Факеншит! Да не было на Земляничном ручье ни высоких гор, ни глубоких рек! Хуже — мы там никого не изгоняли! Мы их остановили. Только! Потом они — сами разбегались, их — свои же резали! Но… эпос.

Народное творчество. Я бы не стал в это ввязываться, но анализ схем распространения информации в «святорусском обществе» заставил.

Есть пара относительно формализованных каналов.

Светский. Князь шлёт бирюча, и тот орёт очередной указ. Всё. Информационный пакет «живёт» от княжьего крыльца до провозглашения на торгу. Дальше — «что не дочув — то добрехав».

Контент «плывёт». Формулировки указов, законов заменяются мнением сказителя по поводу.

Вы думаете, что судья в «Святой Руси», заслушав мнения сторон, уяснив себе суть дела, открывает «Русскую Правду», находит статью, описывающую ситуацию и провозглашает её? — Отнюдь. Едва ли десятая часть судей имеет под рукой текст закона. Решение выносится на основании воспоминаний («читал когда-то, от отца-деда слыхивал»), личных представлений о справедливости («пришлые — все воры»), традиции («убогие — у бога, коль и врут — то немного»).

В Московской Руси — временами ещё хуже. Основополагающие нормативные документы («судебники») существуют иногда едва ли не 1–3 экземплярах. Где-нибудь в Москве. А остальные как судят? — А так. По тренду, духу и слуху. По понятиям и чуйству.

Церковный. Тут «репродукторов» больше. Очередное послание иерарха переписывается и рассылается по приходам. Где оно, слово в слово, доводится до паствы.

Ну… относительно. Относительно — дословно, относительно — до всех. Задержки… годы.

Главный недостаток обеих систем — охват, почти исключительно, только двух верхних сословий и городского населения (5–7%). Основная масса народа остаётся неинформированной. Инфа из официальных каналов перетекает в безбрежный океан слухов и сплетен. И там распространяется, следуя своим, сплетне-слухным законам жанра.

«И взговорил светлый князь таковы слова…». Каковы? — А таковы. Которые «былинщик» посчитал уместным вложить в уста светлокняжеские. Исходя из ожидаемой щедрости подаяния своей аудитории.

В Руси-России молва, изустная передача информации всегда имела большее, чем во множестве иных мест, значение. Это постоянно приводило в недоумение западных «партнёров».

— У вас нет свободы слова!

— Есть. Я же могу тебя послать.

— Меня — да! А вот своего президента?

— Да запросто!

Уже и в 21 веке, общаясь с людьми разных взглядов, я видел, что ограничителем является не опасение:

— Сща побежит, настучит в органы…

А ожидаемая реакция слушателя:

— Сща подойдёт, настучит в морду…

Понятно, что «партнёрам», выросшим в законопослушном обществе, привыкшим получать не в морду, а в мОзги — это непонятно. А у нас-то… дал-взял-отвалил. Или хорошенько подумал. Прежде чем хайло открывать. Самоцензура? Бла-бла-бла что ближе к носу — свобода? Или загрязнение окружающей среды? Акустическая нечистоплотность?

За базар надо отвечать! — А зачем?

Использование лишь некоторых каналов информации абсолютизируется. Что есть глупость — сборник анекдотов, собранных КГБ СССР — просто печатное выражение очевидного — на Руси есть иные способы.

«Святорусская» информационная система самостабилизируется. Поверху… хоть из штанов выскочи! А в общине будут произнесены только те слова, которые община хочет слышать, способна принять.

Про конец света? — С удовольствием! Наконец-то! Давно ждём! Про мор, глад, трус, орды поганские — за милую душу! А вот про гидроэлектростанцию… не. Брехня невнятная.

Каждый пророк, донося «божественное слово» до своего народа, перевирает его так, чтобы вот до этого народа хоть что-то дошло. Читая любые «откровения», нужно понимать — в какой аудитории эти «высшие истины» втюхивались. Не важно — что имел в виду ГБ, неважно — что «толкал» в массы пророк. Осталось только то, что эти… очень древние люди — сумели воспринять.

Если у паствы основная забота — «кто подержит верблюдицу?», то и все законы божьи приходиться выражать в этих терминах.

Биты об объективной реальности тяжело просачиваются в извилины хомнутых сапиенсов.

Медленно и недостоверно.

Основной путь — через часть элиты. Которой новая информация о том, что «дальше протянутой руки», не только интересна «вообще», но и важна — опасностью или прибыльностью. Содержательностью, а не эмоциональностью.

— Покайтесь православные! Грядёт Страшный Суд! Уж вышли из-за стен каменных Гоги с Магогами!

— Подробнее. Численность личного состава. Отдельно — гогов, отдельно — магогов. Скорость движения, комплектность вооружения, типовой боезапас, особенности применения сомкнутого и рассыпного строёв…

Потом происходит расширение знаний в элитах «по образцу» успешных предводителей. В конце — народ, «широкие массы трудящихся». Им всякая новая хрень — не интересна. Они «хлеб свой насущный в поте лица своего» едят. Единственная народная потребность в части информации — эмоциональный голод «лысой обезьяны».

— Ах-ах! Продолжайте-продолжайте! Это так… сенситивно волнительно!

«Нам сутей не надо — красиво давай!».

Чётко понимая враждебность мне обоих высших сословий и значительной части горожан, я должен был найти каналы обращения непосредственно к основной массе населения.

Я не ставил себе задачи вывернуть наизнанку «мировоззрение русских людей». В смысле: не сразу. Но чуть добавить правды, вбросить искорку новизны… Искру?

Сразу всплыло Ленинское «Что делать?»:

«исходным пунктом деятельности… — должна быть постановка общерусской политической газеты. Нам нужна прежде всего газета, — без нее невозможно то систематическое ведение принципиально выдержанной и всесторонней пропаганды и агитации, которое составляет постоянную и главную задачу социал-демократии вообще и особенно насущную задачу настоящего момента, когда интерес к политике, к вопросам социализма пробужден в наиболее широких слоях населения».

Увы, в моей ситуации — не прокатит. Даже не из-за отсутствия социал-демократии, интереса к политике, к вопросам социализма «в наиболее широких слоях населения».

Эсдеки обращались к рабочему классу, преимущественно грамотному. Здешний аналог — городская беднота — малограмотна. Она мне… не сильно интересна. В роли целевой аудитории. А вот как «передаточное звено», как среда распространения «информационных вирусов» — слухов и сплетен…

Такой «питательной средой» могут быть только деклассированные элементы. Разного рода бродяги, бездельники, попрошайки, мельчайшие торговцы, мошенники, воришки… Новгородцы говорят — «посак».

Серьёзному ремесленнику или крестьянину слухи пересказывать — некогда, он дело делает. Ситуация «информационного инфицирования» — исключительно длительное коллективное безделье. В отличие от инфицирования медицинского. Где бывает достаточно просто мимо пройти.

Для построения «репродуктора» найди бездельника, расскажи ему «правильно» построенную байку, и он с радостью побежит разносить сплетню «по углам и умам». Сам. Даром. Просто потому, что при постоянном информационном и эмоциональном голоде быть рассказчиком нового — статусно. Даже подают больше.

Пальму первенства в сплетничестве издревле отдавали женщинам. Уже в раннегреческий период речеповеденческий тип описан Семонидом Аморгским:

«Проныра, ей бы всё разведать, разузнать,

Повсюду нос суёт, снуёт по всем углам».

Излюбленное место сплетничества — гинекей, женская половина дома.

Насчёт «пальму отдавали»… Неправда это. «Отдают» — мужчины. Они же и сплетничают больше. Другое дело, что большинство традиционных мужских занятий — либо одиночные, либо требуют такого напряжения сил, что на любое говорение — просто дыхания не хватает. Попробуй поболтать при колке дров — без пальцев останешься. А вот вышивая «болгарским крестом» — можно.