К его облегчению пещерные люди не успели отойти далеко, они прибежали на зов и уставились на говорящую голову, высунутую из скалы. В глазах девушек читались здоровое любопытство и удовольствие от просмотра бесплатного шоу. Лицо Ру, который тоже явился на зов, было непроницаемо, как лицо сфинкса. Дима задёргался из последних сил, упёрся ногами во что-то, подставленное добрым Олафсоном, и выпростал наружу плечи. На глазах вскипели злые слёзы:

— Что ж вы за люди такие! Человек мучается, а вы стоите, как зеваки на пожаре! Дикари!

Ру отдал девушкам отрывистый приказ и подошёл к Диме. Лицом к лицу, так близко, что Дима почувствовал запах дыма, солнца и копчёного палтуса — точь-в-точь как в придорожной забегаловке в Иматре. Прошло пять тысяч лет, а палтус свеж и вечен, как голливудский вампир.

— Спаси меня, Ру, что хочешь для тебя сделаю, — жарко зашептал Дима. — Ты такой красивый, Ру. Властный, харизматичный, стильный такой в этих кожаных шортиках… Сил моих нет. Три месяца без секса. Влюбился с первого взгляда, как малолеток… Ты не думай, меня в жизни не только деньги интересуют, я любви хочу. Секса. Как насчёт потрахаться? Вытащи меня, а?

Ру поднял мускулистые руки и взял его за горло. Диму обожгла страшная догадка:

— Только не за шею! Голову нахрен оторвёшь! — И попытался укусить спасителя за палец.

Ру зарычал и полез под мышки Димы.

— Я щекотки боюсь! Отпусти меня, ха-ха-ха! Я потерплю до следующей бури, ты только водички мне приноси…

— Фыр!

Ру ухватил Диму и потащил на себя с усердием трактора, достающего из болота многотонный асфальтоукладчик. Ру пыхтел, сопел, упирался мощной ступнёй в скалу, и Гростайн нехотя выпускал добычу. Дима извивался, помогая себя освобождать, и наслаждался нечаянной радостью. Он тёрся о пластилин, а тот обжимал Димино хозяйство с приятной силой и частотой. Сексуальная штука этот Гростайн: то пальцы потискает, то член. Дима поплыл. Когда его руки выпростались, он со вздохом облегчения обвил могучую шею вождя и прошептал:

— Ещё немного… О, да, да…

Девушки суетились вокруг них, гыркали и мешались под ногами.

— Я скоро, Ру, я уже почти…

С громким чпоком Дима вырвался из каменных объятий и повис на Ру. Завалил его на песок, а сам упал сверху — на кубики пресса, на дельтовидные и косые. Пользуясь доступностью царского тела, ласково лизнул в ключицу:

— Прикинь, чуть-чуть не хватило, так обидно, — и вжался стояком в шортики из оленьего меха. — Подожди-ка, что там у тебя? Это случайно не…

— Фыр-фыр!

— Ага, батон копчёной колбасы! Кого ты лечишь?!

Ру отвесил Диме затрещину, от которой у него зазвенело в ухе, и столкнул с себя. Встал и походкой снежного человека скрылся за ближайшими валунами. Девчонки завизжали и кинулись к Диме обниматься и целоваться, хотя он отворачивался и ругался матом.

Его отвели в посёлок и втолкнули в одно из доисторических жилищ: десяток шестов сложены конусом и обёрнуты оленьими шкурами, внутри дыра в потолке, под ней очаг из булыжников. За очагом — постель из всё тех же оленьих шкур. В лучах света, пробивающихся из дыры в конусе, плясали пылинки. Жужжали комары, пахло вездесущими оленьими шкурами. Дима вздохнул и кинул поверх грязной на вид постели свою новенькую белую оленью шкуру. Животных разделяло пять тысяч лет, но после смерти им довелось соприкоснуться рукавами. Дима рухнул на меховую гору и мгновенно заснул.

========== Часть 2 ==========

Ему снился Ру. Он лежал рядом и шептал в ухо: «Давай, подставляй свою сладкую попочку», а Дима быстро возбуждался, но негодовал на подобную формулировку. Что значит «подставляй»? С какой стати? Если у парня три месяца не было секса, это ещё не повод относиться к нему, как к шлюхе. Подставляй попочку, гадость какая! Ру своей лапищей поймал его член и без разминки принялся дрочить, сильно так, по-настоящему, а Дима возмущённо отобрал его обратно:

— Отцепись от меня, придурок! — и проснулся, обеими руками сжимая утренний стояк.

Привычно хотелось трахаться, в туалет и чашку кофе.

— Гы-ы-ыр, — мурлыкнули из-за очага.

Дима подкинулся и увидел вчерашнюю красавицу, которая целовала его жарче всех. Сегодня на ней висело столько ожерелий из ракушек, что они полностью скрывали её девичьи бутоны. Какой-то праздник? Или принарядилась в честь дорогого гостя? И молодец, нечего без лифчика щеголять перед парнями, пусть их всего двое на колхоз.

— Доброе утро, милая девушка. Пока не забыл, хочу сказать спасибо за гостеприимство. Видел, как вы уговаривали босса оставить меня тут. Сволочь он вообще-то.

— Гыр, — подтвердила девушка.

— А имя-то у тебя есть? — Он стукнул себя в грудь: — Дима! Я — Дима! А ты? — и ткнул пальцем в её сторону.

Она улыбнулась и произнесла тихо:

— Му.

— Как?

— Муму.

— Муму?!

— Мумуму.

— Стоп-стоп, будешь Му. Это лучше, чем Муму, поверь мне. Какие-то имена у вас односложные… — Дима шарил в рюкзаке в поисках любимой рубашки от Хуго Босс и чистых трусов. — Вы разве не предки викингов? Где же ваши прекрасные Финнбьёрны и Ёрмунганды? И где здесь туалет? Мне нужно помыться, побриться, зубы почистить…

За порогом вигвама его встретила мирная первобытная пастораль. Женщины, украшенные бесконечными рядами бус, жарили на костре барбекю и собирали снедь для завтрака. То есть крутили на вертеле обожжённую оленью тушку и раскладывали на горизонтальном камне нехитрые посудины: раковины с чем-то мелким и розовым, похожим на сушёных креветок профессора Олафсона, кривобокий горшочек, от которого поднимался рыбный парок, и листья лопуха с закуской из… по виду, из бледных поганок. Дима поклялся себе, что не возьмёт в рот ничего экзотического. Он, конечно, любит пробовать в поездках аборигенскую кухню (иначе в чём смысл путешествия?), но в данном случае Антон прав: можно дристать до самого Рованиеми.

— Гыр-гыр, — сказала Му и потащила его в сторону скал, заросших колючим кустарником и мхом.

Дима обернулся на каменный трон, где накануне сидел Ру, но увидел лишь череп на палке. Царь где-то шляется по своим царским делам. Дима поспешил за девчонкой. Он поищет Ру после утренних процедур.

Узкая тропинка серпантином опоясала ближайшую скалу и привела их на горную площадку, с которой открывался живописный морской вид: Северный Ледовитый океан нежно баюкал скалистое побережье, солнышко грело и сияло, в прозрачной воде плавали стада рыб и медуз, а на пляже голая старушка выбивала в камне оленьи скамеечки. Тюк-тюк. Идиллическая красота юного мира наполнила душу радостью и потребовала выхода.

— Йи-и-хуу! Эгегей! — закричал Дима во всё горло.

— Гей… гей… гей… — откликнулось эхо.

Му засмеялась и показала рукой куда-то за кусты. Там, среди нагромождения валунов, хлестал радужный водопад. За долгие века он выдолбил в камне округлую чашу и наполнил её до самых краёв. Из этой чаши ручейки струились к обрыву, собирались в единый бурный поток и исчезали в горной трещине. Дима отогнал Му подальше, нашёл удобное место и с удовольствием облегчился в ручей. Потом разделся, по-детски взвизгнул и прыгнул в каменную чашу, подняв фонтаны брызг. Вода оказалась теплее, чем он думал. Дима разлёгся в природной ванне, сканируя пространство цепким профессиональным взглядом и намечая удобные точки съёмки. Эти фотографии взорвут мир.

Когда они вернулись в посёлок, Ру уже сидел на троне в полном царском облачении. Помимо шкурки на чреслах, он был одет в леопардовый плащ и золотую корону, обильно украшенную самоцветами. Дима остолбенел. Рассматривая когтистые лапы леопарда, скрещенные на груди вождя, и драгоценные каменья ценой не меньше миллиона долларов, он пытался сказать заготовленное приветствие, но лишь беззвучно открывал и закрывал рот. Мужчина его мечты стремительно превращался в мужчину его несбыточной мечты. Слишком красив, богат и могуществен, чтобы снизойти до малоизвестного питерского фотографа.

Дима шагнул к столу, и женщины расступились перед ним полукругом. Они сели на землю и завели песню. Запевалой выступала блондинка лет сорока, смахивающая на принцессу Норвегии. В её волосы были вплетены жемчужные нити и голубые цветочки, а запястья и лодыжки отяжелели от перламутровых браслетов. Дима почувствовал укол ревности. Хорошенькая. Наверное, любимая жена султана. Она стучала в маленький овальный бубен и гыркала грустную песню. Другие женщины раскачивались из стороны в сторону и подпевали — ну прямо образцово-показательный гарем. Хорошо устроился, паразит.