По временам до них доносились слабые отзвуки ссор и споров, иногда — резкое щелканье взводимых курков. Но Черный Майкл был подходящим вождем для этого разношерстного сброда и ухитрялся держать своих головорезов в строгом повиновении.
На пятый день после убийства офицеров вахтенный крикнул, что прямо по курсу земля. Был ли это остров или материк — Черный Майкл не знал. Но он объявил Клейтону, что если местность окажется подходящей, лорд и леди Грейсток будут высажены на берег со всем своим имуществом.
— Вы тут недурно проживете несколько месяцев, — грубовато-добродушно объяснил он. — Недурно для молодоженов, хха! А мы за это время сумеем отыскать какой-нибудь обитаемый берег, где тоже постараемся не пропасть. При первом же удобном случае я капну какому-нибудь правительственному чиновнику о том, где вы находитесь: пускай всемилостивая королева вышлет за вами корабль… Ну, а нам от ее величества светит теперь только пеньковый галстук на шею! Вот почему я не хочу высадить вас в более цивилизованном месте. К нам сразу же привяжутся с кучей вопросов, ответить на которые, чтобы нам не насолить, будет трудновато.
Напрасно Клейтон пытался убедить нового хозяина «Фувальды» высадить их не на этом пустынном берегу, где они станут добычей диких зверей или еще более диких людей, а в какой-нибудь обитаемой белыми местности. Его протест не возымел успеха и только рассердил Черного Майкла: тот считал, что и так слишком много сделал для своих пассажиров.
В три часа пополудни судно подошло ко входу в закрытую бухту. Черный Майкл спустил небольшую шлюпку с матросами, чтобы исследовать глубину бухты и решить, может ли «Фувальда» приблизиться к побережью.
Час спустя его люди вернулись и доложили, что шхуна свободно пройдет по всему заливу, и прежде, чем наступила темнота, парусник встал на якорь в двух саженях от берега.
Этот берег утопал в прекрасной тропической зелени; вдали рисовались холмы и плоскогорья, почти сплошь покрытые девственным лесом.
Жилья нигде не было видно, но обилие птиц и животных обещало «колонистам поневоле» неплохое пропитание, а сверкающая маленькая речка, впадавшая в бухту, могла в изобилии снабжать их пресной водой.
Клейтон и леди Элис, стоя рука об руку у борта, молча созерцали негостеприимную землю, на которой им суждено было жить. Уже сгустилась ночь, и из лесного мрака доносились голоса диких зверей: то глухое страшное рычанье льва, то пронзительный визг пантеры.
Женщина боязливо прижималась к мужу. Воображение рисовало ей всякие ужасы, которые поджидали их во мгле грядущих ночей, когда они окажутся вдвоем на этом пустынном диком побережье.
И когда к супругам подошел Черный Майкл, леди Элис сделала последнюю отчаянную попытку уговорить новоявленного капитана высадить их поближе к цивилизованным местам — там, откуда они могли бы надеяться попасть на родину. Но ее мольбы не смогли поколебать сурового моряка.
— Кроме меня на судне нет ни одного человека, который не предпочел бы видеть вас обоих мертвыми, — с резкой откровенностью заявил головорез. — Черт побери мою душу, я и сам знаю, что это единственный способ уберечь наши шеи от виселицы! Но не такой человек Черный Майкл, чтобы забыть об оказанной ему услуге. Вы спасли мне жизнь, милорд, а в ответ я спасу вашу жизнь, да впридачу — жизнь этой малютки. Но большего я сделать не в силах! Если завтра же не высадить вас на берег, ребята могут взъерепениться и проломить вам головы. Я оставлю кое-что, чтобы вы смогли продержаться, пока не придет помощь…
— Но когда это будет? — с горечью перебил Клейтон.
— Вот уж не знаю! Но обещаю, что извещу британское правительство о ваших неприятностях, как только смогу. А уж пронырливые типы из министерства сумеют вас отыскать!
— Что ж, спасибо и на том, — мрачно выдавил Клейтон.
Честно говоря, он не верил тому, что Черный Майкл намерен известить британское правительство об их местопребывании.
Но даже если мятежник сделает это — сумеют ли они продержаться до прибытия корабля? Если бы Клейтон был один, он бы ничуть не боялся, но… Что будет с Элис и с тем крохотным существом, которому предстояло появиться на свет среди лишений и опасностей первобытного мира?
О том, что ему суждено стать отцом, лорд Грейсток узнал совсем недавно, и теперь снова и снова ругал себя за несносную глупость и гордыню, в результате которых его жена и его еще не родившийся ребенок должны будут подвергнуться несказанным трудностям. К счастью, Клейтон не мог предвидеть ужасную судьбу своих близких, иначе он ругал бы себя еще больше!
Итак, едва занялся рассвет, в шлюпки полетели многочисленные сундуки и ящики: Черный Майкл явно решил сдержать слово и снабдить супругов всем необходимым. Он распорядился, чтобы весь багаж Клейтонов перевезли на берег. Делал ли это мятежник из сострадания к пассажирам, или опасаясь оставлять на борту вещи, принадлежавшие пропавшему британскому чиновнику — трудно сказать, — но громила с таким рвением следил за исполнением своего приказа, что даже заставил матросов вернуть Клейтону украденные револьверы.
В последнюю очередь на берег перевезли продукты, кухонные принадлежности, ящики с инструментами и старые паруса.
Потом главарь бунтовщиков сел в последнюю шлюпку, груженую бочками с пресной водой, и дружески помахал мужчине и женщине, оставшимся на берегу.
Клейтон и его жена молча смотрели вслед скользящим к «Фувальде» лодкам, не в силах избавиться от предчувствия неминуемого несчастья и ощущения горькой безнадежности.
А в это время из-за небольшого пригорка за ними следили темные, близко посаженные глаза, злобно сверкавшие под нависшими надбровьями.
И вот «Фувальда», подняв якорь, скрылась за мысом…
Тогда леди Элис припала к груди мужа и разразилась неудержимыми рыданиями.
Она храбро встретила опасность бунта; стойко пережила все ужасы мятежа; с гордо поднятой головой смотрела в грозное будущее, хотя знала, что должна бояться не только за себя, но и за крошечное существо, которое носила под сердцем… Но сейчас, оставшись наедине с мужем, отважная женщина наконец не выдержала страшного напряжения и дала волю слезам.
Клейтон не пытался остановить ее рыдания, зная, что слезы облегчают женскую душу.
Прошло много времени, прежде чем леди Элис овладела собой.
— О, Джон, — простонала она, — какой ужас! Что с нами будет? Скажи — что нам теперь делать?
— Только одно, Элис: работать. Работа должна стать нашим спасением. Если мы будем сидеть сложа руки и сокрушаться, это приведет к безумию. Поэтому будем трудиться, ждать и надеяться, что Черный Майкл сдержит свое обещание. И когда придет помощь, мы еще посмеемся над тем, как робинзонили на этом пустынном берегу.
Все это лорд Грейсток проговорил так спокойно, как будто обсуждал с женой рисунок ее вышивки, сидя в уютной гостиной.
— Дорогой Джон, если бы речь шла только о тебе и обо мне, — зарыдала Элис, — мы бы все вынесли, но…
— Да, дорогая, — ответил он нежно, — я тоже думал о малыше. Но ради него мы как раз и должны быть мужественными, верно? Я знаю, что мы справимся со всем, с чем нам суждено будет столкнуться. Посмотри-ка вокруг! Сотни тысяч лет назад, в далеком и туманном прошлом человечества, наши предки решали те же задачи, которые предстоит решить нам… Быть может, даже в этих же самых первобытных лесах. И раз мы с тобой появились на свет, значит, они победили. Неужели мы не сделаем того, что сделали они?
— Я… Я на знаю… — неуверенно промолвила леди Элис, вытирая слезы.
— Конечно, сделаем, и даже лучше их! Ведь наука дала нам такие способы защиты, о которых первобытные дикари не имели ни малейшего понятия. Да и пищу мы сможем добывать не хуже, чем древние люди, вооруженные жалкими орудиями из костей и камня!
— Ах, Джон, если бы я была мужчиной, я, наверное, думала так же, как ты, но я женщина и вижу скорее сердцем, чем головой. И все вокруг так ужасно и безысходно… Но хочется верить, что ты прав! Не бойся: на этом берегу рядом с храбрым первобытным мужчиной будет храбрая первобытная женщина, клянусь!