Александр вздохнул: ведь он уже давно мечтал побывать в Италии. За три года работы у него накопилось почти два месяца отпускных.

Как это свойственно программисту, Александр не имел проблем с изучением новых языков, поэтому в его коллекции помимо английского, си-шарпа и ещё парочки языков программирования оказались также и латынь, необходимая для изучения старых научных текстов, старославянский, которому его обучил когда-то давно крёстный отец, и итальянский — язык музыки.

Придя с работы, Фосфорин первым делом включил своего «железного коня», ставшего для него единственным верным другом, на которого он тратил большую часть зарплаты, периодически обновляя оборудование с учётом последних выпусков и складывая старое под кровать. Так, например, на текущий момент в самостоятельно собранный компьютер был установлен мощный шестиядерный процессор и видеокарта с высокой тактовой частотой и достаточным для обеспечения высокой производительности количеством шейдерных блоков.

Обустроившись прямо в уличной одежде на незаправленной холостяцкой кровати и откупорив бутылку недорогого Sangiovese, Фосфорин в упоении уставился в экран.

Возможно, вино оказалось недостаточно качественным, но после второго стакана в голову поползли непонятные мысли и воспоминания. Александр вспомнил себя, каким он был в десять лет, черноглазую Ирку с соседнего двора, с которой мечтал разделить своё пылкое мальчишеское чувство и которая так бесследно исчезла из его жизни. Наконец, он вспомнил хор мальчиков, в котором он пел в далёком детстве, дирижёра, чьим словам, по иронии судьбы, не суждено было сбыться.

 — Твой голос прекрасен, Саня Фосфорин. Жаль, что он скоро сломается.

Слёзы выступили на глазах. Александр Фосфорин, программист по профессии и певец по призванию, осознал себя навеки потерянным для мира музыки, похороненным заживо под миллионом строк громоздкого, но бесполезного кода.

После третьего стакана второсортного вина в голове зашумело, и бедняга-программист уснул, уронив голову на светящуюся клавиатуру.

Комментарий к Глава 0. Пролог Примечания (здесь и далее):

1) «Костыль» — в программировании быстрое и некрасивое решение проблемы, обычно требующей долгогосрочного и ресурсоемкого исправления.

2) Тимлид — руководитель команды разработчиков.

====== ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: Солист Капеллы. Глава 1. Где я, товарищи? ======

Открыв глаза, в которых по-прежнему было мутно, я обнаружил, что сижу на полу в каком-то музее. Первым пришло в голову: надо же было так напиться, чтобы в беспамятстве припереться в Эрмитаж! Приглядевшись повнимательнее, я каким-то образом понял, что это не Эрмитаж, и даже не Русский музей.

Следующая мысль — я нахожусь в соборе, но опять же, напрочь не мог вспомнить — в каком именно. Казанский? Троицкий? Никольский? Мне стало стыдно, ведь я не был в соборе уже лет пять. Вот, наконец, принесло — наверное, совсем плохо стало. Не поднимаясь с пола, я с интересом разглядывал фрески на потолке. Надо же, думаю, технический прогресс дошёл и до искусства: уже в росписи соборов применяют 3D-графику, причём, весьма высокого качества. Несомненно, 3D-Max! Особенно реалистичными были фигуры епископов и каких-то мускулистых парней, сидящих на колоннах и вызвавших у меня очередной приступ зависти и ненависти к своему внешнему виду. Но наибольшее впечатление произвела картина «Сотворение человека», при виде которой меня начала охватывать смутная тревога. В какой-то момент я осознал, что фрески напоминают то, что я видел в альбоме о художниках Италии, а именно — фрески Микеланджело.

Микеланджело? Да-да, эти живые, объёмные фигуры — его рук дело. Но ведь это бред, итальянский гений скульптуры не был в Питере по одной простой причине. При нём и Питера не было.

Тогда где я? Меня бросило в холодный пот, появилось очень нехорошее ощущение неизвестности, которое обострилось, когда две костлявые руки впились мне в плечо.

 — Che fai qui, ragazzo matto?! (Что ты здесь делаешь, дурень? — ит. перевод) — послышался грубый мужской голос с едва заметной усмешкой.

Обернувшись, я увидел двух парней в белых одеяниях до пола. Ну, думаю, всё, допился Санёк до смерти, вон уже ангелы за мной прилетели. Только вот не похоже, что из рая. Один из них был косой, а второй — кривой на один глаз.

«Итальянские туристы», снисходительно подумал я и, обрадовавшись, что знаю их язык, ответил следующее (дальнейшее повествование будет на русском):

 — Синьоры, если вы заблудились, я готов проводить вас до ближайшего метро…

 — Ты что болтаешь?! Нет времени на шутки, у нас проблемы!

Я поднялся с пола, собираясь уйти, но странные товарищи схватили меня под руки.

 — Стой! Ты ведь певец?

 — Да, но весьма посредственный.

 — А ну пошли!

Эти двое сумасшедших потащили меня под руки к выходу. Я ничего не понимал и пребывал в каком-то странном состоянии, будто бы всё происходящее — не иначе, как кошмарный сон.

Мы вышли в коридор; справа от входа в главный зал музея в стене была дверь, а за ней ступени наверх. Наконец, меня втащили на какой-то балкон, где собралось много народу, и, окинув презрительным взглядом всех присутствующих, крикнули:

 — Вот вам тот самый подарок небес, мы нашли его на полу!

Меня тотчас обступили очень странные люди, почти все высокого роста, в белых, до пола, одеяниях, с длинными волосами и лицами, при виде которых я вздрогнул. Они были словно с того света. Они что-то громко говорили, но я не обратил внимания на слова. Но вот их голоса словно вывернули меня наизнанку: этот тембр я слышал только два раза в жизни — первый раз в записи Алессандро Морески, а второй… второй — когда злые однокурсники записали мой доклад на диктофон.

О, Боже! Неужели это то, что я думаю?!

Наконец один из собравшихся, высокий, черноволосый, худощавый тип с колючим взглядом, внешне удивительно напоминавший мою злющую преподавательницу по компьютерной графике, Антонину Юзефовну, с весьма саркастической улыбкой процедил сквозь зубы:

 — Интересно, в какой помойке наши окосевшие от беспробудного пьянства тенора нашли это убожество?

Мне стало горько и обидно. Почему «убожество»? На себя посмотрите, товарищи!

Все присутствующие выглядели до ужаса нелепо в своих псевдогреческих хитонах с длинными рукавами, в то время как я был одет вполне нормально: в чёрные потертые джинсы и синюю рубашку.

Всё же, не желая наживать себе врагов, я ответил следующее:

 — Что, собственно говоря, вам не нравится, уважаемый? Может быть, вас раздражает мой костюм? Так, да будет вам известно, во всех нормальных фирмах дресс-код отсутствует.

Услышав мою реплику, вся компания разразилась жутким смехом, как в фильмах ужасов. Кровь похолодела в венах, захотелось просто вырваться отсюда и убежать, куда глаза глядят — так мне стало страшно.

 — Что он бормочет, — поддержал товарища полный, приземистый человек с таким же высоким голосом и грязными прядями тёмных волос, выгодно закрывающими непропорционально узкие (по сравнению с нижней частью тела) плечи. — Посмотрите на его рубище, он же сбежал из Неаполитанской Школы Нищих, — неприятный человек разразился квакающим хохотом.

 — Каких ещё нищих? Я зарабатываю больше, чем «сеньор»! — тут я уже вспыхнул.

Что меня выводило из себя, так это неприятные комментарии в адрес моей зарплаты (выше средней по городу!) и IQ (тоже).

 — Значит бедный синьор ну совсем разорился!

 — Смотрите-ка, он ещё и плешивый, — не унимался высокий тип, показывая пальцем на мои бритые виски. — Cappone pizzicato*!

— Cappone pizzicato! — со смехом подхватили те двое, что притащили меня сюда, чем повергли меня в жуткое сомнение.

Несмотря на то, что я не понял последних слов своего недоброжелателя, я воспринял их как обзывательство и обиделся.

 — Я протестую! — наплевав на все комплексы, я заорал пронзительным высоким дискантом.

 — Плешивый кастрат — это сенсация, господа! — пытался переорать меня «Антонина Юзефовна».