– И что же? – подбадриваю его я, чувствуя, что во мне растет интерес.

Его грустные близорукие глаза наполняются безграничным простодушием.

– А то, мой юный друг, что я провел в больнице два месяца и вернулся домой сегодня утром. По дороге сюда я заехал взять моих друзей, – добавляет он, показывая на кошек. – Мы радостные приезжаем домой, я вхожу, и тут же меня кое-что удивляет...

– Что? – каркаю я.

Он поднимает руку, как когда-то в классе, когда хотел добиться тишины.

– Меня смутило нечто неуловимое.

– Что? – квакаю я, надеясь, что лягушачий язык будет доходчивее вороньего.

– Тик-так, – отвечает он.

– Бомба? – с надеждой спрашиваю я. Кончики его пальцев, высовывающиеся из манжет, нервно стучат по столу.

– Нет. Часы!

Он мне показывает на маленькие нефшательские часы, стоящие на камине.

– Ну и что? – блею я.

В его взгляде появляется сочувствие.

– Вы служите в полиции, и такой необычный факт не вызывает у вас удивления? – смеется Морпьон.

– А что в нем необычного?

– Эти часы надо заводить раз в неделю. Моя квартира оставалась запертой два месяца Когда я вернулся, часы шли...

– Вы полагаете, что кто-то проник в квартиру в ваше отсутствие?

– Все говорит об этом. У вас есть другое объяснение?

– Может быть, – отвечаю я. – Предположите, что ваши часы стали после вашего отъезда, а при вашем возвращении снова пошли.

Он пожимает хилыми плечами.

– Мой юный друг, вы усомнились в надежности швейцарских часов, а я начинаю сомневаться в проницательности нашей полиции. Значит, вы воображаете, что мои часики перестают ходить, едва я повернусь к ним спиной, чтобы снова затикать, как только я вхожу в дверь? Очень смешно!

Морпьон начинает мне действовать на нервы своей иронией.

– Послушайте, дорогой учитель, – говорю я, – ведь бывает же, что часы останавливаются, верно? Предположим, что в ваших произошла небольшая поломка. Они останавливаются. Потом вы возвращаетесь, ваши кошки, которые, как я вижу, очень непоседливы, толкают часы, и этого легкого толчка достаточно, чтобы они снова пошли. Это вполне возможно.

– Нет!

– Нет?

– Нет!

– Почему?

Маленькие глазки Морпьона начинают искриться.

– Потому что часы показывали точное время, мой юный друг. Согласитесь, вероятность, что часы пошли в тот самый момент, когда остановились, слишком неправдоподобна.

Это заставляет меня заткнуться.

– Конечно, господин учитель. Подойдем к проблеме с другой стороны. Кто-то приходил к вам в ваше отсутствие. Может быть, консьержка?

– У нее нет ключей. Однако я спросил ее, что очень рассердило эту достойную женщину. Нет, мой юный друг, моя церберша сюда не входила.

– Ваша дверь была взломана?

– Нет.

– У вас что-нибудь украли?

Он пожимает своими тощими плечами.

– Что тут красть? У меня ничего нет, кроме книг. Он наливает мне вторую порцию лекарства для очистки крови, и я машинально выпиваю ее.

– Подумайте сами, господин учитель, – говорю я, – ну зачем кому бы то ни было входить к вам? Только чтобы завести часы?

– В этом-то вся тайна! – внезапно начинает драть горло Морпьон. – Именно из-за этого знака вопроса я и обратился К вам, мой юный друг! Зачем кто-то входил в мою квартиру в мое отсутствие? И зачем он заводил мои часы?

Довольно забавная ситуация, друзья, вы не находите? Месье звонит в полицию и заявляет: «Я хочу знать, кто заводил мои часы, пока я лежал в больнице!» Его можно сразу запереть в клетку и показывать на набережной Межисри, а?

Надо сказать, что подозрительных следов в этом сарае столько же, сколько полицейских у Елисейского дворца 2 .

– Нет, – улыбается Морпьон, как будто проследивший за моей мыслью. – Мой беспорядок не тронут. – А вы заводили часы?

– Да, чтобы проверить завод. Я сделал ключом всего несколько оборотов. По-моему, их завели дня два-три назад.

– Вы мне позволите осмотреть вашу квартиру?

– Действуйте!

Дворец Морпьона состоит из двух комнат, кухни и ванной комнаты. В ванне, на кухонном столе, на полках в прихожей и в туалете лежат книги. Сколько бы я ни осматривал пол, стены и потолок, ничего не могу найти. Неудача, братцы. Строго между нами, у папаши Морпьона, очевидно, не все дома. Он и раньше был рассеянным. В лицее я много раз видел его с расстегнутой ширинкой. Когда он заправлял свою ручку, это был большой праздник, потому что чернильница сразу же опрокидывалась на стопку сочинений. По-моему, вернувшись сегодня из больницы, он машинально завел часы, о чем совершенно не помнит, и теперь думает, что произошло нечто невероятное.

Убедившись, что в квартирке старого учителя все О'кей, я решаю отчалить.

– Я подумаю над вашей проблемой, господин учитель, – обещаю я ему.

Он смотрит на меня скептически.

– Мой юный друг, я прекрасно понимаю, что происходит в вашей голове.

По мне от пяток до затылка транзитом через задницу пробегает легкая дрожь.

– Правда? – жалко спрашиваю я

Морпьон смеется тихим смехом грустного ребенка.

– Вы думаете, что я спятил, – продолжает он, – или сам завел часы, о чем совершенно забыл, не так ли?

– Вовсе нет, – в ужасе возражаю я.

– Послушайте, Антуан, – строго говорит Морпьон, – вы врете так же плохо, как и раньше. Ведь это вы подложили тогда лягушку в мой портфель, не так ли?

– Но, господин учитель... – блею я, вмиг возвратившись в состояние школьника с его идиотской психологией.

– Срок давности истек, – вздыхает Морпьон, – так что можете признаться.

– О'кей, это был я.

– А ледышку на мой стул тоже?

– Может быть, – сознаюсь я.

– А кто смочил в синей краске губку для доски?

– Я уже не помню, учитель.

– А я помню. У меня был испорчен костюм. Он ввинчивает свой палец мне в грудь.

– А теперь признайтесь, что принимаете меня за слабоумного.

– Вовсе нет, господин учитель. Я просто думаю, что вы рассеянны. Помните, однажды вы начали вести урок по программе пятого класса в девятом?

– Конечно, – бормочет Морпьон.

– А тот случай, когда вы надели воротничок и манжеты на голое тело?

– Да?

– Учитель, когда человек забывает надеть рубашку, он вполне может забыть, что завел часы. Не беспокойтесь, главное, что у вас ничего не пропало.