет не только преподаватель, а еще и вчерашний небрежный парень…

Сразу я его не узнал, ведь сегодня он одет по-другому, и у него пирсинг, который я вчера не заметил — или плохо смотрел, или его не было. Если вчера он был как мешок дерьма одет и помят, будто его бульдозер переехал, то сегодня он весь в черном. Одежда довольно обычная, на первый взгляд человека, который не особо разбирается, но я узнаю лейблы. Стоимость его джинсов под косарь долларов, значит, мальчик не бедный, мягко говоря, а кеды, шнурки которых небрежно торчат в стороны, тоже немалой стоимости. Пряжка же его ремня, что случайно попадает в поле моего зрения, кажется, одна из последних моделей этой коллекции, он, если я не ошибаюсь, еще дороже, чем его джинсики. Ахуеть… а я думал, это непонятный обдолбыш, типичный отброс.

— Филатенков, так? — спрашивает завотделения, мило хлопая ресничками. Впервые ее такой вижу, но это и не важно.

— Ага… — лениво, небрежно, хамовато ей в ответ. А та и ухом не повела, н-да…

— Присаживайся, Герман, на свободное место, после пары я могу дать тебе распечатки тем, что мы проходили в семестре, ведь скоро зачет.

Тот молча скользит к последней парте соседнего ряда. Садится, засовывает наушники в уши, разваливается, полусвисая со стула и, прикрыв глаза, похоже, собирается досыпать…

А я же, воспользовавшись моментом, начинаю свой «осмотр». Стрижка у него странная, его словно обкорнали тупыми ножницами, только вот, если все это дело уложить, то можно смело сказать, что стриг его хороший дорогой стилист. Сережка в губе с блестящим камешком темного цвета. В носу такое же кольцо, ушей не видно за его безобразием на голове, зато отчетливо видны пара родинок на шее. Кстати, о его шее… Я как истинный фетишист обожаю эту часть мужского тела, правда, мне еще дико нравятся ключицы и красивые плечи с лопатками, но шея… мое любимое лакомство. У девушек я люблю пупок, люблю плоские подтянутые животики, м-м-м.

На шее у него есть крупное родимое пятно, точнее, крупное по сравнению с едва заметными пятнышками, что рассыпаны по другой стороне. Это выглядит довольно интересно и сексуально, необычно. То, что он не натуральный брюнет, видно сразу, он, скорее всего, шатен, ведь брови довольно заметно светлее иссиня-черных волос. Лицо овальное, чуть продолговатое. Пропорциональное. Красивая глубокая ямочка над верхней губой, сами губы чуть припухлые, искусанные, сухие. Нос средний, прямой, чуть широковат кончик, но это его не портит. Вообще парень довольно симпатичный и явно не в лучшем состоянии, выглядит опухшим. Веки чуть заплывшие, и это либо от того, что он не выспался, либо же он бухал, не просыхая, сутки как минимум.

Разглядываю я его долго, непрерывно, заинтересованно, а он либо не чувствует моего взгляда, либо попросту игнорирует. В середине пары он под музыку начинает чуть постукивать пальцами по парте. Самое забавное, что он так умело отбивает бит, что я узнаю песню. Это вне сомнений трек той самой группы, концерт которой я смотрел вчера. Подпевая одними губами, он чуть мотает головой и слегка улыбается, словно представляет, как он на сцене исполняет сие творение. Придурок…

Зато Алла Михайловна не оценила его способности, подошла и, встав напротив, сложила руки на груди, ожидая, пока он обратит на нее внимание. А тому плевать… Он и дальше подпевает, постукивая пальцами и чуть двигая ногой. Она стоит так минут пять, к этому времени песня в его наушниках заканчивается, и начинается, судя по всему, другая, ибо он стал выбивать совершенно иной бит пальцами. Ребята в группе уже не просто наблюдают, а сдавленно посмеиваются, всем ведь интересно, кто из них первый не выдержит. Учитель или ученик? Причем этому Герману до сих пор ну никак не мешает, что на него смотрит более тридцати пар глаз.

По итогу сдают нервы у препода, и та грубо выдергивает наушник из его уха. Реакция следует мгновенная. Судя по всему, он дико ненавидит, когда так делают, ибо взгляд его почти черных глаз обжигает даже меня, хотя подарен не мне. Училка, стушевавшись, сглатывает. После, мотнув головой, недовольно начинает свою тираду.

— Вы что себе позволяете? Мало того что вы не слушаете материал, который обязаны вносить в конспект, да бог с ним, переписать можно или распечатку попросить, так вы самым наглым образом развлекаетесь, мешая остальным получать знания!

Нет, я, конечно, видел похуизм в чистом виде на лице, но не такой. Тут абсолютная наглость в придачу к полной незаинтересованности и безразличию к происходящему. Он и не переставал выбивать бит пальцами, так же как и подпевать, только вот при этом он смотрит прямо в глаза нашей зав. Она пытается ему втирать, что так нельзя. И вообще, после того, как он перевелся с заочного отделения, ему бы надо вникать и относится серьезно к учебе. И надо быть уважительнее к старшим, и вообще слушать музыку на уроке запрещено, а уж тем более издавать посторонние звуки. И одет он не так, как подобает, хотя у нас дресс-кода не было отродясь, правда, все ходили от полуспортивного стиля до полуклассики, рокеров, так сказать, у нас почти не было. И пирсинг тоже неуместен в учебном заведении, и одет он, словно у него траур, и так далее. Она прошлась по нему буквально катком, а тому плевать. Сидит себе, поет, глаз с нее не сводит, к концу, видно, его все начинает откровенно забавлять, и он расплывается в едкой ухмылке.

Ребята в группе сразу шушукались, после посмеивались, а теперь сидят удивленные и просто наблюдают. Состояние, так сказать, полушока от его поведения. А наша училка, та, которая обычно за малейшее шлет к декану, а еще хуже — ставит неудовлетворительные баллы, стоит и как девочка распинается. Ей, конечно, не так уж много лет, она от силы старше меня года на четыре и явно тут по блату, но все же было несколько непривычно и даже дико, что она вот так перед ним почти стелется.