– а кто эта прекрасная дама с тобой? – поинтересовался я.

– о, это Елена. Елена, это Тим Бейли – наихудший менеджер в бейсболе.

Елена скрестила свои нейлоновые прелести под названием ноги, и я простил Хриспину все.

– приятно познакомиться, мистер Бейли.

– да уж конечно.

игра началась, все вернулось на круги своя – на седьмой подаче счет был 10:0. Багси был сам не свой от счастья, лапал Еленины ножки, терся о нее, весь мир был у него в кармане, он повернулся ко мне и протянул пятибаксовую сигару, я закурил.

– а что, этот парень и вправду был ангелом? – спросил Багси, не скрывая ухмылки.

– он просил называть его попросту И. X., больше ничего не могу сказать.

– похоже, человек побеждает Бога всякий раз, как они схлестнутся.

– не знаю, но, по-моему, отрезать человеку крылья – это все равно что отхватить ему член.

– возможно, и так, но, как я разумею, сила заставляет мир двигаться.

– а смерть заставляет его остановиться, так, что ли?

с этими словами я достал «люгер» и приставил дуло к затылку Багси.

– черт возьми, Бейли! держи себя в руках! я отдам тебе половину всего, что имею! ну хочешь, возьми все – эту девку, бизнес, все – только убери пистолет!

– если ты считаешь, что убийство – это сила, так отведай ее!

я спустил курок, кошмар, «люгер». бледно-желтые осколки черепа, ошметки мозга и кровища повсюду-на мне, на нейлоновых ляжках, на платье…

игра была приостановлена на час, пока нас не увезли со стадиона – мертвого Багси, его бьющуюся в истерике женщину и меня.

Бог над Человеком. Человек выше Бога, мать варила земляничное варенье, в то время как меня от всего просто воротило с души.

а на следующий день, уже в камере, я получил от надзирателя газету:

«СИНИЕ» ВЫРВАЛИ ПОБЕДУ В ЧЕТЫРНАДЦАТИ ПОДАЧАХ СО СЧЕТОМ 12:11!

я подошел к окошку в камере, скомкал газету и стал пропихивать ее сквозь решетку, а когда наконец я вытолкнул комок наружу и он полетел с восьмого этажа и расправился, мне померещилось, что это крылья, да хуйня все это, обыкновенный комок бумаги, шлепнулся с восьмого этажа в море, в бело-синие волны, до которых мне не дотянуться… Бог надирал Человека всегда и постоянно, Бог – он же присутствует везде, и в ебаном «люгере», и в живописи Клее, и вот теперь те нейлоновые ляжки трутся вокруг другого кретина. Багси Мэлоун проиграл мне 250 штук и теперь не мог расплатиться. И. X. с крыльями, И. X. без крыльев, И. X. на кресте – какая разница! я был все еще жив и поэтому отошел от окна, спустил штаны, уселся на тюремный толчок без стульчака и капитально поднатужился, на тюремном толчке сидел и срал экс-менеджер высшей лиги и экс-человек, вдруг сквозь решетку ворвался легкий ветерок и так же мгновенно ускользнул.

там было невыносимо жарко, я добрел до рояля и стал бренчать, играть я не умею, просто тренькал по клавишам, кто-то пустился в пляс прямо на кушетке, мои ноги на что-то наткнулись, я заглянул под рояль и обнаружил там девицу, она развалилась на полу, юбка соблазнительно задралась, продолжая играть одной рукой, свободную я запустил ей между ног, но то ли от плохой музыки, то ли от моего пальца девица проснулась и выбралась из-под рояля, танец на кушетке тоже прервался, тогда я перебрался на кушетку и вздремнул пятнадцать минут, я не спал две ночи и два дня. и еще было жарко, невыносимо жарко, проснувшись, я стал блевать в кофейную чашку; когда она наполнилась, я продолжил на кушетку, кто-то приволок кастрюлю, вовремя.

я воспользовался кастрюлей, короче, все было отвратно.

поднявшись с кушетки, я направился в ванную, там оказались двое голых парней, один намыливал другому яйца кисточкой и сбривал волосню.

– эй, ребята, мне бы надо просраться, – сказал я.

– валяй, – откликнулся тот, кому брили яйца, – мы не будем тебе мешать.

я вошел и уселся на толчок.

– я слышал, Симпсона уволили из «Клуба-восемьдесят шесть», – сказал парень с кисточкой и бритвой в руках.

– Кей-Пи-эФ-Кей, – ответил его приятель, – они увольняют больше народу, чем «Дуглас Эркрафт», «Сире Робак» и «Трифти Драгз», вместе взятые, одно неверное слово, одно высказывание, не укладывающееся в их концепцию гуманизма, политики, искусства и тэ дэ и тэ пэ, – и ты вне игры, только одному парню на Кей-Пи-эФ-Кей это не грозит – Элиоту Минцу, он как тот игрушечный аккордеон – не важно, на какие клавиши жать, звук все равно будет один и тот же.

– ну, давай, – сказал парень с помазком и бритвой.

– что давать?

– помни свою елду, чтобы она встала.

я с плеском отложил здоровенную говеху.

– Господи Исусе! – воскликнул парень с помазком, правда, он уже бросил его в раковину.

– при чем тут Иисус? – осведомился второй.

– да у тебя залупа с кулак!

– это у меня после аварии, так и осталось.

– хотел бы я попасть в такую аварию, я разродился еще одной говехой.

– ладно, продолжим, – сказал тот, что орудовал бритвой.

– что теперь?

– теперь выгни спину и просунь хозяйство между ляжек.

– вот так, что ли?

– ага.

– и что?

– приспусти живот, ниже, сожми покрепче ноги… вот так, отлично! видишь? теперь тебе никогда не потребуется никакая баба!

– ой, Гарри, да разве это похоже на настоящую дыру! что ты мне втюхиваешь? это же говно собачье!

– да надо просто потренироваться! вот увидишь! все получится!

я подтерся, спустил воду и вышел.

добравшись до холодильника, я полез за пивом, взял две банки, открыл обе сразу и приложился к первой, судя по всему, я был где-то в Северном Голливуде, освежившись, я уселся напротив парня с двухфутовой бородищей, на его косматой башке красовался красный жестяной шлем, этот чудила бесился две ночи, но теперь весь спид кончился, и он стал тормозить, правда, еще не отключился окончательно, просто торчал печальный и безучастный, наверно, надеялся долбануться косячком, но никто не проявлял никакой активности.

– Биг-Джек, – поприветствовал я парня.

– Буковски, ты должен мне сорок баксов, – промычал Джек.

– послушай, Джек, сдается мне, что прошлой ночью я вернул тебе двадцать баксов, да, я определенно помню эту двадцатку.

– помнишь? да прошлой ночью ты не помнил, что ты Буковски! ты был пьян, поэтому ничего помнить не можешь!

Биг-Джек терпеть не мог алкашей, рядом сидела его подружка Мэгги, она ввязалась в разговор:

– ты давал ему двадцатку, все правильно, но ты просто хотел еще выжрать, мы пошли и купили тебе пойла, а сдачу вернули.

– ладно, согласен, но где мы вообще? в Северном Голливуде?

– нет, в Пасадине.

в Пасадине? да ладно вам.

я все наблюдал за огромной занавеской, туда заходили люди, иногда они минут через десять – пятнадцать выходили обратно, иногда пропадали с концами, этот бардак длился уже двое суток, я добил второе пиво, поднялся, отодвинул занавеску и вошел – там была темнотища, воняло дурью и еблей. когда мои глаза свыклись с темнотой, я разглядел клубок человеческих тел, в основном парни, они лизали, сосали и ебли друг дружку, это не для меня, я бабник, к тому же воняло, как в мужской раздевалке физзала после того, как все сделают по паре подходов к брусьям, спермой тоже воняло, я чуть снова не начал блевать, тут ко мне подвалил какой-то светлый ниггер.

– эй, да ты Чарльз Буковски, верно?

– м-гу, – промычал я.

– ух ты! офигеть! я читал «Распятие в руке смерти»! по-моему, ты величайший поэт со времен Вердена!

– Вердена?

– именно Вердена!

тут он придвинулся и заграбастал мои яйца, я отвел его руку.

– в чем дело? – удивился ниггер.

– не сегодня, малыш, я ищу своего друга.

– о, извини… – и отвалил.

я еще раз оглядел этот бордель и уже собирался слинять, как вдруг приметил в дальнем углу бабенку, ноги ее были раскинуты, но, похоже, она пребывала в полном отрубе, я подгреб поближе и присмотрелся повнимательней, спустил штаны, приспустил трусы, бабенка выглядела что надо, я пристроился и вдул ей. вдул по самые яйца.