Два Мула

Перевод О. Чюминой

Два Мула шли дорогою одной:
        Один – с овсом, другой – с казной.
Последний, ношею тщеславясь драгоценной,
Расстаться ни за что б не захотел с мешком;
    Звеня привешенным звонком,
Он плавно выступал походкою надменной,
    Когда разбойники вдруг, на его беду,
Откуда ни возьмись, прельщённые деньгами,
        Его схватили за узду.
    Вот Мул уж окружён врагами
И, защищаяся, ударами сражён, —
    Вздыхает, жалуется он:
«Увы! Такую ли я ждал себе награду?
    Опасности избег товарищ мой,
Меж тем как гибну я – попавшийся в засаду!»
        «Приятель, – Мул сказал другой, —
Грозят опасности тому, кто высоко поставлен.
    Ты был бы от беды избавлен,
    Будь ты, как я, лишь мельника слугой».

Воля и неволя

Перевод И. Хемницера

Волк, долго не имев поживы никакой,
                Был тощ, худой
                        Такой,
            Что кости лишь одни да кожа.
                И Волку этому случись
                С Собакою сойтись,
        Которая была собой росла, пригожа,
                        Жирна,
                Дородна и сильна.
Волк рад бы всей душой с Собакою схватиться
                И ею поживиться;
            Да по€лно для того не смел,
            Что не по нём была Собака,
            И не по нём была бы драка.
    И так, со стороны учтивой подошёл;
            Лисой к ней начал подбиваться:
            Её дородству удивляться
            И всячески её хвалить.
    «Не стоит ничего тебе таким же быть, —
    Собака говорит, – как скоро согласишься
    Идти со мною в город жить.
Ты будешь весь иной и так переродишься,
    Что сам себе не надивишься.
Что ваша жизнь и впрямь? Скитайся все, рыщи,
    И с горем пополам поесть чего ищи:
    А даром и куском не думай поживиться:
        Все с бою должно взять!
        А это на какую стать?
        Куда такая жизнь годится?
Ведь посмотреть, так в чём душа-то, право, в вас!
Не евши целы дни, вы все как испитые,
                Поджарые, худые!
        Нет! то-то жизнь-то, как у нас!
        Ешь не хочу! – всего, чего душа желает!
                После гостей
                Костей, костей;
Остатков от стола, так столько их бывает,
                Что некуда девать!
А ласки от господ, уж подлинно сказать!»
        Растаял Волк, услыша весть такую,
                И даже слёзы на глазах
                От размышления о будущих пирах.
    «А должность исправлять за это мне какую?» —
Спросил Собаку Волк. «Что? должность? ничего!
                Вот только лишь всего:
Чтоб не пускать на двор чужого никого,
                К хозяину ласкаться,
        И около людей домашних увиваться!»
Волк, слыша это все, не шёл бы, а летел;
            И лес ему так омерзел,
Что про него уж он и думать не хотел;
И всех волков себя счастливее считает.
Вдруг на Собаке он дорогой примечает,
        Что с шеи шерсть у ней сошла.
                «А это что такое,
                Что шея у тебя гола?» —
                «Так, это ничего, пустое». —
«Однако, нет, скажи». – «Так, право, ничего.
                        Я чаю,
                Это оттого,
    Когда я иногда на привязи бываю».
    «На привязи? – тут Волк вскричал. —
    Так ты не всё живешь на воле?»
«Не всё. Да полно, что в том нужды?» —
               Пёс сказал.
«А ну€жды столько в том, что не хочу я боле
    Ни за́ что всех пиров твоих:
        Нет, воля мне дороже их;
А к ней на привязи, я знаю, нет дороги!»
    Сказал, и к лесу дай Бог ноги.

Карман

Перевод О. Чюминой

Однажды объявил Юпитер всемогущий:
    – Пускай всё то, что дышит и живёт,
К подножью моему предстанет в свой черёд.
И если чем-либо в природе, им присущей,
        Хотя один доволен не вполне —
Пусть безбоязненно о том заявит мне:
    Помочь беде согласен я заране.
            По праву слово Обезьяне
            Предоставляю я. Взгляни
    На остальных зверей, наружность их сравни
С твоею собственной. Довольна ль ты собою?
            – А почему же нет?
            Я не обижена судьбою! —
            Она промолвила в ответ. —
        И, кажется, ничем других не хуже.
А вот в Медведе всё настолько неуклюже,
Что братцу моему дала бы я совет,
Чтоб он не дозволял писать с себя портрет! —
Тут выступил Медведь, – но от него напрасно
               ждали жалоб;
            Найдя, что сам сложён прекрасно он,
Глумился он над тем, как безобразен Слон:
– Вот уши уменьшить кому не помешало б,
            Прибавив кое-что к хвосту! —
Не лучше в свой черед отнёсся Слон к Киту:
    На вкус его тот слишком был громаден.
            А Муравей, в сужденьях беспощаден,
                Нашёл, что Клещ чрезмерно мал
            (Себя же самого гигантом он считал).
                Так, выслушав всех нелицеприятно,
Довольный, отослал Юпитер их обратно.
                            Но люди более всего
Явились тут в суждениях нелепы,
Себе прощая всё, другим же – ничего...
Мы к собственным порокам слепы,
А для грехов чужих имеем рысий взгляд.
                Всех на один и тот же лад
            Нас мастер вылепил: свои изъяны
                Подалее от глаз
            Мы прячем в задние карманы,
Грехи же ближнего мы носим напоказ.