Иногда текст былички служит только обрамлением для висы, которая может существовать и сама по себе. (Ср. в тексте «Утбурд на горной гряде»: «А эту вису тоже, говорят, сложил призрак младенца, правда, неясно, при каких обстоятельствах».) Не исключено, что ту или иную вису приписывали сверхъестественному существу, когда было необходимо как-то определить сохранившееся в народной памяти стихотворение, автора которого никто не знал. В исландской культуре категория авторства всегда очень важна, когда дело касается любых литературных текстов, в отличие, например, от русской культуры, где допускается говорить, что такое-то стихотворение «сочинил народ», если его автор неизвестен. [11]

Висы, приводимые в текстах быличек о призраках, разнятся по стилю и по литературным достоинствам. Обычно они относятся к жанру, называемому в исландской поэтической традиции ferskeytla (букв. четверостишие): простые четверостишия с обязательной рифмовкой (как правило, перекрёстной) и аллитерацией на строго фиксированных местах. [12] Реже встречаются двустишия, иногда трёхстишия, в которых зарифмованы две конечные строки. Это один из популярнейших жанров исландской традиционной поэзии и в наши дни.

В тексте «Померк былой румянец…» мы сталкиваемся даже с длинной висой в древнем скальдическом размере с аллитерацией и хендингами, но без привычной современному слушателю конечной рифмы, изобилующей кеннингами и архаическими словами. Впрочем, это объясняется тем, что вису сказал вышедший из могилы древний богатырь.

Какие-либо характерные черты, отличающие поэзию призраков от стихотворений, сложенных живыми людьми, в этих висах не прослеживаются. (Разумеется, за исключением чисто содержательной стороны: описаний могильного холода, рассуждений о бренности земной жизни и т. п.) Хотя в небольшом количестве вис, сочинённых призраками, всё же видна формальная особенность, не свойственная поэзии живых людей: повторы отдельных слов и целых строк, — создаётся впечатление, что призраки заикаются. (Таковы стихотворные вставки в текстах «Матушка моя в хлеву!», «Дьякон с Тёмной реки», «Йоун Побродяга».)

В более поздних текстах, особенно в современных, стихотворные вставки отсутствуют. Очевидно, это объясняется не угасанием поэтической традиции, а тем, что изменился характер общения людей с призраками.

Хотя включённые в эту книгу тексты объединены по содержательному признаку, генетически они неоднородны. Фактически они представляют собой собрание под одной «крышей» произведений разных жанров. Некоторые былички о призраках имеют прямые соответствия в фольклоре других народов, но в иных жанрах. Так, «Дьякон с Тёмной реки» воспроизводит сюжет распространённой у многих европейских народов баллады о женихе-мертвеце. Текст «О Йоуне Бесстрашном» настолько перекликается с волшебной сказкой из сборника братьев Гримм «О том, кто ходил страху учиться», что это сходство было отмечено еще при первой записи во второй половине XIX века. В тех быличках, которые не образуют параллели к известным фольклорным сюжетам, а являются рассказами о личном уникальном опыте общения рассказчика с призраком, также можно легко выделить определённые сюжетные схемы. (Отдельную группу составляют былички, в которых умерший является кому-то из своих близких (иногда во сне), чтобы сказать о своей смерти; о мертвеце, который мстит тому, кто плохо обошёлся с ним при жизни: о покойнике, преследующем того, кто непочтительно отнёсся к его останкам; о фюльгье, предвосхищающей приход своего хозяина…) Такая унифицированность может говорить либо об устойчивости в фольклорной традиции определённых сюжетных схем, либо о том, что само поведение призраков стандартно. Какого-либо указателя мотивов или сюжетов исландских быличек пока не существует, но совершенно очевидно, что у быличек о каждом виде существ, известном в исландском фольклоре, есть свои излюбленные сюжеты. При этом некоторые былички о призраках приобретают черты, более характерные для других жанров словесности. [13] Есть примеры текстов, пограничных между быличкой и сагой, между быличкой и анекдотом; тексты, у которых больше родства с поэтической традицией, чем с несказочной прозой, когда рассказ о явлении призрака служит всего лишь обрамлением для висы, которая может существовать отдельно. (Так, виса из былички «Матушка моя в хлеву!» известна, пожалуй, даже больше, чем сама быличка, и часто поётся в качестве самостоятельной песни, — например, её охотно включают в свой репертуар различные хоры.)

Былички о призраках не остаются замкнутым в себе явлением исландского традиционного фольклора, часть их вошла в исландскую письменную литературу. Так, поэт Стефаун Г. Стефанссон (1853–1927) создал стихотворение по мотивам былички «Йоун Побродяга», а другой известный исландский автор — Эйнар Бенедиктссон (1864–1940) обращался в своём творчестве к сюжету о Сольвейг с хутора Миклабайр. О народном поэте Хьяульмаре из Боулы (1796–1875) сказано, что он водил дружбу с Торгейром, создавшим Торгейрова бычка, и общался с различными потусторонними существами. Многочисленные цитаты из стихотворений, произносимых призраками, стали в исландской словесности крылатыми фразами.

Если посмотреть на тексты, как классические, так и новые, которые известны нам на уровне современности, картина будет следующая:

ВОСПРИЯТИЕ БЫЛИЧЕК О ПРИЗРАКАХ В СОВРЕМЕННОЙ ИСЛАНДСКОЙ КУЛЬТУРЕ

Традиция рассказов о призраках и вера в них процветают по сей день даже в условиях современного урбанизированного Рейкьявика. Так, автор этих строк во время своего пребывания в Исландии одно время жил в старом студенческом общежитии в Рейкьявике, где студентам неоднократно являлись странные видения и слышались звуки, которым невозможно было найти рационального объяснения. Реакция моих исландских знакомых на эти странности была однозначной: «Да, в старых домах часто ходят привидения». Истории о призраках в современной Исландии — не только достояние устной традиции, представляющей интерес лишь для фольклористов и любителей мистики. Сообщения о контактах людей с привидениями встречаются даже в центральной исландской прессе.

В современных условиях традиция может объективироваться необычным образом. Так, в 2003 году в городке Стокксэйри, на юго-западном побережье Исландии, был создан музей призраков, троллей и альвов. Его основание вызвало в СМИ большую полемику между представителями государственной лютеранской церкви, не поощряющими интерес к потусторонним явлениям, и фольклористами. Споры велись о том, допустимо ли использовать исландскую народную культуру для нужд туристического бизнеса, каковым служит этот музей, но также много внимания уделялось и «вечной» теме совместимости народной веры в нечисть с официальным христианством. В конечном итоге спорящие стороны попытались прийти к компромиссному решению и примирить народную и церковную веру. (Так, фольклорист Бьяртни Хардарсон предположил, что традиционный фольклор не противоречит христианской этике, поскольку в быличках о призраках, по его мнению, ярко проявлена тема возмездия за проступок: призракам после смерти приходится терпеть наказание за свою неправедную жизнь или призрак карает того, кто плохо обошёлся с ним. К слову, большая масса быличек вовсе не укладывается в эту схему.) Место для музея было выбрано почти случайно: в Стокксэйри количество призраков нисколько не больше, чем в других местах. Тем не менее уже после (!) открытия этого музея там было засвидетельствовано множество необычных явлений. В основном это были мелочи; например, однажды пилот самолёта, приземлившегося в Стокксэйри, не смог завести мотор, чтобы отправиться в обратный путь; он решил, что это проделки призраков, громко обратился к ним и спросил, не хочет ли кто-нибудь отправиться с ним, — и лишь тогда самолёт взлетел без затруднений (Útvarp Reykjavík. 4 maí 2007).