* * *

Вета, Иветта Радич, фрейлина ее высочества принцессы Изабель, на вопрос, счастлива ли она, не смогла бы ответить однозначно.

С одной стороны, ей ли жаловаться на жизнь! Месту во дворце, которое она занимала, могли позавидовать многие; отец, граф Радич, обер-камергер, немало потрудился, устраивая дочь фрейлиной в свиту принцессы. Мать и отец любили ее так, как любят лишь поздних детей, рожденных под старость, ставших утешением и радостью, особенно если старший сын – обормот и разгильдяй. Вета получила хорошее образование в закрытом пансионе мадам Равен, хорошо танцевала, а знатность и заслуги отца открывали возможность удачного брака. О чем еще мечтать девице семнадцати лет?

С другой стороны, Вета совершенно точно считала себя несчастной. Она была влюблена. Разумеется, без взаимности. Разумеется, безутешно – как и полагается героиням любимых ею романов. И очень банально, сквозь слезы говорила она себе. Объект ее чувств угадывался без труда. В кого еще может влюбиться юная леди при дворе, если не в его высочество наследного принца?

И конечно же, сам Патрик о чувствах влюбленной фрейлины не имел ни малейшего понятия.

Как это случилось, Вета сама не понимала. Они были знакомы с раннего детства; Вета хорошо помнила худого, лохматого мальчишку, скорого на смех и озорные проделки. Вокруг него постоянно крутилось с десяток приятелей, в числе которых нередко оказывались и наиболее отчаянные девочки из окружения принцессы Изабель – тогда еще младшей, а потому любовно считаемой «малышкой». Брат и сестра всегда были очень дружны, несмотря на четырехлетнюю разницу в возрасте, а потому и игры у них часто бывали общие. В компании приятелей принца не было свойственной мальчишкам этого возраста жестокости – быть может, оттого, что никогда не был жестоким сам принц. Девчонок не гоняли, но принимали только самых достойных – тех, кто не боялся лазить по деревьям, прыгать с высоты, кататься на лыжах с крутой горки у пруда, ввязываться в бои в снежном городке. Маленькая Вета отчаянностью не отличалась, но ее почему-то принимали – быть может, оттого, что и трусливой она не была, несмотря на внешнюю скромность. Так или иначе, но, уезжая в пансион, Вета сберегла в памяти очень теплые воспоминания о шумной ватаге, заводилой в которой был смешливый длинноногий мальчишка, к которому тогда чаще обращались просто по имени, а не «ваше высочество».

Вернувшись из пансиона, Вета загрустила. Никого из прежних подруг в столице не осталось. Одни, подобно ей, еще учились, другие уже вышли замуж и уехали – разница в два года порой бывает очень велика для девочек, подходящих к порогу новой жизни. Ее снова определили фрейлиной в свиту принцессы Изабель, но Вета даже самой себе не хотела признаться в том, что страшно напугана. Она боялась найти манерную девицу вместо милой хохотушки, надменных франтов вместо прежних приятелей по играм. В пансионе Вету учили этикету и танцам, языкам и рисованию, все это она знала очень хорошо, но была совершенно не искушенной в науке общения с противоположным полом. Мальчики, юноши, мужчины – кто они такие, на каком языке с ними разговаривать? Проведя почти семь лет в обществе исключительно женском, знала она, конечно, немало, но знание это было теоретическим – мало ли о чем болтают в спальне старших воспитанниц, когда потушен свет и полагается спать. Брат Веты давно жил отдельно от семьи. Отец и раньше бывал дома так редко, что они почти не встречались. А прежние приятели остались в прошлом – там, где можно было вместе носиться по парку, играть в снежки и наперегонки скакать верхом. Та жизнь кончилась, а новая еще не начиналась, и Бог весть, какой она будет.

Так или примерно так рассуждала новоявленная фрейлина, бредя по коридорам дворца в первый день своей новой службы. Во дворце, по большому счету, до фрейлин никому нет никакого дела. Принцесса с утра занималась математикой в своих покоях, прочие фрейлины куда-то разбежались, и она шла по узкому коридору, соединявшему библиотеку с фехтовальным залом, в полном одиночестве. И всерьез уже подумывала, вопреки своим обязанностям, укрыться в библиотеке, зарыться в спасительную тишину книг. Там она, по крайней мере, всегда чувствовала себя в своей тарелке. Вета любила читать – к удивленному недоумению большинства своих подруг, полагавших чтение занятием совершенно излишним для девушки. Но как странно и счастливо порой было думать о том, что книги, которые она держит в руках, держали, быть может, много лет назад люди, которых она не знала никогда… какими они были, о чем мечтали, кого любили? Бог весть…

Коридор резко изогнулся и превратился в широкую галерею, выходящую рядом высоких окон на дворцовый сад. Солнечные лучи частой сеткой золотых пылинок пронизывали коридор насквозь, и на минуту Вету охватило ощущение нереальности. Ей показалось вдруг, что она идет по золотому мосту… куда? Навстречу чему-то новому – чему? На мгновение почудилось, что там, за поворотом коридора, в пыльной тени остается вся ее прежняя жизнь – а, в сущности, так оно и было. Тихо было, как никогда не бывает тихо во дворце, и звук ее шагов отдавался под высокими сводами, придавая происходящему привкус странной сказки.

Дверь библиотеки, до которой оставалось всего несколько шагов, распахнулась, и кто-то, нагруженный книгами так, что не видно было лица, боком протиснулся в проем, попытался закрыть дверь ногой, разронял толстые фолианты и вполголоса, но от души чертыхнулся. Вета бросилась помогать, они столкнулись лбами – и посмотрели друг на друга.

Незадачливый книжник покраснел и быстро извинился:

- Простите, леди, я не предполагал, что встречу здесь даму, - и залился краской еще больше. – Хотя меня это, конечно, не извиняет. Хорош принц…

А Вета смотрела на него, на тонкое его лицо с выразительными чертами, всматривалась в сине-серые глаза и понимала, что погибла. Человек, стоящий, вернее, сидящий на корточках перед ней - тот, за кого она может отдать жизнь. За кого будет молить Святую Деву и молиться, прося у Нее счастья – с ним. И что она, наверное, знала это всегда, только не смогла разглядеть сразу в лохматом мальчике свое будущее счастье.

А он и сейчас был лохматым, только волосы его не торчали в разные стороны, как прежде, а пышной золотой шапкой обрамляли лицо. И он смотрел на нее огромными своими глазами чуть удивленно, истолковав, очевидно, ее молчание по-своему.

- Надеюсь, вы не сочтете меня грубияном, леди? Я не задел вас случайно этой кипой?

Вета спохватилась, что слишком долго молчит, и, наверное, ей нужно хотя бы поздороваться.

- Вы – новенькая? – спросил принц, когда они в четыре руки собирали несчастные книги, то и дело соприкасаясь рукавами, отчего Вета замирала и вздрагивала. – Очевидно, фрейлина моей сестры?

Вета посмотрела на него.

- Ваше высочество… вы меня, значит, совсем не помните?

Принц перетащил уже собранные книги на подоконник, отряхнул ладони и осторожно потянул ее за руку, поворачивая лицом к свету.

- Вета? – неуверенно спросил он по прошествии пары секунд. – Иветта Радич?

Она кивнула и присела в реверансе.

- Боже мой, Вета, - Патрик звонко рассмеялся. – Не ожидал вас увидеть – здесь. Вы, значит, вернулись? Как вы выросли… и как изменились! Я вас и не узнал сразу…

- Вы тоже, ваше высочество… - пролепетала Вета.

Патрик замахал руками:

- Прошу вас, не нужно церемоний. Просто – Патрик. Ведь мы же старые друзья, правда?

- Ваше высочество! – раздался сердитый окрик в конце коридора, и из-за поворота вынырнул толстяк в черной с золотом одежде. Вета с трудом вспомнила, что это кто-то из придворных учителей. – Куда вы пропали?

- Простите, Вета, - торопливо сказал принц, - я вынужден откланяться. Сейчас буду выслушивать мораль на тему «вместо того, чтобы прилежно изучать науки, вы, ваше высочество, болтаете в коридоре»… - он засмеялся, - с хорошенькой девушкой. Встретимся вечером, хорошо?