Она умудрилась для нас стать не просто учителем, а другом. Мы любили с подружками Галей Пунгиной и Надей Козловой бывать в гостях у Валентины Григорьевны. В небольшом, но уютном домике она жила с двумя другими молодыми учительницами.
Помню, как меня поразил портрет на стене комнаты. Оказалось, что это поэт Есенин. Мы без стеснения валялись на медвежьей шкуре – трофее брата учительницы, который был охотоведом. Пили чай с протертой с сахаром клюквой и разговаривали обо всем на свете. Почему нас не гнали, а встречали по-доброму? Таким вопросом мы не задавались тогда: все было как-то легко, здорово, естественно.
Помню, как готовились к «Зарнице». Шили из старых чулок мячики, набивали ватой. Это были «снаряды» для игры. Воевали в небольшом перелеске. Наш класс был «зеленым», а третьеклассники – «синими». Отличали нас по повязкам на рукаве. Нужно было захватить «вражеское» знамя и при этом не потерять повязку, то есть не попасть в плен. Помню, что я очень искусно пряталась, но знамя захватил кто-то посмелее и понаходчивее.
После игры зажгли огромный костер. Я такого не видала раньше. Огонь взметнулся так высоко, что чуть не задевал провода. Мы заволновались, но взрослые быстро его притушили, перенесли в сторону и снова разожгли. Мы стояли и завороженно смотрели на огонь. Уходить домой после «войны» не хотелось. Почему-то не было уже никакого соперничества, обид, тревог. Было братство маленьких «бойцов» из начальной школы.
По итогам первой четверти во втором классе отличникам дарили книги. Мне досталась книга Леонида Дьяконова «Олень – золотые рога». Учительница сказала, что это очень интересная книга, и если я принесу ее в школу, то она будет нам читать вслух, когда останется время от урока. Время у нас почему-то оставалось, и мы к весне уже прочитали книгу до конца. Оставались и после уроков, чтобы дочитать главу, а потом обсудить. И никто не рвался домой, слушали с удовольствием. С таким же интересом мы читали вслух повести с продолжением из журнала «Пионер» и рассказы из «Пионерской правды». В классном уголке у нас были «кармашки», в которые мы вкладывали листочки с названиями самостоятельно прочитанных книг. У меня был самый «пухлый» кармашек.
Директор
Пока я училась в школе, у нас был один директор – Захаров Николай Григорьевич. Он всей душой переживал за то, что в ней происходило, добивался порядка, устанавливал какие-то правила. К примеру, каждый понедельник устраивалась полная проверка. В коридоре у входа в школу ставили стол, за которым сидели дежурный учитель и директор. Проверяли, есть ли сменная обувь, подпись родителей в дневнике, салфетка для обедов. Проверяли даже цвет ленточек в косах: в будни они должны были быть коричневыми, а в праздники – белыми. Конечно, мы умели обходить эти проверки в прямом и переносном смысле: заходили с запасного входа, подписывали друзьям дневники, менялись обувью, забрасывая ее в форточки… В общем, вели себя, как нормальные дети, которым не нравятся какие-то «рамки», запреты, непонятные правила.
После проверок были общешкольные линейки. Все ученики (человек двести) выстраивались в коридоре второго этажа, директор забирался на деревянное кресло, чтобы все его видели, и устраивал «разбор полетов» за неделю. Запомнилось, как нас ругали за то, что мы плохо ели суп, который нам привозили в больших термосах из столовой. Честно сказать, суп был жирный и невкусный. Я его ела, закрыв глаза, чтобы не видеть, как в тарелке плавает жир. Запомнилось, как ученика 7-го класса хотели исключить из школы за курение. Мы верили, что это возможно, и всем классом очень жалели паренька.
Трудились мы беспрестанно и почти не роптали. Так как в школе было печное отопление, мы носили к двум печкам дрова, мыли полы. Весной дрова складывали в огромные дровницы. Директор с нами укладывал, показывал, как надо, чтобы поленница не развалилась. Почти всегда он был с фотоаппаратом. Все наши дела оставались на пленке, а потом на фотографиях в красивых больших альбомах, которые хранились в школе для каких-то «высоких» целей. Мы их не видели, поэтому парадоксально, но фотографий, связанных со школой, у меня, да и у моих одноклассников совсем нет. Нет даже выпускной фотографии…
Несмотря на то что школа у нас была небольшая, наша жизнь была такая насыщенная! Я постоянно участвовала в каких-то районных мероприятиях: конкурсах чтецов и певцов, драмколлективов, смотрах строя и песни, туристических слетах. Директор сам руководил подготовкой к районному смотру строя и песни. Мы шили одинаковые костюмы, головные уборы (каждый год – разные) и гордились тем, что побеждали в этом смотре постоянно. Кстати, маршировать мне очень не нравилось, но приходилось подчиняться. В День пионерии устраивался праздник на природе. Там подводились итоги, активистам вручали пионерские галстуки. Со временем у меня образовалась целая коллекция.
Наш класс
Переход из начальной школы был очень болезненным. Мы без конца бегали к своей любимой учительнице, не желали принимать новую классную руководительницу. Ей это было, конечно, обидно, потому что Мария Ивановна только что выпустила замечательный класс, дети из которого поступили в хорошие вузы, даже в МГУ. И она провела классный час, на котором рассказала о себе, о том, как она оказалась в нашей школе, о своих выпускниках. Мы поняли ее и приняли. Обиделись на нее только один раз, когда она запретила проводить «огонек», потому что за неделю наполучали двоек по математике. Мы уже позаботились о музыке, закупили два килограмма любимых конфет «Цитрон» с лимонной начинкой, а тут такое разочарование… Посоветовавшись, решили идти в лес жечь костер. Пока добрались до места, стемнело. Было страшно. Костер никак не хотел гореть. Мы жевали конфеты, ругали Марию Ивановну, но делали это как-то вяло, беззлобно.
Наша классная была биологом, поэтому мы постоянно пересаживали цветы, оформляли стенды, ухаживали за цветником возле школы. А наш пришкольный участок был очень хорош. Я любила дежурить в начале июля, когда поспевала клубника. Мы набирали по два ведра ягод каждый. По бидончику разрешали брать домой, остальное разносили по домам учителей-ветеранов. Много собирали смородины, малины. Варили, сушили, а в сентябре устраивали Праздник урожая. Чего там только не было! И гигантский картофель, и тыквы разных расцветок, и редкие овощи… Мария Ивановна заботилась о дендрарии возле школы. Она научила нас многому.
Когда мы учились классе в седьмом, Мария Ивановна увлекла нас занятиями в кружке, где мы начали переписку с ребятами из других стран. Я переписывалась с девочкой из Польши. Мы обменивались значками, открытками, монетками, а однажды я получила посылку с сувенирами и шоколадом. В ответ мы с мамой тоже собрали посылку. Запомнилось, как сложно было это сделать. Пришлось заполнять много бумаг, а адрес писать на польском языке. Я это умела, потому что девочка из Польши прислала мне учебник для изучения языка. Конечно, успехов у меня больших не было, но переписка наша продолжалась много лет.
А еще мы всем классом выписывали газеты пионеров разных республик, читали заметки, обсуждали. А к десятому классу полюбили петь. В мае, когда сад возле школы расцветал, выходили на улицу, садились прямо на траву и пели школьные песни. Видимо, чувствовали скорое расставание. Даже окончив школу, мы навещали свою классную руководительницу. Однажды она удивила нас тем, что показала приглашение на встречу выпускников, которая должна была состояться через пятьдесят лет! А вот состоялась ли – не знаю. Несмотря на то что класс наш был дружным, мы встречались после школы, к сожалению, только однажды… Разъехались и потерялись.
Лариса Трунова
«Девятка»