– Художник я. Не мешайте работать, пожалуйста!..

Но старик был приставучий.

– Которые художники, те теперь срисовывают старые темные церкви, вместо того чтоб срисовывать новую, светлую жизнь. А вы собираетесь скопировать наш городской порт? Это с какой же целью?

Таисия Павловна огляделась по сторонам, отыскала палку и воткнула ее на то место, где потом будет стоять этюдник. Затем раскрыла альбом, собираясь сделать набросок.

Но шустрый старик встал так, чтобы загородить пейзаж.

– У вас разрешение есть, или направление, или ходатайство с резолюцией?

В это время раздался крик: «Дедушка, дедушка!» – и появился мальчишка лет двенадцати. Он взял дедушку за руку и потащил за собой.

– Это художница, – презрительно сказал внук, достойный наследник своего деда, – их тут полно шляется. Срисует пристань, а потом рванет за это большие деньги.

– Они все такие! – поддержал дед.

Милая пара ушла. Таисия вздохнула и принялась набрасывать рисунок…

В то же самое время в гостинице Иллария отошла от буфетной стойки, держа в одной руке тарелку, на которой лежали сосиски и ломтик хлеба, а в другой – стакан кофе. Иллария оглядела буфетный зал и за одним из столиков увидела Мешкова, который разговаривал с нестарым, лет сорока с небольшим, но совершенно лысым человеком. Расплывшись в улыбке, Иллария направилась к этому столику:

– Доброе утро, Виктор Михайлович! Можно, я к вам подсяду?

Услышав голос Илларии, Мешков вздрогнул.

– Здравствуйте, можно. – Он насторожился.

– Спасибо. – Иллария поставила на стол тарелку и стакан кофе и села на свободный стул. – Это было просто замечательно, как вы вчера гаркнули: «Садовая улица, дом сорок четыре!..»

Мешков порывисто встал и сказал лысому:

– Ну, я помчался!

– Куда? – спросила Иллария.

– На стройку! – буркнул Мешков.

– Ты же не доел свой завтрак!.. – напомнил лысый, но Мешков уже ушел.

Иллария повернулась к лысому:

– Зачем он поехал на стройку, он строитель?

– Он инженер по технике безопасности. Моя фамилия Лазаренко. Догадываюсь, что из-за вас я лишился номера.

– Из-за нас с сестрой.

– Вы с Мешковым друзья?

– Нет, мы познакомились на перроне, где он нас подобрал вместе с чемоданом.

– Подобрал?

Иллария отхлебнула глоток кофе:

– Чего нет в этом кофе, так это кофе… А потом в гостинице нам не дали номера, и Виктор Михайлович сказал, чтобы нас впихнули в его номер, а он будет жить вместе с вами.

– Трогательно, – сказал Лазаренко, – а все-таки, почему он отдал вам номер?

– Не знаю, – искренне ответила Иллария, – я сама заинтересована, скорее всего, он необыкновенный человек, не такой, как все.

– Что-то я раньше этого не замечал.

– Вы ненаблюдательны: у него отзывчивое сердце и добрая, светлая душа!

– У Мешкова?! – переспросил Лазаренко.

– Да.

– Я это обязательно расскажу нашему управляющему, может быть, он повысит ему зарплату.

– И еще, – Иллария даже раскраснелась, – он человек высоких порывов!

– Остановитесь! – потребовал Лазаренко. – И ешьте, а то все остынет. Мешков действительно мужик компанейский и может помочь человеку, но вашим братом он в принципе не интересуется. Спокойно! – добавил Лазаренко, потому что Иллария вся будто напружинилась.

– Что значит «спокойно»? – гневно повторила Иллария. – Вы что, считаете, что я могла… Что мне пришло…

– Могло и прийти, почему бы нет. Вы так вдохновенно про него говорите.

– Да как вы смеете? Это неслыханно!

Иллария резко встала и направилась к выходу.

– Вы же не доели свой завтрак! – крикнул ей вдогонку Лазаренко, но Иллария уже ушла.

Иллария вышла из буфета и остановилась в коридоре, прислонившись к стене. Неожиданные слова Лазаренко произвели на нее сильнейшее впечатление.

Какой-то мужчина – он направлялся в буфет – заметил Илларию и озабоченно спросил:

– Вам плохо?

– Нет, мне непонятно…

– Что? – переспросил мужчина.

– Может ли такое со мной случиться, и тем более за один день?

Мужчина шарахнулся от Илларии и исчез в буфете. Иллария оторвалась от стены и двинулась по коридору. Она закрыла глаза и шла слегка пошатываясь. Мысли у нее заплетались, ноги тоже. Она медленно шла и шла по длинному коридору, как вдруг натолкнулась на кого-то. И этот «кто-то» была ее родная сестра Таисия Павловна.

– Ты что, рехнулась? Ты зачем ходишь с закрытыми глазами?

– Чтобы отключиться от внешних раздражителей, – искренне объяснила Иллария, – и разобраться в своих чувствах и ощущениях.

– Разбираться некогда. Я нашла гениальный мотив. Может быть, он вырастет в картину. Пошли посмотришь!

– Пошли!

– Только не вздумай закрывать глаза, споткнешься и упадешь!

– Хорошо. Я буду думать с открытыми глазами, – пообещала Иллария.

Вскоре они уже шли по улице. Таисия Павловна несла этюдник и картонку. Иллария – зонтик и складной стул. Таисия вышагивала впереди.

– Я просто счастлива. Приехать и сразу напасть на мотив!

Они взобрались на холм, и отсюда на самом деле открывался такой захватывающий вид, что Иллария на какое-то время забыла про все свои личные заботы.

– Ну? – торжествующе воскликнула сестра, и Иллария отозвалась:

– Колоссально! Просто неслыханная красота!

Вскоре на том самом месте, где художница прежде воткнула в землю палку, уже стоял треногий этюдник. Над ним возвышался холщовый зонт. На этюднике держателями была укреплена картонка, и на этой картонке быстрый уголь Таисии успел начертить изгиб реки, и контуры пристани, и чередование домишек на крутом берегу. Таисия отставила уголь и тоненькой кисточкой маленькими, звонкими мазками взяла тон неба и тон земли на другом берегу реки…

Таисия Павловна работала стоя, а Иллария сидела неподалеку на складном стульчике и задумчиво глядела в пространство.

– Иля! – вдруг спохватилась Таисия. – Мы забыли дать телеграмму!

– Да, да, – согласилась Иллария. – Я пойду поищу почту…

Иллария покорно встала, намереваясь уходить, но сестра задержала ее:

– Слушай, в отношении этого, как его, Виктора Михайловича… Я вчера усталая была, с дороги, ну, конечно, он симпатичный, столько для нас сделал…

– Нет! – горячо возразила Иллария. – Он малопривлекательный и вообще мрачный тип! – И ушла на почту.

Иллария отыскала почту, поднялась по ступенькам, толкнула дверь, на которой висело объявление «Осторожно, окрашено», бочком протиснулась внутрь, подошла к окошку, чтобы взять телеграфный бланк, внезапно возле окошка увидела Мешкова и от этой внезапности, от того, что опять он здесь, на ее пути, застыла на месте как истукан.

Мешков почувствовал на себе взгляд, обернулся и обнаружил Илларию:

– Вы как здесь очутились?

Иллария молчала.

– Телеграмму мужу, чтобы не волновался? – продолжал Мешков.

Иллария по-прежнему не произнесла ни звука.

– Вы что, воды в рот набрали? – улыбнулся Мешков.

Иллария молчала и не двигалась.

– Эй, – забеспокоился Мешков. – Что с вами? Очнитесь!

Он осторожно взял Илларию за плечи, встряхнул. Иллария даже не почувствовала, что ее трясут.

– Пошли-ка на свежий воздух, ну-ка! – Мешков обнял Илларию и потащил к выходу. Иллария обмякла, и ее ноги волочились по полу.

– Дверь крашеная, черт бы ее побрал! – Мешков отворил дверь, придержал ее ногой, подтолкнул Илларию. Она вылетела на улицу, скатилась по ступенькам и, наверно, упала бы, если бы не оперлась спиной о телеграфный столб. И этот толчок привел в чувство.

– Извините, – вдруг заговорила Иллария, когда Мешков снова приблизился к ней, – на меня напал молчун!

– Кто напал?

– Я суеверная, я почему-то про вас подумала – и вдруг вы… как с неба упали. Вот я и оцепенела!

– Нервы! – сказал Мешков. – Надо взять себя в руки!