Мы с Суханом как встали на косу, так и до полной темноты. Славно рванули. Как-то даже по коммунистически. На орден не хватит, но грамоту - выдать можно. Ну, а как уже совсем невидно стало - пришлось на заимку идти.

Как вошли, так я в воротах и остановился. Ошизел. Костерок возле ворот горит, нет никого и видно: вся середина двора завалена древесным мусором. Щепки, поленца, обрубки, сколы, куски коры... Разлетелись по всему пространству аж от одного забора до другого. В центре - просто кучей валяются. Ага. Утром у забора справа аккуратненько лежала стопка из двух десятков сухих брёвен. А теперь там просто сырое место. С лагами, на которых прежде бревна лежали. А брёвен нет. И что я могу подумать? Пришёл динозавр и, в неописуемой ярости, погрыз брёвнышки в мусор? Или сюда щеподелательная машина типа "Сибирский цирюльник" закатилась? После "казуаров России" я ни тираннозавру угрянскому, ни самоходному лесодробительному - не удивлюсь. А люди-то мои где? Разбежались? Хорошо бы. Может, кто живой остался...

-- Во! А господин - уже. А мы только кончили. Вот, присели с устатку пивка малость...

В проёме поварни появился Ивашка с кружкой пива. Уже... вполне довольный. Он же обещал что ни капли...

-- Много принял?

-- Я-то? Я ж тока пивусика. Во, первая ещё полная. Почти. Это мужики там до бражки добрались...

-- До "вымороженной"!?

-- Да не! Чего я, не понимаю, что ли? Которая "с пчелой" - она ж отрава. Не, Звяга с Рябиновки притащил. А тут, ну сам глянь - народ поработал. Так... Ну... От души. Ну я и позволил. За труд.

Ивашко широко и горделиво обвёл рукой с кружкой заваленный продуктами сильно дробильной деревообработки двор. Похоже, что они сначала приняли, а уж потом...

-- Нафига нафигачили до фига? Фигни фигуватерной. Расфигачивайте нафиг! Фигуисты фигуёвые! Быстро.

Да, Ванюша, это твой народ. Плоть от плоти, кровь от крови, слово от Даля. А ведь я же ещё в прошлой жизни зарекался: на мате не разговаривать. Только ругаться. Но народ понял всё. И даже последнее слово.

Уж не знаю, что им Ивашка про меня рассказывал, но кинулись работать дружно. Собрали и сложили. Как-то... где-то... поленницу у забора. Как можно сложить поленницу из разноформатных обрубков? Да с пьяных глаз, да ещё и в темноте? Ну, предположим. Попутно разъяснили малолетке недоразвитому, что они же "хотели как лучше". Понятно, что "получилось как всегда" Но - "от чистого сердца". "Не корысти ради, а пользы для".

Когда я днём ушёл, нагло бросил подотчётное стадо, Ивашко начал распоряжаться. Вообще-то правильно начал: с выяснения профпригодности и личной склонности.

-- Ну, мужички-чудачки, а у кого какие таланты имеются?

Дружный ответ новоявленных пейзан был легко предсказуем:

-- Да не... да мы... одичали-оголодали... овшивели-ослабели... мы-то конечно... но слабосильны и маломочны...

Я бы был -- наверняка поверил. Как всякий нормальный горожанин, представляющий себе лесное проживание как крик заблудившегося грибника: "Ау! Помогите кто-нибудь!". И очень бы проникся. Потом вспомнил бы Генри Торо "Жизнь в лесу" с его фразой: "Более пяти лет я всецело содержал себя трудом своих рук и установил, что, работая шесть недель в году, могу себя обеспечить". И очень бы обиделся на обман.

Торо чётко доказал, что нормальный здоровый мужчина может прожить в лесу почти не напрягаясь. А если ещё и беглых негров прятать, то и весело. Но, конечно, при условии, что у него нет жены, детей, любовницы, хронических болячек, невыплаченных кредитов и гособязанностей. Если не платить налоги, не впадать сильно в благотворительность и в "гражданский долг", и чтоб общество защищало от всяких "нехороших"... В общем-то, ситуация моих "птицев". Так что, не с чего им было "оголодали-ослабели".

Ивашка Торо не читал, поэтому пропустил все мои бледно-интеллигентские попаданские измышлизмы и не поверил сразу.

-- Счас как плетью пройдёмся и глянем: сколько у кого - мОчи, а сколько - мочИ. Все враз много-мочными станут.

Тут вылез "обоерукий топорник". Здоровый лоб, под два метра, сутулый, длиннорукий, лицо бородой заросло аж под самые глаза.

-- А я вот махать могу.

-- И чего? Нашёл чем хвастать. У нас вон там уже одна отмаханная валяется. Очухается - опять всем подмахивать будет. Ну хочешь - и тебя рядом поставим.

-- А? Чего?! Ты... Ах ты, паскуда! А ну, где топоры мои! Ты меня? Да я тя! В щепу разделаю!

Тут рассказчики, Ивашко с Николаем, несколько поспорили. Ивашко всё норовил про своё миролюбие рассказать и к бедным "птицам" соболезнование. Николай же больше напирал на профнепригодность даже и с "гурдой" в руке. Типа: воин с саблей, это конечно, хорошо, но против двух топоров "мельницей"...

Пришлось рявкнуть на них и посмотреть саму саблю. Точно - есть свежак. Свежая царапина поперёк клинка, ещё глубокая вмятина на гарде и зазубрина на самом лезвии. Нехорошо. Бой, видать, был серьёзным - здешних воев учат не принимать удар на лезвие. Стали здесь редкость. Даже просто высокоуглеродистые. Железо в мечах - дрянное. На глубоких зазубринах клинок может сломаться вообще. "Гурда" качеством на порядок выше, много чего выдерживает. Но навык-то боя у Ивашки - общий. А по общему правилу удар блокируется или гардой, или, правильнее, отводиться плоскостью клинка. Зазубрина на лезвии -- прокол бойца. Допустим только в жёстком контакте.

-- Ясно. Ну и как же разошлись?

-- Дык... придурок твой, боярыч, влез. Ну этот... Во: Хотен. Я-то у этого твоего... павлина пузатого сабельку-то... того. А тот-то, который... и говорит: "Во, счас боярыч придёт со своим мертвяком ходячим. Интересно будет глянуть, как он тебя дрыном берёзовым против двух топоров разделает". Ну, я и... приостыл малость. Не, палка берёзовая... Да ну, и говорить-то... Только я видал, как ты с ним одним там в бой ходил. А топоры, хоть и добрые, но против колдовства... Слышь, а может ты и над моими-то... того?

-- "Того" - чего?

-- Ну, эта... Колданешь? Или как тут у вас - молебен какой-нибудь? Водой там, святой какой?

Молебны, а равно окропление русского оружия освящённой водой производились в российской истории неоднократно. С переменным успехом. Но это - на боевом оружии. В моё время нормально совершали молебны при спуске на воду ядерных подводных лодок и над "меринами" "новых русских". Их же тоже временами подрывают. Сам патриарх Московский Алексий Второй освящал как-то маленький такой частный домик в три этажа, построенный на казнокрадстве. И, в ответ на упрёк в благословении воровского жилища, очень раздражено посоветовал не считать денег в чужих карманах. Окропление было уместно - в том домике тоже дела со стволами случались. А вот чтобы топоры на лесоповале благословляли - не слыхал.

-- А ты что, уже на войну собрался?

-- А чё тута делать-то? Брёвна мы те порубили. На доски. Ещё - нету.

Так вот кто тут главный "Сибирский цирюльник"! Я, вообще-то, предполагал, что тесать доски топором - занятие тяжёлое. Но что настолько высокоотходное... Вплоть до мусорности.

"Наточил он свой топор

И - дровишек полон двор".

А этот - в два топора. Фольк снова прав: полный двор дровишек.

-- Тебя как звать-то?

-- Ну... Чимахаем кличут.

И злобно-ожидающий взгляд в щёлочку. В смотровую щель между копной шерсти, которая у него на голове произрастает, и такими же зарослями, но на лице.

-- У него присказка такая: "чи махаем, чи не". Типа: валять дерева или не будем.

Это на правах старого знакомого влез "муж горниста".

-- Так, понятно. Чимахай бревна в щепки перевёл. Зачем?

Всеобщее недоумение было мне ответом. Мужики переглядывались, сперва - удивлённо, потом - смущённо, потом - испуганно. Когда толпа здоровенных, патлатых и бородатых мужчин испуганно переглядывается и переминается с ноги на ногу, как кучка школьников, пойманная на курении в туалете - это несколько... Не знаю кому - как, а меня тревожит - я ж не классная дама.