14. Один льёт, другой пьёт, третий растёт.
15. Весь мир кормлю, а сама не ем.
16. Без крыльев летят, без ног бегут, без паруса плывут.
ЛЕСНАЯ ГАЗЕТА № 3
МЕСЯЦ ПЕСЕН И ПЛЯСОК (ТРЕТИЙ МЕСЯЦ ВЕСНЫ)
С 21 мая по 20 июня
Солнце вступает в знак Близнецов
Месяц МАЙ – пой да гуляй! Вот когда весна всерьёз принялась за своё третье дело: начала одевать лес.
Вот когда в лесу начался весёлый месяц – МЕСЯЦ ПЕСЕН И ПЛЯСОК!
Победа, полная победа солнца – света и его тепла – над стужей и мраком зимы. Зорька вечерняя утренней зорьке руки подаёт – у нас на севере начинаются белые ночи. Отвоевав землю и воду, жизнь поднимается во весь рост. Сияющей зеленью новорождённых листьев одеваются высокие деревья. Мириады легкокрылых насекомых поднимаются в воздух; в сумерках на охоту за ними вылетают полуночники-козодои и вёрткие летучие мыши. Днём реют в воздухе ласточки и стрижи, висят-парят над пашнями, над лесом орлы, коршуны. Как на ниточке подвешенные к облакам, трепещут над полями пустельги и жаворонки.
Отворились двери без петелек, залетали жильцы златокрылые – труженицы-пчёлки. Всё поёт, и играет, и пляшет: косачи – на земле, селезни – на воде, дятлы – на деревьях, бекасики – небесные барашки – в воздухе над лесом. Теперь, по слову поэта, «птица и всякая зверь у нас на Руси веселятся. Сквозь лист прошлогодний пробившись, теперь синеет в лесу медуница».
Оттого, что тёпел и холоден. Днём солнышко, а ночью бывает – ай! – какой морозец. Бывает май – под кустиком рай, а то май – коню сена дай, а сам на печь полезай.
Каждому хочется удаль свою, силу и ловкость показать. Мало песен и плясок: зубы и клювы чешутся, охота подраться. Пух, шерсть и перья летят в воздух.
Спешат лесные жители: это последний месяц весны.
Скоро придёт лето, и с ним заботы о гнёздах и птенцах.
В деревнях говорят:
«И рада бы весна на Руси вековать вековушею, а придёт день – прокукует кукушкою, соловьем зальётся, – к лету за пазуху уберётся».
В этом месяце соловей так распелся, что и днём и ночью свищет да щёлкает.
Ребята удивляются: а когда же он спит? Весной птицам спать долго некогда, птичий сон короток: успевай соснуть между двух песен да в полночь часок, да в полдень часок.
На утренних и вечерних зорях не только птицы – все лесные жители поют и играют, кто на чём и как умеет. Тут услышишь и звонкие голоса, и скрипку, и барабан, и флейту, и лай, и кашель, и вой, и писк, и уханье, и жужжанье, и урчанье, и кваканье.
Звонкими, чистыми голосами поют зяблики, соловьи, певчие дрозды. Скрипят жуки и кузнечики. Барабанят дятлы. Свистят флейтой иволги и маленькие дрозды-белобровики.
Лают лисица и белая куропатка. Кашляет косуля. Воет волк.
Ухает филин. Жужжат шмели и пчёлы. Урчат и квакают лягушки.
Никто не смущается, если у него нет голоса. Каждый выбирает себе музыкальный инструмент по своему вкусу.
Дятлы отыскивают звонкие сухие сучья. Это у них – барабан. А вместо палочек у них – отличный крепкий нос.
Жуки-усачи скрипят своей жёсткой шеей – чем не скрипочка?
Кузнечики – лапками по крыльям: на лапках у них зацепочки, а на крыльях зазубринки.
Рыжая цапля-выпь ткнёт свой длинный клюв в воду да как дунет в него. Бултыхнёт вода – по всему озеру гул, словно бык проревел.
А бекас, тот даже хвостом умудряется петь: взовьётся ввысь да вниз головой оттуда с распущенным хвостом. В хвосте у него ветер гудит – ни дать ни взять барашек блеет над лесом! Вот какой оркестр в лесу.
Под деревьями и кустами, невысоко над землёю, уже давно светятся жёлтые звёздочки гусиного лука.
Они появились, когда деревья были голы и яркие лучи весеннего солнца свободно достигали земли. В этих лучах и расцвёл гусиный лук, а рядом расцветала хохлатка.
Как было радостно увидеть её первые цветы! В ней всё красиво: и причудливые с длинными шпорцами лиловые цветочки, собранные букетиком на конце стебелька, и сизоватые, рассечённые листочки.
Сейчас пора гусиного лука и его подруги-хохлатки уже отходит. Тень деревьев стала слишком густой, она мешала бы им жить, если бы они уже не приготовились уйти домой. Их дом в подземном мире. На земле они только гости. Рассеяв семена, они бесследно исчезнут. Но где-то там, в глубине, будут покоиться всё лето, всю осень и зиму маленькая луковица и круглый клубенёк.
Если хочешь пересадить их к себе, копай сейчас, пока ещё не отцвели запоздалые цветы. Копай осторожно и прилежно. Просто удивительно, какой длины бывают иногда бледные подземные стебельки этих маленьких растеньиц!
Луковицы и клубни наших гостей в тех местах, где земля сильно промерзает, лежат очень глубоко. В тёплых, защищённых местах они ближе. Помни это, когда будешь сажать их у себя.
Н. Павлова
Один лескор пишет нам:
«Я ходил в лес ночью – послушать в лесу ночные голоса. Слышал разные звуки, а чьи они – не знаю. Как же мне писать про них в «Лесную газету»?»
Мы ответили ему: «Опиши, что слышал, а мы уж постараемся разобрать».
Вот он и прислал в редакцию такое письмо:
«Сказать по правде, чепуху какую-то я слышал ночью в лесу, а совсем не оркестр, как вы пишете.
Понемногу затихли все птичьи голоса, и, наконец, настала полная тишина. Была полночь.
И вот где-то в вышине началось: загудела низкая струна. Сперва тихо, потом громче, громче – толсто так, басовито – и опять тише, ещё тише – и смолкла совсем.
Я подумал: «Ну, для начала и это не плохо. Хоть на одной струне, да заиграли».
А из лесу вдруг: «Ха-ха-ха! Хо-хо-хо!» – да жутким таким голосом, у меня мурашки по спине побежали.
«Вот, – думаю, – награда музыканту: хохочут над ним!»
И опять тишина. Долго. Я уж думал – больше ничего не будет.
Потом слышу: кто-то патефон заводит. Заводит и заводит – а музыки нет. «Испортился, что ли, у них патефон?» – думаю.
Перестали. Тихо. Потом опять заводят: тырр-рырр-рырр-рырр!.. – без конца, надоело даже.
Завели наконец. «Ну, – думаю, – теперь-то уж пластинку поставят, сейчас пустят».
Вдруг в ладоши захлопали. Звонко так, горячо.
«Как же это? – думаю. – Никто ничего не сыграл, а уже в ладоши хлопают?»
Вот и всё. Потом опять долго-долго заводили патефон, ничего не сыграли, а в ладоши хлопали. Я рассердился и ушёл домой».
Мы должны сказать, что сердиться нашему лескору не надо было.
Он слышал, как низкая струна гудела. Это какой-нибудь жук над ним пролетел – наверно, майский.
Жутко хохотала большая сова неясыть.
Такой у неё неприятный голос, ничего не поделаешь.
Патефон заводил – тырр-рырр-рырр-рырр! – козодой – тоже ночная птица, только не хищная. Никакого патефона у козодоя, конечно, нет: это он так горлом делает. И воображает, что поёт.
И в ладоши хлопал тоже он, козодой. Не в ладоши, конечно, а крыльями по воздуху хлоп-хлоп-хлоп! Очень похоже на аплодисменты.
А зачем он это делает, этого редакция объяснить не может: сама не знает.
Наверно, просто так, с радости.
Журавли устраивают танцы на болоте.
Соберутся в кружок, и вот один или двое выходят на серёдку и начинают приплясывать.
Сперва ничего – только подпрыгивают долгими ногами. Дальше больше: пускаются в широкий пляс и такие коленца выкидывают – помрёшь со смеху! И кружатся, и прыгают, и вприсядку – ну точь-в-точь трепака откалывают на ходулях! А те, что кругом стоят, равномерно, в такт, хлопают крыльями.
А у хищных птиц игры и пляски в воздухе.
Особенно отличаются сокола. Они поднимаются под самые облака и там показывают чудеса ловкости. То, разом сложив крылья, с головокружительной высоты камнем летят вниз – над самой землёй раскинут крылья, широкий круг дадут и снова взмоют ввысь. То застынут высоко-высоко над землёй – и висят с распростёртыми крыльями, как на ниточке подвешенные к облакам. То вдруг примутся кувыркаться в воздухе через голову, как настоящие небесные клоуны, турманом-турманом падают к земле, выкидывают «мёртвые петли», кружатся, крыльями плещут.