Помощник удовлетворенно кивнул. Полученная информация была более чем важная, ибо коснулась высшего должностного лица иностранной державы. Имея такие данные, партию в политический преферанс легко было превратить в разновидность международного «подкидного дурака», где этот почетный титул присваивался не всегда адекватному российскому Президенту.

Пришедший на смену обаятельному Горби косноязычный сибиряк поначалу пытался было вымести поганой метлой все бывшее чиновничество, но окружение быстро переориентировало «венценосное тело» на борьбу с мифическими противниками демократии и на рокировочки в структурах исполнительной власти. Соблазн почти царственного правления был слишком велик, и бывший прораб не устоял перед открывшимися перспективами. Малообразованный и сильно пьющий Президент стал настоящим подарком для лидеров мирового сообщества — под «стаканом» от царя Бориса добивались неслыханных уступок на международной арене; он сдал всех бывших союзников и теперь нетвердой рукой вел Россию в заповедник самых отсталых стран третьего мира.

— Я обсужу начало акции с Хавьером. Думаю, он меня поддержит, — задумчиво промолвила Госсекретарь.

«Пусть попробует не поддержать, — мысленно усмехнулся помощник. — Его же на коротком поводке водят!»

Управляемость Генерального Секретаря НАТО была широко известна, но причину ее знали лишь избранные. В ранней молодости сей обаятельный испанец яростно выступал против Северо Атлантического блока и даже подвизался в какой то марксистской организации прокитайского толка.

Будучи на третьем курсе, он попал в поле зрения испанской полиции. Но отнюдь не за прогрессивные взгляды и не за участие в студенческих демонстрациях.

Его схватили на улице как раз в тот момент, когда он договаривался о цене на «девочку» с подъехавшим к кварталу красных фонарей клиентом. Клиент ретировался мгновенно, а Солану с полным набором доказательств в виде порноальбома, пачки песет и трех стоявших рядом проституток забрали в участок. Особую пикантность задержанию сутенера придавал тот факт, что одна из девиц приходилась Хавьеру двоюродной сестрой, что по испанским меркам являлось отягчающим обстоятельством.

Заливающегося слезами и соплями Солану в две минуты завербовал прибывший из городского управления сотрудник Службы Безопасности, и Хавьер несколько лет активно стучал на своих товарищей по Университету, получив двусмысленный псевдоним «Карахиньо» [4], коим он был обязан подписывать свои отчеты.

Спустя четыре года деморализованного испанца передали в ведение ЦРУ, которое помогло ему сделать стремительную карьеру и наконец поставило его во главе НАТО.

— Вот еще что, — вспомнила Госсекретарь, — подготовьте мне несколько вариантов речей для выступления по сербскому телевидению. В зависимости от развития ситуации...

— На сербском? — уточнил помощник. Госсекретарь недовольно поморщилась и оперлась локтями на стол.

— Естественно. И передайте спичрайтерам, чтобы с фонетической транскрипцией лучше поработали... Примеры пусть найдут пообразнее, что нибудь из сербского эпоса. Я хочу, чтобы эти отсталые славяне поняли, что именно я им говорю. И пусть речи будут попроще.

Помощник искоса глянул на Госсекретаря. Ни для кого не было секретом, что она родилась и выросла в чешской семье. Но ненависть ко всему славянскому, и в особенности к русскому, перевешивала здравый смысл, и госпожа Госсекретарь нередко попадала в неловкое положение из за своих высказываний.

Помощник Госсекретаря неслышно вздохнул. Когда его устраивали на эту работу, никто не предупредил, что будет настолько противно. Однако молодой американец прекрасно понимал, что высказанное несогласие с методами руководства тут же поставит точку на его карьере и закроет двери в любое мало мальски представительное учреждение. А ставить на кон свою дальнейшую жизнь даже из высоких гуманистических соображений он не собирался.

Мелодично запиликал телефон правительственной связи, и «мадам» небрежным движением кисти отпустила помощника. Прощаться, равно как и здороваться, с подчиненными она не считала необходимым.

Владислав пересчитал пустые кюветы для образцов. Кювет осталось восемь, и он озадаченно почесал затылок. До прихода Гойко и Милана надо было переложить уже собранных рачков, чтобы освободить емкости, ибо нового запаса кювет он не заказывал, а по собственной инициативе сербы лишний груз тащить двадцать километров не будут. Ровно столько было до основного лагеря, где разместились остальные члены международной экспедиции.

«Не забыть сказать, чтобы в следующий раз захватили и кюветы, и еще набор химической посуды», — биолог придирчиво осмотрел бутыль с формалином и поставил ее в ящик с реактивами. Если хоть немного жидкости прольется, то придется переставлять палатку минимум на два метра в сторону. Жить в насыщенном формалином воздухе еще никому не удавалось.

Он вытащил специальный нож и несколько раз провел по лезвию точильным камнем. Этим ножиком вряд ли можно было кого то напугать, разве что детсадовца из младшей группы — клинок шириной в два с половиной сантиметра в длину едва дотягивал до шести. Однако применялся он не как оружие, а в куда более практических целях — открывать створки раковин, подцеплять кору на дереве и совершать иные безобидные действия. Для самообороны имелся топор. Хотя и защищаться то в лесу было не от кого, самым крупным зверем в этих местах считался камышовый кот — зверюга неприятная, весом под двадцать килограммов, но на людей обращающая ровно столько же внимания, сколько мы уделяем воробьям. Если его не трогать, не пытаться поймать и не швырять в него палки, то и он никаких хлопот не доставляет. Живет себе спокойно, водяных крыс да сусликов давит.

Деревень вокруг, несмотря на довольно густую заселенность Балкан, поблизости не было. Когда то тут обозначили заповедник и запретили что либо строить. Югославы стремились сохранить нетронутым этот уголок дикой природы, в чем их активно поддержала международная научная общественность, выделив средства на восстановление заповедника.

Иностранные кредиты на науку, как водится, разворовали еще в Белграде, но, польщенный вниманием зарубежных университетов, Милошевич своим указом статус заповедника утвердил.

Владислав переложил в наплечную сумку кюветы, немного подумал и отправил туда же упаковку полиэтиленовых прозрачных мешков.

«Да с, за неимением гербовой извольте писать на простой. — Он перебрал в памяти сегодняшние пункты работ и приуныл. — Многовато получается... Надо бы сократить. Ну да ладно, устану — домой пойду... От работы кони дохнут, а я даже на ослика не потяну. В смысле, по выносливости. И зачем я такой план себе составил? В следующий раз надо быть умнее, список исследований сразу делить на два и половину отбрасывать. Или лучше на три... Не, не выйдет. Одних ловушек все равно не меньше десятка ставить нужно. Ага, а зачем тогда ты их двадцать три поставил? Потому, что недотумкал башечкой своей... У у, блин, активист недобитый! Перед остальными выпендрился, стахановец! Они тебе — десять, а ты им — двадцать! И вдобавок в одиночку... Надо было еще руку сломать, чтоб совсем героем выглядеть! И все самомнение мужское. Как же, Милена восхищенно на тебя зыркает, вот и раздухарился...»

Рокотов закинул за спину плоский рюкзачок и попрыгал на месте — вроде ничего не болтается и в спину не врезается. За день ему приходилось проходить километров по пятнадцать, так что правильная укладка груза имела первостепенное значение.

«Ладно, тронулись. Значитца, так: первым делом — на болотце, там шесть ловушек. А дальше — посмотрим. Погодка сегодня вроде ничего, дождь если и будет, так только к вечеру. Успею...»

Биолог зашнуровал вход в палатку, бросил под ноги таблетку репеллента и растер ее подошвой. Теперь двенадцать часов можно не бояться, что к тебе в гости пожалует мелкий грызун или какая другая живность — таблетка издавала запах волка, и зверье не то что к палатке, к поляне опасалось подойти.