От вежливости — тоже не умру.

От этой горькой истины не прячась,

Я изучаю сам себя на свет.

Я не умру от стольких дивных качеств,

Что, видимо, мне оправданья нет.

Да оправдаться и не стараюсь:

Я умирать пока не собираюсь.

1984

2. Самолюбивый

Народ! не дорожи любовию поэта.

Ты сам себе поэт, он сам себе народ.

Не требуй от него всечасного привета,

Хоть за твоим столом он часто ест и пьет.

Поэт! не дорожи призванием эстета.

Когда тебе народ заглядывает в рот

И гимнов требует взамен своих щедрот

Ему презрением не отвечай на это.

Удара твоего страшится индивид,

Когда он сам тебя ударить норовит.

А ежели и впрямь ты вечности заложник,

То что тебе в плевах? Не заплюешь костер.

Я памятник сложил. К нему не зарастет.

Ты мной доволен ли, взыскательный сапожник?

1986

3. Вариации на тему 66 сонета Шекспира

Нет сил моих смотреть на этот свет,

Где жалость, побираясь Бога ради,

Едва бредет под бременем клевет,

А доблесть умоляет о пощаде;

Где вера ждет печального конца

И где надежда созерцает в муке

Расплывшиеся губы подлеца

И скупости трясущиеся руки.

Не станут церемониться со мной,

И жутко мне до дрожи подколенной.

Все рушится, и в темноте земной

Я слышу стон измученной Вселенной

Послал бы все к чертям, когда б не ты:

Ведь без меня тебе придут кранты!

1987

ПЕСЕНКА ОБ ОТКРЫТОМ ОКНЕ

…У него суровый вид и тяжелая рука.

Он стоит себе, стоит у жужжащего станка.

Он — создатель, он творец,

свод небесный на плечах,

В блеске стружечных колец,

словно в солнечных лучах.

Вечен он, богам под стать,

и пускай пройдут века

Он останется стоять у жужжащего станка.

…Он не знает, не следит,

час прошел ли, ночь прошла

Он сидит себе, сидит у рабочего стола.

Он — провидец, он поэт, вся земля в его руках,

Никаких сомнений нет — он останется в веках.

Что ему свинец и медь, если за спиной крыла?

Он останется сидеть у рабочего стола.

…Майским утром золотым

в воздухе звенит струна.

Мы стоим себе, стоим у открытого окна.

Мы ужасно влюблены,

мы глядим на белый свет.

Кроме солнца и весны, ничего на свете нет.

В майском утреннем тепле

мир справляет торжество.

Мы покуда на земле не умеем ничего:

Ни работать у станка, ни чертить и ни ваять

Просто так, в руке рука, рядом у окна стоять.

Замирая, нота "ля" переходит в ноту "си".

Повторится земля, словно глобус на оси.

Поворотится опять, но в любые времена

Мы останемся стоять у открытого окна.

1986

ИЗ ПОЭМЫ "СИСТЕМА"

Есть старый дом при выходе с Арбата.

Внизу аптека. Наверху когда-то

Ютился теплый говорливый быт.

Жильцы мирились, ссорились, рожали,

А после, как в поэме Окуджавы,

Разъехались. Наш дом теперь забит.

Он не был нашим в строгом смысле слова.

Мы не искали там борща и крова.

Под протекавшим, в пятнах, потолком

Не вешали сушить белья сырого.

Мы появились там уже потом.

Остались стены с клочьями обоев,

Пустые, как романы без героев.

Густая пыль осела по полам,

На лестницах валялись кучи хлама,

Хоть коридор по-прежнему упрямо

Пересекал квартиру пополам.

В осенних наступающих потемках

Через окно в извилистых потеках

Свет фонаря отбрасывал пятно.

Внутри темнее было, чем снаружи.

Внизу гулял народ, блестели лужи.

Нам нравилось выглядывать в окно.

…Не изменяясь, не переезжая,

В квартирах продолжалась жизнь чужая.

То странный шорох, то внезапный стук

Звучали, как легенды подтвержденье.

По комнатам бродили привиденья.

Чужая жизнь всегда была вокруг.

Невнятно прорисовались лица.

Здесь до сих пор ещё могли храниться

В альбомах — фотографии теней