Родственник, меж тем, лучезарно и как-то хитро улыбнувшись, ласково произнес:

- Замечательно, родная...

"Замечательно, родная".

Эта фраза не давала мне покоя, оставаясь в памяти аки след от раскаленного меча. Глупое неприятное чувство беспокойства поглощало разум, мешая работать, думать, мешая делать все! После этой фразы вечер плыл словно в тумане. В густом, обволакивающем тумане я слушала флирт этих двоих друг с другом. В густом, липком тумане я брела следом за Стасом домой и вяло, невнятно отвечала на его редкие вопросы.

Последнее, что более-менее запомнилось, - это фотографии пузатого дядьки, которые я должна была поправить. В сон они почти не проходили, обращение "родная" затмевало даже их. Казалось, что я просто из работы провалилась в ту самую бездну, на которую так страшилась взглянуть давеча. А теперь вот вдруг выплыла на поверхность сознания, из-за кого-то, осторожно передвигающего меня.

Тела коснулось нечто мягкое нежное, я с удовольствием вытянулась на прохладных простынях, позволяя заботливым рукам укрыть меня. Так делал только один человек в мире.

- Мама, - тихо прошептала я.

- Что, Катенька? - ее голос не изменился ни на грамм, все такой же красивый, самый красивый голос на свете.

- Не уходи, - я постаралась притянуть ее как можно ближе, ухватила за пальцы и прижала их к щеке. Слезы непроизвольно собрались и скатились из глаз, я постаралась стереть их об подушку. Жаловаться плохо, да и никогда нельзя, но маме порою можно, когда совсем-совсем уже невмоготу, она услышит и поможет. - Я забрала наши альбомы. Папе они больше не нужны, и я ему больше не нужна. Как только я уехала, Лиля вынесла все наши с тобой вещи в гараж и на помойку. В основном на помойку. За что ты его любила?

Матрас прогнулся под тяжестью теплого тела. Мама вытянулась рядом и, укутав в одеяло, будто в кокон, крепко обняла. Так всегда было в детстве. Я шевелила губами, продолжая говорить, стараясь рассказать ей как можно больше с момента ее ухода. Это только фантазия вымотанного многочисленными бессонными ночами сознания, но пусть хотя бы так я смогу на мгновение поверить в сказку, поговорить с ней. Порой и галлюцинации приносят пользу.

Запах свежесваренного кофе пробился сквозь сон.

- Поднимайся, троглодит.

Я нехотя открыла глаза и сфокусировала взгляд на Стасе, что по какой-то неясной причине стоял возле моей кровати с чашкой того самого божественно пахнущего напитка.

- Сколько времени? - пропищала я и откашлялась. У всех нормальных девушек голос с утра имеет сексуальную хрипотцу, у меня же зубоскрежетательную визгливость - еще один аргумент в пользу теории не заводить парня.

- Половина пятого.

- Утра? - насторожилась я.

- Вечера.

Я протяжно вздохнула, осознавая всю убийственную поганость ситуации.

- Не нервничай. Я Хисмату позвонил, предупредил, что ты болеешь. С остальными сама разберешься, - Стас протянул чашку. - Держи.

- Это что, мне? - я подтянула одеяло до самого подбородка, ощущая себя неправильно. Что-то в памяти крутилось. Что-то неправильное. И тут я вспомнила - мама! Между тем Стас утвердительно кивнул.

Я осторожно взяла кофе и взглянула на хозяина своего пристанища из-под бровей.

- Я лунатничала? Во сне говорила?

- Понятия не имею, - пожал плечами родственник.

- С чего такая забота?

- Тебя же парень бросил! - искренне возмутилось оно.

Для начала я облегченно выдохнула и уже апосля обозлилась.

- С чего ты взял, что это он меня бросил?

- В подавляющем большинстве случаев, парни уходят первыми или же вынуждают уйти.

- Умный, да?

- Само собой.

- Шовинист!

- Словарь перечитай, - Стас исчез в проходе. Жалеть не намерен определенно, значит, не слышал никаких признаний сонной идиотки. Я отхлебнула кофе и не удержалась от улыбки. Вкусно, между прочим. Наверное, себе делал, а мне просто остатки слил, нехороший человек. Вот и славненько. Жизнь снова идет по накатанному руслу. И раз уж оно предупредило своего страшного дипломника, позанимаюсь ка я своими, более прибыльными делами, нежели государственная стипендия. Уж больно она, собака такая, дохлая, эта стипендия, а я девушка приличная, святым духом не питаюсь и до аскетичного Сиддхартхи мне далеко.

Звонок мобильного выдернул из невеселых раздумий. Не глядя на экран, ответила:

- Да?

- Катенька, - приторно сладкий говор Лили сходу вогнал в жутковатое уныние. - Здравствуй.

- Привет, - я отхлебнула горячий ароматный напиток, стараясь побороть холод, разливающийся по конечностям. В мире, наверное, не было второго такого человека, которого я бы так ненавидела. Хотя нет, был. Отец. Они оба. Ненавижу их обоих. - Чего надо?

- Катя! - попыталась состроить грозный возглас мачеха.

- Ну? - вежливой быть не хотелось. Один черт, благодаря Лилечке, живу по своим средствам, в том смысле, что по тем, кои сама зарабатываю, да к тому же и в чужой квартире. Так что ни от нее, ни от бати мне ничего не надо было. Все, что она могла, она у меня отняла.

- Катерина, мы с твоим папой хотим, чтоб ты появилась в выходные на семейном обеде.

Ах, да. Семейные обеды. Как ж не догадалась-то? А еще выезды на природу... Кодовые фразы всегда означали примерно следующее: бате надо перед кем-то сыграть счастливое семейство. Баста, господа. Сегодняшний сон про маму почему-то придал сил и желания бороться, бороться не только со всем внешним миром, но и со своей "семьей".

- Нет, - твердо, наверное, на самом деле впервые в жизни категорично твердо произнесла я.

- Нет? - мачеха на том конце даже растерялась.

- Нет. Папе привет. Лешеньку люблю. Пока.

Я положила трубку и тупо уставилась на противоположную стену. Теплая чашка грела ладони, отогревая понемногу и застывшую в вечной мерзлоте душу.

Совсем не соврала когда сказала, что люблю сводного братишку. Это и в самом деле так. Леша золотой маленький карапуз, который не повинен ни в моих бедах, ни в том, что ему суждено было родиться у таких родителей. Со временем Лиля скорее всего испортит его, но пока... Пока он мой маленький мальчик, которого мне частенько сбагривают, когда няня просто не может или же когда болеет. Хороший мой, родной... На такие вычурные обеды его выносят всего на пару минут, Лиля играет нежную мамочку, затем сдает сына няне и, как ни в чем не бывало, забывает о нем. Идти не стоило хотя бы ради не лицезрения сей фальши. Если она так относится к своему ребенку, что уж говорить обо мне.

Я протяжно вздохнула. Раньше всегда плакала, думая о матери, отце, ее смерти. Теперь слез не было. Что-то изменилось внутри, словно надломилось, вместо боли, обиды, страха, жалости к себе осталась бесконечная всепоглощающая пустота. Только пустота моя не несла в себе отрицательного начала, вовсе нет. Удивительно, но она была мягкой, очищающей, почти светлой. Я обрела прозрение и покой, наверное, именно так когда-то Сиддхартха у Гессе обрел прозрение после встречи с Гаутамой. Не сравнимо, конечно, все же я просто человек, а вовсе не легенда. Но какое потрясающее восхитительное ощущение затопило грудь. Я готова была жить, идти дальше, бороться, если придется, то бороться со всем миром. Пусть прошлое останется прошлым. Завтра будет новый день. Я выстою в любой буре...

3

Тихо заглянул к ней в комнату снова, она так и сидела напряженно. Побелевшие пальцы обнимали мою кружку так, словно она искала в ней спасение. Моего появления не заметила, что, в общем, и неудивительно. Она часто не замечает никого вокруг, погружаясь в свои мысли. С год назад, когда заявила, что у нее видите ли парень, немного оторопел от такой наглости. Мне хватило ума тогда лично явиться к ее родителям домой, не выгонять ее, не звонить, а именно с глазу на глаз обсудить ситуацию с ее отцом. До сих пор рад, что поступил именно так. Никогда не забуду зрелища ее семьи, точнее той сладкой фальши, что проела всю квартиру насквозь. Отнекался тогда полуфразами и ушел ни с чем, а сутки спустя нашел презерватив в помойке. Смеялся долго и искренне.