Но под благопристойной внешностью скрывался человек, который наводил на Эвелин безграничный ужас. Он пугал ее рассказами о том, каким, с его точки зрения, будет их брак, и смеялся, когда Эвелин обещала рассказать об этом отцу. Йен заявлял, что никто не поверит ее обвинениям. Эвелин не могла такого представить, пока действительно не обратилась к отцу.

Тэвис был добр к ней, но приписал ее возражения девичьим страхам. Он обещал дочери, что все будет хорошо, а Йен станет ей отличным мужем, и добавил, что считает Йена честным и достойным человеком.

Хуже всего было то, что Йен открыто ухаживал за Эвелин на глазах ее семьи, часто приезжал к ним, всячески демонстрировал привязанность. Он безупречно играл свою роль. Весь клан готов был восхищаться им. И лишь оставаясь с ним наедине, Эвелин имела возможность заглянуть в его душу, полную зла.

Эвелин вздохнула и вновь опустила голову на руки. Ветер раздувал юбки. Тайны. Сколько тайн, сколько лжи!

Она очень любила ездить верхом, но прогулки в одиночестве ей не дозволялись — никто никогда не забывал об угрозе, исходящей от Монтгомери. Отец даже думать не хотел о том, что произойдет, если его дочь попадет в руки смертельных врагов его клана.

Однажды утром Эвелин отправилась в конюшню, оседлала лошадь и тронулась в путь. Только это была не обычная прогулка, а побег. Дурацкое, поспешное решение, о котором она не переставала жалеть до сих пор.

Она и сейчас не знала, смогла ли бы его выполнить, но ей не хватило мужества выбраться за пределы земель Армстронгов. В конце концов, как может девушка выжить одна, без защиты семьи?

Этот шаг отчаяния обошелся ей дороже, чем она была в состоянии себе представить. Эвелин направила лошадь по знакомой дороге. Тропа бежала вдоль глубокого ущелья, образованного рекой, которая пробила в скалах небольшой каньон. Вдруг лошадь споткнулась, Эвелин вылетела из седла и покатилась вниз.

Она плохо представляла, что было дальше. Помнила лишь страх и одиночество. Ужасно болела голова, и было холодно. Шло время, и холод становился все невыносимее.

Очнулась она у себя в комнате. В мире, где не существовало звуков. Эвелин не знала, как рассказать о своем недуге. Горло у нее распухло. Лихорадка не проходила много дней. Когда Эвелин пыталась заговорить, боль в горле становилась острее, а потому она предпочитала молчать и лишь удивлялась царившей вокруг тишине.

Позже она узнала, что две недели стояла на пороге смерти. Знахарка заметила, как распухла у больной шея, и высказала опасение, что лихорадка повредит разум несчастной.

Сначала Эвелин, пожалуй, верила ей. Потом было время, когда она считала, что глухота послана ей в наказание за неповиновение отцу. Эвелин долго не могла привыкнуть к своему состоянию и слишком стыдилась, чтобы рассказать о нем правду родителям. Они смотрели на нее с таким разочарованием, с такой опустошенностью, что, возможно, Эвелин решилась бы объяснить им истинное положение дел, но тут в замок явились Макхью и потребовали сообщить им о здоровье Эвелин.

Не получив заверений, что Эвелин полностью исцелилась, Йен тут же разорвал помолвку. Можно ли было его за это винить? Даже отец Эвелин не мог упрекнуть мужчину, который отказывается брать в жены девушку, чьи умственные способности под вопросом.

Эвелин не желала признаваться, что перестала слышать. Она верила, что слух чудесным образом к ней вернется. Однажды она проснется, и все снова будет прекрасно.

Смешная мысль, но Эвелин хранила эту надежду, пока не стало окончательно ясно, что глухота может стать для нее спасением.

Так началась эта ложь, ложь не высказанная, но порожденная умолчанием. Эвелин позволила своим родным и всему клану считать, что несчастный случай подействовал на ее разум, ибо такое положение защищало ее от брака с мужчиной, которого она ненавидела и боялась.

И от этой лжи нельзя было потом отказаться. Пока Йен оставался холостым, опасность не исчезала. Если бы выяснилось, что единственным недостатком Эвелин является глухота, он легко мог потребовать возобновления помолвки.

Обман разрастался и начал жить собственной жизнью. Чем больше проходило времени, тем беспомощнее чувствовала себя Эвелин, неспособная разорвать порочный круг этой лжи. А теперь вот оказалось, что все было впустую. Она обменяла брак с сыном дьявола на супружество с самим дьяволом! И на сей раз не в ее власти что-либо изменить.

Эвелин содрогнулась, прижала лоб к коленям и в отчаянии стала раскачиваться из стороны в сторону.

Грэм Монтгомери! Одно это имя наводило на нее ужас. Уже пять десятилетий между их кланами существовала непримиримая вражда. Эвелин не помнила, с чего началось это кровавое противостояние, но оно действительно было кровавым. Дед Эвелин убил отца Грэма, и Грэм этого никогда не простит.

Монтгомери жили для того, чтобы нападать на Армстронгов, грабить их, проливать их кровь. Отец и братья Эвелин действовали точно так же. Они обнажали меч против любого из Монтгомери лишь потому, что тот существует на свете.

Эвелин все это казалось бессмысленным, но она была женщиной, которую считали нежным маленьким цветком, ей не полагалось разбираться в таких вещах, даже когда она, по общему мнению, пребывала еще в здравом уме.

Она с силой потерла лоб. Подступала знакомая мигрень, которая всегда начиналась с затылка, потом поднималась к ушам, давила все сильнее, так что хотелось кричать. Но крикнуть она не могла, не могла издать ни звука. Эвелин не могла знать, насколько тихо или громко она говорит, но не хотела, чтобы кто-нибудь догадался о ее глухоте, а потому обрекла себя на пребывание в полном молчании.

Вдруг Эвелин ощутила чье-то приближение. Потеря слуха обострила другие ее чувства. К собственному удивлению, она обнаружила, что осязание у нее настолько развилось, что она стала замечать малейшие колебания воздуха.

Эвелин обернулась. К ней с мрачным видом приближался Броуди. Однако лицо его прояснилось, как только он заметил сидящую на скале сестру.

Если она действительно выйдет замуж за вождя клана Монтгомери, то больше всего будет скучать по Броуди. Эвелин так хотелось кричать, что спазм стиснул ей горло.

Броуди что-то говорил, но Эвелин не понимала, потому что ветка заслонила его губы. Броуди выразительно вздохнул и присел рядом с сестрой, как делал множество раз. Он всегда знал, где ее найти, знал все потайные места, где она пряталась. От него Эвелин нигде не могла скрыться.

Он ласково стиснул огромной рукой ее тонкие пальцы и что-то сказал. Эвелин подалась вперед, чтобы разобрать слова.

— Тебя зовут в дом, цыпленок.

Эвелин нравилось, когда он так ее называл. Ласковое прозвище почти всегда произносилось с улыбкой, но на сей раз Броуди не улыбался. В его глазах отражалось отчаяние, а лоб был сурово нахмурен.

Не желая огорчать брата еще больше, она подала ему вторую руку и подождала, пока он поможет ей подняться на ноги. Лучше сделать вид, что ей ничего не известно. Может, стоит вообще изобразить из себя дурочку? Если королю станет известно, насколько она не годится для брака, он, конечно, не будет настаивать на подобном союзе.

Эта мысль подняла дух Эвелин, и она спокойно зашагала рядом с братом к замку. Отец всегда говорил, что король — достойный и справедливый правитель, что он принес мир в горы Шотландии, подписав договор с Англией.

Если на свадьбе будет присутствовать его представитель, то, увидев невесту, и он будет вынужден отложить свадьбу и сообщить королю о непригодности Эвелин к назначенной ей роли.

Глава 3

Пока Броуди вел ее к главному залу, Эвелин пыталась взять себя в руки. Это было непросто. Сердце отчаянно колотилось в груди.

Отец метался перед громадным камином. Второй брат Эвелин, Эйден, сидел у большого деревянного стола. Его глаза сверкали гневом. Нога резко отстукивала ритм.

Эвелин вглядывалась в лица родителей, отчаянно желая понять, о чем они говорят. Ей пришлось отстраниться от Броуди и передвинуться так, чтобы лучше их видеть.