– Серебряные? Они в память об Иуде, потому что вы взяли на себя эту мерзкую роль.
И тут Людовик вспыхнул.
– Мерзкого имени больше заслуживаете вы, а не я! Или вы не прочитали моего письма?
– Конечно, прочитала! Поговорим и о нем, если вам так хочется! Я никогда не лгала вам. И если де Немур честен, то он скажет вам, что я прогнала его сразу же, как узнала, что он разделяет с вами испанские безумства. И он отправился праздновать разлуку в объятия вашей неподражаемой сестры де Лонгвиль!
– Вы опять лжете! Вы ничего не поставили ему в вину и, как только узнали, что он ранен, тут же примчались в Монтаржи!
– Ошибаетесь. Я всего-навсего проводила туда его несчастную супругу. Мы были с ней вместе в гостях, когда нам принесли весть о ранении герцога, бедняжка пришла в такое отчаяние, что я, собираясь в Шатильон, предложила завезти ее в Монтаржи. Прибавлю, что я не выказала никакого желания увидеть несчастного. Надеюсь, он, по крайней мере, не умер?
– Насколько я знаю, нет. Кажется, успел выздороветь и очень скоро будет способен услужить вам…
На неуклюжую грубость Изабель брезгливо поджала губы.
– Объедками не пользуюсь. Пусть Лонгвиль бережет его для себя, тем более что они теперь в одном лагере! Итак, я оставляю вас проверять мой счет и питаю надежду, что вы заплатите по нему в самом ближайшем времени.
Скорым шагом она направилась к двери, но принц попытался ее удержать.
– Изабель! Не уходите! Я приношу вам свои извинения и…
– Весьма сожалею, но я обедаю у госпожи де Бриенн и не хочу заставлять ее ждать. Когда вы будете готовы возместить мне немалые убытки, какие нанесли, приезжайте в особняк Валансэ, который, кстати, я хотела бы выкупить у моего зятя. Он вообще больше не приезжает в Париж, а моя сестра наведывается сюда все реже.
– Так вам нужны деньги на покупку особняка?
– Нет! Мои дела вас ни в малейшей мере не касаются. Всего вам наилучшего, монсеньор!
Изабель не была уверена, что принц не станет ее преследовать, не побоявшись ее насмешек, и чуть ли не бегом выбежала из особняка и через мгновение уже была в карете.
– Домой! – распорядилась она.
Вернувшись на улицу Жур, Изабель разделась, распорядилась, чтобы ей приготовили ванну и подали легкий ужин, а затем отправилась спать, к удивлению Агаты, которая не привыкла к такой размеренной жизни в Париже.
– А не слишком ли рано вы ложитесь? – не удержалась она от вопроса. – Госпожа герцогиня не привыкла ложиться в постель…
– Вместе с курами? Конечно, нет! Но после утомительной дороги и стольких волнений невольно подумаешь об отдыхе! К тому же завтра я хочу хорошо выглядеть и встать пораньше.
Изабель не стала говорить Агате, что заключила сама с собой пари. По ее мнению, принц де Конде выдержит не больше суток, а потом приедет к ней с визитом. Она хорошо выспалась, поутру с удовольствием и не спеша занималась своим туалетом, а потом целый день провела дома, вернее, в саду, который стал райским уголком из-за страсти хозяев особняка к цветам и красивым растениям. На дворе стоял июнь, и в саду цвели чудесные розы. Среди розовых кустов, наслаждаясь их ароматом, сидела Изабель, держа в руках «Великого Кира», последний роман не скудеющей мадемуазель де Скюдери. Она собиралась и никак не могла начать читать, и тут пришла Агата и доложила, что ее хочет видеть принц де Конде. Изабель не проиграла своего пари.
В небесно-голубом атласном платье с белыми рюшами из муслина, с тремя белыми розами в ложбинке опасного декольте и с двумя другими, укрепленными в волосах жемчужными заколками, она была обольстительно хороша и знала это. Зеркальце и одобрительный взгляд Агаты подтвердили ее уверенность. Да и могло ли быть иначе? Только безумец идет в бой безоружным!
Лучи закатного солнца окружили Изабель золотистым ореолом… Невообразимо сладко пахли розы…
Ослепленный Конде упал на колени.
– Я должен был вас увидеть! – произнес он глухо. – Ваше вчерашнее посещение разрешило множество мучительных вопросов, и я приехал, чтобы отдаться вам на милость.
– Какой же милости вы ждете? – спросила она негромко, не желая показать, что растрогана до глубины сердца.
– Любой. От вас все будет милостью. Я знаю одно: вы мне нужны. Я устал от всего – от людей, от себя, от нелепой войны, которая, едва затихнув, вспыхивает вновь и разгорается еще яростней…
– Встаньте, прошу. Вас может кто-то увидеть. Лучше сядьте на скамейку подле меня.
Людовик, как видно, только и ждал этого приглашения. Усевшись на каменную скамью, он готов был заключить Изабель в объятия, но она ловко от него ускользнула и уселась на другой конец. Каменный полукруг был создан для приятных бесед.
– Не стоит тесниться, – предупредила она с улыбкой. – Ответьте мне лучше: испанский король тоже успел вас утомить?
– Да, он плохой союзник, как бы ни расхваливала его моя сестра. Он обещает оружие, людей, деньги, но раскошеливается на жалкую горстку золота, посылает малочисленные разношерстные отряды, из которых не сделаешь хороших солдат.
– Почему он стал так скупиться? Неужели иссяк поток золота, который тек к нему из Америки?
– Думаю, поток стал не таким мощным, как во времена конкистадоров, Кортеса и прочих. Виной этому, я полагаю, вице-короли, они обирают своего государя, зато наживаются сами. Но пока я еще ничем не связан с королем Филиппом IV, я не давал ему клятвы и не выражал верноподданнических чувств.
Изабель не сумела скрыть свою радость.
– Если вы ничем не связаны с королем Филиппом, значит, и Франсуа с ним никак не связан?! У моего брата нет другого желания, кроме как следовать за вами повсюду, куда бы вы ни шли!
– Я знаю и, не сомневайтесь, отвечаю ему такой же преданной дружбой. В нем преизбыток талантов, и его ждет великолепное будущее. Иной раз я начинаю опасаться, не слишком ли страстно он меня любит! Нет-нет, я имею в виду совсем другое, здесь вам нечего бояться, – поспешил уточнить принц, увидев молчаливое беспокойство во взгляде молодой женщины. – Франсуа пленен слабым полом, как он его называет, и всегда в кого-нибудь влюблен, так что не тревожьтесь. Кстати, я приехал к вам еще и для того, чтобы сказать, что возмещу вам все убытки до последнего денье!
Изабель залилась серебристым смехом.
– Я освобождаю вас от денье, раз Иуда перестал быть Иудой!
И она сама раскрыла ему объятия.
В следующий миг она оказалась на траве между кустов роз, и была не раздета, а скорее ободрана грубыми и неловкими руками, спешившими коснуться ее нежной кожи. Монсеньор редко стриг ногти и, срывая лоскуты платья, царапал ее и, жадно целуя, кусал. Однако крик, исторгнутый у нее бурным натиском, выражал такое неистовое наслаждение, какого она еще никогда не испытывала…
Когда буря наконец стихла, и принц раскинулся на траве, Изабель увидела, что лежит с ним рядом почти обнаженная среди голубых атласных лоскутов. Прекрасное было платье, но вернуться в дом ей не в чем. Она напрягла голос и позвала Агату. Похоже, что камеристка была неподалеку, потому что появилась очень скоро с просторным халатом в руках, в который и завернула свою госпожу, а потом принялась собирать обрывки небесно-голубого платья. Конде за это время уже успел привести свою одежду в порядок.
– Оставайтесь в саду или ждите меня в синем кабинете, – сказала ему Изабель. – Мы вместе поужинаем.
– Я задержусь в саду, – отозвался принц, – здесь так славно. – Взяв руку молодой женщины, он покрыл ее поцелуями.
– Я совсем ненадолго! Я умираю от голода!
– Я тоже, но буду ожидать вас здесь.
Спустя полчаса они сидели в саду за холодным ужином, на который оба набросились с жадностью, говоря разом обо всем и ни о чем, хохоча каждую минуту. Изабель сидела с распущенными по плечам волосами, в платье кораллового цвета, который ей необыкновенно шел, и сияла особой женской красотой, которая завораживала ее гостя. Гость, между тем, пил вино, как губка, и по огоньку, загоревшемуся у него в глазах, Изабель догадалась, что он готов возобновить свои подвиги. Но как ни была она счастлива, что ее желания относительно мятежного принца наконец-то исполнились, она сохраняла трезвую голову и вовсе не хотела, чтобы он с первого раза пресытился. Поэтому она поднялась и, прикрыв рукой притворный зевок, позвонила, сказав Людовику: