- А ты в мой кошелек не заглядывай. И вообще. Я ведь могу и другого стилиста найти, более сговорчивого.

- Да пожалуйста, - пожала плечами Ангелина. – Только не просись обратно, когда из-за занесенной инфекции у тебя покроется прыщами все лицо.

***

- Сынок? Ты рано!

- А вы не ждали? Могу уйти!

- Что ты такое говоришь, Эмиль? Ну, чего ты, так расстроился из-за этой маленькой неприятности? – сразу догадалась мама о причине моего не самого радужного настроения.

- Маленькой?! Да он огромный!

- У страха глаза велики.

- Ой, ну вот только не надо разговаривать со мною присказками, я уже давно вырос из этого возраста!

- Матери-то не груби! – подал голос Владимир. – Она дурного-то тебе не скажет.

- Вова, не надо, - шикнула на него мама и повернулась ко мне:

- Поужинаешь?

- Не хочется, - буркнул я.

Моя комната – это элегантная простота. Когда в квартире делали ремонт, и речи не зашло о том, что я впущу в свою обитель кого-то с обоями убогой цветочной расцветки, нежно любимой моей матерью. Хорошо, когда у тебя есть деньги и ты можешь позволить себе сделать так, как хочется. Поэтому в моей комнате царит стиль. И нет ничего лишнего, вроде плакатов на стенах, которые так любят подростки.

Главное место в комнате отведено кровати, с красивыми коваными спинками. Она была огромной, с расчетом на то, чтоб плюхнуться на нее с разбегу, что я и сделал. Даже – нонсенс! – не раздевшись.

В голову тут же полезли всякие мысли. И наш разговор с Тимуром, который неожиданно оказался не против моего недельного отпуска, потому как «ты и так почти не отдыхаешь. Это похвально, но тебе семнадцать. Не хочу чувствовать себя эксплуататором детского труда». Ха. Что-то не особо он об этом заботился, когда мне было пятнадцать. И потом, сегодня я заметил, какие многозначительные взгляды он кидает на Ангелину. Кажется, жене Тимура скоро придется развешивать на стены коллекцию рогов, наставленных мужем.

А ещё тот придурок со школы. Женя. Вот уж точно, природа щедро наградила внешностью, но позабыла про мозги. О, ну и о вкусе, конечно, ему можно только и мечтать. Хотя, справедливости ради, нужно заметить, что вещи на нем были неплохие. Но вот сочетать он их не умеет совершенно. И вообще…

- Ма-а-ам!

- Что, Эмиль?

- А у нас огурцы есть?

Глава 3.

Утро вечера мудренее. Никогда не вникал в смысл этого высказывания, но сегодня его понял, когда, проснувшись, я придумал, как решить проблему с прыщом. Не то чтобы от того, что я собирался сделать, он исчез бы насовсем, но, по крайне мере, скрылся бы с глаз.

Нашарив в аптечке пластырь, я торжественно наклеил бежевую полоску на красный прыщ. Ну во-о-т, совсем другое дело. Удовлетворенно хмыкнув, я подмигнул отражению в зеркале. Кажется, жизнь налаживается!

- Доброе утро, мам!

- О, доброе утро, милый! – мама целует меня в щеку и замечает: - Кажется, сегодня ты в хорошем настроении.

- Ага, - киваю и сажусь за стол.

- Твоя овсянка, - передо мной ставят тарелку с кашей.

- И как ты можешь это есть? – содрогается Владимир, влюбленно глядя на свою жареную говядину. – На блевотину же похоже!

- Если я буду питаться жирной и тяжелой пищей, то к сорока годам на блевотину будет похоже моё лицо! – парирую я. – Ма, а у нас яблоко есть? Зеленое?

- Тебе с собой положить?

- Ага, сегодня факультатив, придется проторчать в школе дольше, а в нашей столовке из съедобного только компот, да и то…

В общественном транспорте с облегчением отмечаю, что пялятся на меня не больше, чем на пейзаж за окном. Великая вещь, этот пластырь! Плохо, что сниматься с ним я все равно не смогу, но да черт с ним, может, эта неделя отдыха и впрямь не помешает. Побуду немножко обычным подростком, насколько это возможно. В кино схожу, например, триста лет в кино не был! Всякие там закрытые показы арт-хаусной бредятины не в счет.

В школе на меня кинули пару любопытных взглядов, но, убедившись, что досадное недоразумение в виде прыща тщательно скрыто, пялиться на меня прекратили. Все, кроме одного, угадайте кого. Весь урок на меня зыркал, косоглазие зарабатывал. Аж язык от усердия вытащил. А нечаянно встретившись со мной взглядом, он тут же уставился на свою соседку по парте, типа ничего и не было. Какая голова у него светлая! В неё ещё б мозги.

На следующем уроке пришлось убрать айфон. Физичка у нас психическая, с приветом и с конкретным сдвигом по фазе. Упаси Господь кого-нибудь пискнуть, пукнуть, зевнуть или признать более важным какой-то иной предмет, нежели физика – возмездие настигнет тут же. Убедившись, что как против лома нет приема, так приема нет и против Нелли Александровны, все безропотно приняли ее правила поведения на уроке. Из двух зол выбрали меньшее и отделались малой кровью. Сорок минут увлеченного рассказа Нелли Александровны про что-то, мне совершенное непонятное, тянулись, как два часа. Звонок в моих ушах пропел ангельскими голосами: «Аллилуйя!», и я вылетел из класса, как пробка из шампанского – быстро и эффектно.

Отчасти потому, что после второго урока голодные школьники бежали в столовую, как слоны на водопой, и будь проклят, а точнее, стоптан тот, кто попадется им на пути! Обосновавшись в безопасном месте около окна, я взобрался на подоконник, что, вообще-то, строго запрещалось школьным уставом, но мне, как вы уже наверняка догадались, правила были до одного места, я достал из сумки яблоко, тщательно протер его платком, обработал руки антисептическим гелем и приступил к трапезе.

- Приятного аппетита! – неожиданно послышалось откуда-то сбоку.