1920 год. Ленину исполняется 50 лет. Сталин требует публичного празднования даты рождения «великого вождя мировой революции». Ленин хочет показать, что ему чужды внешний блеск, шум и торжественные фанфары. Он старается избежать этого, но Сталин неумолим. В «Правде» появляются юбилейные статьи Троцкого, Бухарина, Зиновьева, Сталина и других. В статьях дается в биографических датах Ленина анализ истории русской революции. Статьи блестящие, торжественные, высокостильные.

Самая слабая из них статья Сталина. Слабая литературно. Но только в этой статье разгадан весь Ленин: «Ленин-вождь, Ленин-организатор, Ленин-идеолог». Весь Ленин вылит в сжатых, льстивых, до упрощенства простых литературных формулах. Ленин, враг фразы и рисовки, впервые увидел себя в зеркале. Нет, Сталин не просто исполнителен, он и талантливый интерпретатор большевизма!

Ленин все еще не сдается. Однако враги Троцкого – Зиновьев и Каменев – выдвигают Сталина на пост генерального секретаря ЦК, чтобы руками Сталина выгнать оттуда троцкистов. Ленин все еще колеблется, он против. Собственно, только он и знает Сталина. Знает даже, куда стремится Сталин, а Зиновьев и Каменев считают его просто удобным оружием против Троцкого. Ленин болен уже давно, временами возвращается в Кремль, но почти потерял контроль над партией.

XI съезд партии (1922 год) – зиновьевцы проводят Сталина «генеральным секретарем» ЦК. Троцкий считает даже ниже своего достоинства придавать какое-либо значение этому «техническому» факту. Ленин сдается, Сталин переселяется в ЦК и тут же приступает к войне против Троцкого. Новые кадры в ЦК. Зиновьевцы и сталинцы на паритетных началах. Глубокая конспирация и глухая борьба. Дело принимает серьезный оборот. Сталин, Зиновьев и Каменев конспирируют даже против Ленина.

Больной Ленин, находясь в Горках, требует отчета от Сталина. Сталин отчета не дает. Возмущенные поведением Сталина троцкисты бомбардируют Ленина письмами, но Ленин бессилен. Сталин уже громит своих врагов в Грузии – членов ЦК и руководителей грузинского правительства, многие из которых являются личными друзьями Ленина и Троцкого.

Ленин требует отчета, но Сталин его не дает. Тогда Ленин посылает с ультиматумом свою жену – Крупскую, но Сталин бесцеремонно выставляет ее из кабинета, да еще обзывает нецензурными словами.

Умирающий и бессильный Ленин пишет «Политическое завещание» – убрать Сталина со всех постов в партии – и вдобавок, после «разговора Сталина по телефону с Крупской», краткую записку в ЦК, что он порывает всякие отношения со Сталиным.

Теперь судьба Сталина на волоске – авторитет Ленина в партии и ЦК непререкаемый. Первый день возвращения Ленина к работе – последний день сталинской карьеры. Но тут опять помогает «случайность» – Ленин умирает, и Сталин остается.

Будущий историк большевистской партии недоуменно остановится у этого порога – 1924 год. И чем дальше, тем больше будет нарастать это недоумение. Добравшись до джунглей конца двадцатых и начала тридцатых годов, он вообще разведет руками: ведущие актеры великой драмы начинают заикаться, немые статисты, напротив, приобретают дар слова, а закулисная толпа театрального люмпен-пролетариата грубо и напористо заливает сцену…

«Умер режиссер русской революции – да здравствует режиссер!» – кричит люмпен-пролетариат. Он, жадный до власти и неразборчивый в средствах, ведет своего кумира к пустующей после Ленина режиссерской будке революции.

Ведущие актеры один за другим сходят со сцены, статисты вступают в главные роли, люмпен-пролетариат получает «хлеб и зрелища», а режиссер властной рукой и железной волей переворачивает новую страницу кровавой драмы. Почему это ему удается?

Вот кардинальный вопрос, на который обязан ответить будущий историк. Тщетно он будет искать ответа в генеалогии большевизма, психологии большевиков, в мессианстве «русской души», в темпераменте грузинского характера. Напрасны будут его поиски в пыльных архивах революции, в партийных резолюциях и даже протоколах Политбюро. Сами социальные условия того времени мало что смогут объяснить ему. Гениальность Сталина в интеллектуальном отношении он возьмет под сомнение. Граммофонные пластинки с речами Сталина и тринадцать томов его сочинений вообще разоружат будущего историка: он убедится, что Сталин – тошнотворный оратор и кустарный теоретик.

Тогда как же этот посредственный человек смог стать грозным владыкой великого государства и ярким символом целой эпохи?

Одного ответа на этот вопрос нет. Надо знать всего Сталина и всех его врагов. Одно несомненно: Сталин – великий психолог люмпен-пролетариата и Макиавелли в политике. Февраль дал власть народу, Октябрь – плебсу, а Сталин – люмпен-пролетариату. Октябрь национализировал богатых, но не обогатил бедных. «Военный коммунизм» допролетаризировал город и пролетаризировал деревню. НЭП повернулся лицом к сильным, ничего не дав плебсу – «лицом к деревне», «учиться торговать», «обогащайтесь!». Плебс опустился ступенью ниже – он стал люмпен-пролетариатом и занял очередь у «Биржи труда» не с тем, чтобы идти на работу, а чтобы просто угрожать: «За что мы боролись, за что кровь проливали?»

В верхах партии тоже происходили глухое брожение и дифференциация. Одни тянули «влево», другие «вправо», третьи качались «без руля и без ветрил» между теми и другими.

Вакантное место Ленина продолжало пустовать, но оно, как и природа, не терпело пустоты. Лозунг Троцкого «возместим потерю Ленина коллективной волей и коллективным разумом ленинского ЦК» оказался пустословием. Междуцарствие продолжалось только до тех пор, пока Сталин не овладел массой люмпен-пролетариата и техникой великого флорентийца. Уничтожив «левых» руками «правых», «правых» – руками «кающихся», «кающихся» – заговором люмпен-пролетариата от Ежова до Маленкова, Сталин превзошел Ленина. Удалось это ему потому, что он сумел создать в партии свою партию. Эта «внутрипартийная партия» вербовалась из профессиональных политических дельцов, которые должны были обладать всеми человеческими качествами, кроме одного: морального тормоза. Если сама идея была подсказана Лениным («ядро профессиональных революционеров» – «Что делать?»), то техника и устав ее были разработаны Сталиным не в период его прихода к власти, а задолго до этого.

В связи с этим я невольно припоминаю рассказ одного старого грузинского социал-демократа, который вместе с Джугашвили учился в семинарии, вместе с ним сидел в царской тюрьме в Кутаиси, а через 35 лет доживал свои последние дни в сталинской тюрьме.

Он рассказывал:

«Однажды преподаватель древней истории задал нам тему для письменной работы. Тема называлась „Причина гибели Цезаря“. Джугашвили написал самое оригинальное сочинение. Отвечая на прямо поставленный вопрос о причинах падения Цезаря, он добросовестно изложил школьную концепцию и добавил от себя – действительная же причина заключалась в том, что у Цезаря отсутствовал аппарат личной власти, который контролировал бы аппарат государственной (сенатской) власти.

В приложенной к сочинению схеме организации власти Цезаря, сената и провинциальных наместников Джугашвили выводил „белые места“, охваченные красными клещами. „Белые места“ – уязвимые точки для нанесения ударов цезаризму, а „красные клещи“ – оборонительные меры для их предупреждения. В комментариях к схеме Джугашвили утверждал, что провинциальные наместники были слишком самовластны, чтобы они могли чувствовать над собой не столько власть сената, сколько дамоклов меч Цезаря. Борьба с сенатской знатью окончилась помилованием врагов и сохранением коллективного символа власти сената, что делало иллюзорными права „вечного диктатора“. Кроме всего этого, Цезарь искал друзей, чтобы разделить с ними власть, а не исполнителей, которые обязаны повиноваться. Поэтому он и погиб от рук друзей (Кассий и Брут), не огражденный железными клещами верноподданных исполнителей.

Преподаватель спросил своего ученика: