Мой Образ Источника оберегал нас от неминуемой гибели в этих катаклизмах. Он помог нам преодолеть барьер в целости и сохранности. Мгновение спустя мы уже мчались по Тоннелю вдоль миров, похожих на миры Теллуса.

Мои спутники молчали, потрясённые всем увиденным и пережитым. Я специально уменьшил скорость, чтобы дать им время опомниться.

– Брат, – наконец выдавил из себя Брендон; голос его звучал непривычно сипло. – Ты могуч! Без тебя мы бы все погибли в этом аду.

– Я ожидала подобного, – сказала Бренда; она выглядела гораздо спокойнее брата. – Ведь я была знакома с твоими выкладками, однако… Если бог есть, то будь он проклят за то, что сотворил такое пекло.

– Бедная мама, – тихо произнесла Пенелопа.

Я вспомнил Диану, и мне стало невыносимо горько. Диана, моя любимая, моя тайная жена… Я был взвинчен, мои нервы были на пределе, и чтобы не расплакаться, я заставил себя думать о Дейрдре. Скоро, очень скоро я увижу её…

Мои мысли повлияли на мои действия, и, повинуясь безотчётному желанию прикоснуться к прошлому, я открыл выход из Тоннеля на той самой поляне у озера, где некогда повстречал Дейрдру в костюме Евы и где родилась моя новая любовь.

Солнце уже клонилось к закату. День был по-осеннему прохладный, но безветренный. Я смотрел на жухлую траву под моими ногами и думал о том, что если растения имеют память, то трава эта должна помнить наши с Дейрдрой объятия и ласки. В тот тёплый весенний день мы пробыли здесь до самого вечера, любились всласть, купались, дурачились, затем снова занимались любовью, а когда приехали в мой замок, то, наскоро отужинав, завалились в постель и сразу же заснули в объятиях друг друга. И только утром следующего дня…

К действительности меня вернула Бренда. Она поставила свои чемоданы на землю, подошла ко мне и взяла меня за руку.

– И что дальше, Артур?

– Всё зависит от вас, – ответил я. – Если вы устали, мы можем сделать здесь привал, перекусим, а затем я раздобуду лошадей, и мы отправимся в Каэр-Сейлген.

– А если мы не очень устали?

– Тогда я сейчас же раздобуду лошадей, и мы отправимся в Каэр-Сейлген.

– Это далеко? – спросил Брендон.

– Два часа езды.

– Ага! – произнесла Бренда, и в глазах её заплясали лукавые искорки. – Так это то озеро…

Мой взгляд заставил её прикусить язык. Третьего дня я не в меру разоткровенничался с сестрой и рассказал ей романтическую историю своего знакомства с Дейрдрой – и вот она чуть не проболталась об этом в присутствии моей дочери. Пенелопа уже знала о Дейрдре, но вряд ли ей было бы приятно услышать, что сейчас она находится там, где её отец влюбился в другую женщину.

– Так это, – после короткой паузы поспешила исправиться Бренда, – твоё любимое озеро, о котором ты мне говорил?

– Да, – с облегчением ответил я. – Прелестное местечко, не так ли? А весной здесь вообще восхитительно.

– В самом деле, – сказала Пенелопа, обводя взглядом окрестности. – Здесь очень красиво. Жаль, что я принципиально не пишу пейзажи.

– Так измени своим принципам, – посоветовал ей Брендон. – Твоя принципиальность в таких вопросах сродни закомплексованности… Между прочим, Артур, – обратился он ко мне. – Ты был прав. Формирующие здесь действительно «кусаются».

– А я уже установила контакт, – похвасталась Бренда. – Через Самоцвет. Оказывается, это раз плюнуть.

Пока Брендон и Пенелопа, сосредоточившись, проделывали «это раз плюнуть», я изложил им свои соображения:

– Мы не можем вот так сразу переместиться в мой замок. В этом мире пока что неизвестно явление тоннельного перехода, и если мы появимся в Каэр-Сейлгене из ниоткуда, нас, чего доброго, примут за исчадий ада.

– Это уж точно, – согласилась Бренда. – На Земле Хиросимы кое-кто подозревал, что я обитаю в канализационной системе, вследствие моей дурной привычки входить и выходить из Тоннеля в туалетных кабинах.

Я вежливо рассмеялся.

– А однажды, – продолжала сестра, – даже случился скандал. За мной попытался приударить один тип, такой прилипчивый, что не отдерёшь. В один прекрасный день, вернее, вечер, мне пришлось улизнуть от него через дамскую комнату в баре. И представь себе – он простоял под дверью битый час, а затем, встревоженный, вызвал полицию. Когда меня нигде не нашли, его, разумеется, подняли на смех, а он решил, что я самая что ни на есть настоящая ведьма и стал относиться ко мне с опаской. О дальнейших ухаживаниях уже и речи быть не могло.

– Вот так Бренда отшивает своих поклонников, – с усмешкой заметил Брендон. Его самоуверенный вид свидетельствовал о том, что он успешно справился с Формирующими. – Но если говорить обо мне, то я для этой цели чаще использую кабины лифтов и телефонные будки.

– К сожалению, – сказал я, – здесь нет ни дамских комнат, ни лифтов, ни телефонов. Пока что нет. Поэтому нам придётся сесть на старых добрых лошадок и въехать в мой замок подобающим образом. Правда, само моё появление вместе с вами в этих краях вызовет множество толков, но я здесь хозяин, и никто не вправе требовать от меня объяснений. Что же касается ваших вещей, то я могу телепортировать их хоть сейчас.

– А как насчёт лошадей? – отозвалась Пенелопа. – Ты позаимствуешь их в своём замке, или наши первые шаги в этом мире ознаменуются конокрадством?

– О нет, обойдёмся без воровства. Накануне я связывался с Морганом Фергюсоном и попросил его приготовить лошадей. Надеюсь, он не забыл об этом. – Я достал из кармана зеркальце. – Сейчас я переговорю с ним.

Я даже не подумал предупреждать родных, чтобы они не мешали мне; это было само собой разумеющимся. Лишь чисто машинально я сделал специальный жест, означающий, что разговор предстоит не конфиденциальный, а значит, присутствующие могут оставаться на своих местах.

Я сосредоточился на зеркальце, и почти сразу по его поверхности пробежала мелкая рябь; затем оно стало матовым и произнесло голосом Моргана:

– Кевин? Ну, наконец-то!

Туман рассеялся, и в зеркальце появилось изображение Фергюсона, восседавшего в широком кожаном кресле, которое показалось мне знакомым. Также я увидел нижний край портрета, висевшего на стене позади него.