И выставил за дверь. Нет, вот сказал бы прямо: в этом году набор окончен, и так уже народу через край. Или: мы берём только мужчин. Или только старых и страшных женщин. В общем, назвал бы нормальную причину, настоящую, а не нёс этот бред про поиск пути… Этого, да простят её Пятеро, бреда, она и на еженедельных проповедях наслушалась… Илька вздохнула и развернулась, чтобы уйти. Может, надо было сказать, что ей во сне лично все Пятеро явились и велели в храм бежать? Не поверит…

Выставили её, разумеется, не из самого храма, а из специального зала для церемоний, но находиться теперь в храме никакого смысла не было. Мелькнула мысль обратиться к кому-то из Пяти, а то и вообще ко всем, попросить помощи или хотя бы совета, но она её отмела. Не то чтобы она совсем не верила, отчего же, верила, как и все, но полагала, что богам не до неё. Наверняка, у них есть дела поважнее, чем её, Илькино, нытьё о предстоящем замужестве. Саму Иллику жутко раздражало бы, если бы её постоянно дёргали по таким пустякам, тем более что просителей хватает, вон даже ночью бедным богам никакого покоя, – раздражённо подумала она, наткнувшись взглядом на ещё одного ночного посетителя, и, если честно, не столько сочувствуя Пяти, сколько вымещая собственную досаду.

Впрочем, стоило взглянуть повнимательнее, как досада отошла на второй план, а на первый вышло любопытство вкупе с азартом. Это был он, этот её, стыдно сказать, жених. А он-то тут что забыл? Тоже пришёл в монахи сдаваться?

Ой-ё… Да он колдун, чтоб его сплющило и разорвало! Ну точно, вон, в первую очередь к Тёмному направился. Надо сказать отцу. Не отдаст же он свою хоть и непослушную, но любимую дочку за этого… этого… просто за этого. Иллика буквально на секунду отвлеклась, уже представляя, как отец удивляется, негодует и разрывает сделку, и тут же вздрогнула, услышав рядом голос. Неприязненный и неприятный.

– Следишь за мной? Не терпится?

– Терпится, – огрызнулась Иллика, хмуро рассматривая этого. Вот дали же боги женишка… Мало того, что уродлив, так ещё и колдун. Может, зря она мало к богам обращалась? Вот они и решили, что она всё стерпит, даже такого вот… И голос-то тоже невзрачный. Хиленький такой тенорок. Тихий. От неуверенности в себе, не иначе.

Да что она вообще на него время тратит? Домой надо, домой, к отцу, чтобы покончить с этой дурацкой женитьбой, как можно скорее… Илька отвернулась и сделала шаг в сторону выхода, но тут в её плечо вцепились чужие пальцы, твёрдые и даже острые, заставляя развернуться. Когти у него там что ли? Она попыталась сбросить, но не тут-то было – вцепился, словно клещ!

– Куда? – как-то слишком напоказ удивился мерзкий колдун. – Раз уж мы так удачно здесь оказались, давай-ка всё и завершим сразу!

Илька, надо сказать, его не поняла. Она растерянно сделала пару шагов за тащившим её мужчиной, потом стала на всякий случай упираться, хотя бы уже потому, что от отродья Тёмного добра не жди. Ну и из духа противоречия, куда ж без него.

Хилый внешне жених – уже почти бывший жених, что не могло не радовать, казалось, даже не заметил её попыток вырваться, так и пёр к своей цели и Ильку за собой волок. Как волк ягнёнка, – подумала неожиданно Иллика, прежде всегда считавшая себя волчицей, а не овцой. Отчаявшись освободиться, она просто для порядка пару раз наступила ему на ногу, и была готова поклясться, что весьма болезненно, но этот даже не поморщился и с шага не сбился. Он вообще живой?

И что ему в зале для церемоний понадобилось, интересно? Будет проводить очную ставку с настоятелем и выяснять, что же его наречённая тут забыла?

Колдун постучал в дверь так, что Илька, будь она на месте настоятеля, точно не открыла бы. Ну или разве что, чтобы по наглой морде врезать, а то ведёт себя в храме как дома, оборзел вконец. Она даже понадеялась было, что этого нахала сейчас божественной молнией шарахнет, вот это было бы чудо! Половину приданого не пожалела бы храму отписать… Но Тёмный и не подумал наказывать своего приспешника, даже, кажется, молчаливо одобрял. Мерещилось что-то эдакое в воздухе…

Настоятель, отворивший всё же двери, был безмятежен, по крайней мере, с виду, и Илька успела уже даже позавидовать его выдержке, но тут и его проняло, когда колдун потребовал:

– Обвенчайте нас! Прямо сейчас!

Удивилась, и сильно, но нет, вовсе не испугалась – чего бояться-то? Во-первых, настоятель явно недоволен тем, как настойчиво и неуважительно барабанил в дверь этот алчный придурок, так что вряд ли пойдёт ему навстречу. Во-вторых, ночь же! Не женится никто по ночам! Ну и самое главное – ничто не мешает ей, Ильке, сказать «нет!». И она скажет, будьте уверены, если до этого фарса всё же дойдёт. Ну давай же, старик, выдай свою любимую отмазу про другой путь, свой путь, или что там полагается говорить безумцам, заявляющимся среди ночи, и разойдёмся все и, слава Пяти, навсегда.

Кажется, настоятель и правда собирался отказать, он даже головой покачал и рот открывать начал, но тут, словно Тёмный ему что нашептал, осёкся и вопросительно взглянул на предполагаемую невесту. Дескать, является ли ваше безумное и неуместное желание вступить в брак посреди ночи взаимным и добровольным? Во взгляде ей почудилось неодобрение – ещё бы, то в монашки рвалась, то через пять минут замуж. Мечется, болезная, не знает, куда себя и пристроить.

Конечно же, Илька, не будь дурой, энергично замотала головой – нет, нет и нет. Она уже нашла свой, вполне прекрасный путь: избавиться от жениха и податься в армию, может, в личный полк принца удастся попасть… А он такой, м-м-м!

– Хорошо, пойдёмте, – сказал вдруг настоятель, и Иллика, которая в мечтах уже скакала на какое-нибудь жутко важное, опасное и ответственное задание рядом с самим Константином, вздрогнула и недоумённо заморгала. Это что за «пойдёмте»? Что значит «хорошо»? Невеста против же, разве не видно?

– … – сказала несогласная невеста. Нет, она вовсе не выругалась, чай не совсем сбрендила – в храме выражаться-то, она просто открыла рот, чтобы вежливо обратить внимание настоятеля на своё нежелание, и… ни звука. Словно она немая от рождения, или вообще – одна из этих глупых рыб, которые плавают в огромном стеклянном ящике у отца в приёмной, и которыми он так гордится.

Илька попробовала ещё раз… И ещё. И вот теперь ей стало страшно, паника поднялась огромной волной, откуда-то из области желудка, сдавила горло тугой петлёй – теперь, кажется, несчастная девушка и сама не смогла бы ничего произнести, дышала-то еле-еле, а затем волна хлынула вниз, разливаясь по конечностям, заставляя ладони вспотеть, а коленки задрожать.

Она всегда считала себя смелой. В ней и в самом деле было достаточно дерзости и веры в собственное бессмертие, чтобы скакать на лошади без седла, ввязаться в поединок с мужчиной, заступиться в драке за слабого… и ещё плевать на приличия. Что ни говорите, но для последнего тоже нужна определённая смелость. А вот перед колдовством Иллика испытывала какой-то безотчётный ужас, в котором даже сама себе не признавалась. Даже наоборот. Всегда охотно смеялась над байками, представляющими колдунов злобными и недалёкими, не упускала случая презрительно скривиться, ведь это недостойно мужчины – полагаться на волшбу и помощь Тёмного, а не собственные силы, и думать – не думала, ведать – не ведала, что доведётся свести близкое знакомство с одним из этого отродья.

– Не бойся, – раздражённо сказал ей колдун, которого, видимо, бесило её прерывистое поверхностное дыхание. А может, опасался, что в обморок упадёт или истерику закатит. – Не бойся, – повторил он, пока настоятель доставал атрибуты ритуала: книгу, нож и чашу. – Я не сделаю тебе ничего плохого.

Илька ему не поверила, впрочем, что толку, если сделать ничего не могла? Только недоумевать и злиться на Пятерых, что в Их храме возможно творить такое… ну и себя ругать последними словами, что вообще из дома вышла. А обряд тем временем шёл полным ходом, и она словно со стороны наблюдала, как кто-то говорит её губами заветное «да!», протягивает её, Илькину, руку… Это было омерзительно и противоестественно, но почему-то завораживало. А может, это тоже колдовство – то, что она так отстранённо на всё смотрит? Или это просто её психика защищается, как может?