Монахиню, о которой я хочу рассказать, звали Дельбена. Когда я с ней познакомилась, она уже пять лет была аббатисой монастыря и приближалась к своему тридцатилетию. Я не встречала женщины более очаровательной, чем Дельбена. Она была бы идеальной моделью для любого художника: нежное ангельское лицо, светлые локоны, большие голубые глаза, в которых светилась призывная нега, фигура, будто скопированная с одной из Граций. [9] Совсем юную, в возрасте двенадцати лет, Дельбену заточили в монастырь только ради того, чтобы ее старший брат, которого она люто ненавидела, получил предназначавшееся ей приданое. Оказавшись в заточении в том нежном возрасте, когда начинают бродить страсти, смутные и еще неопределенные, когда просыпается интерес к окружающему миру и, в частности, к миру мужчин, только благодаря своей стойкости, которая помогла ей успешно выдержать самые суровые испытания, она, в конце концов, научилась отважно смотреть судьбе в глаза. Будучи не по годам развитой, изучив все философии, и сама научившись мыслить по-философски, Дельбена стоически приняла свое заточение, но при этом сохранила двух или трех самых близких подруг. Они навещали ее, утешали и, поскольку она оставалась очень богатой, продолжали снабжать книгами и довольно невинными удовольствиями, которые еще сильнее распаляли ее воображение и без того богатое от природы и ничуть не стесненное затворничеством.

Что же касается Эвфрозины, ей было пятнадцать лет в то время, когда я ее узнала, и уже полгода она была ученицей мадам Дельбены, когда они обе предложили мне присоединиться к их обществу. Случилось это в тот самый день, когда мне пошел тринадцатый год. Эвфрозина имела стройный стан, красивые глаза, живой ум, хотя, пожалуй, была чересчур высокой, и кожа ее не отличалась белизной и упругостью – одним словом, ей было далеко до нашей наставницы.

Нет нужды говорить, что среди живущих взаперти женщин единственным поводом для дружбы и привязанности может быть только сладострастие: они привязываются друг к другу не в силу добронравия, а благодаря взаимным удовольствиям плоти, и если с первого взгляда, с первого прикосновения между ними вспыхивает искра страсти, они становятся неразлучными. Обладая исключительно сильным темпераментом, уже в девять лет я приучила свои пальцы чутко откликаться на любые желания, возникающие у меня в мозгу, и по мере возможности утолять их, и с тех пор я ничего так не жаждала, как случая без раздумий броситься в полную наслаждений жизнь, двери в которую широко раскрыла для меня моя врожденная предрасположенность. Вскоре случай такой представился; Эвфрозина и Дельбена дали мне то, чего я так долго и бессознательно искала. Страстно возжелав заняться моим воспитанием, наставница однажды пригласила меня на обед. Там же присутствовала Эвфрозина. Погода была, как нарочно, великолепная, солнце ласково пригревало воздух, поэтому я нашла моих новых подруг в очаровательном неглиже: кроме прозрачных нижних сорочек, подвязанных широкими розовыми поясами, на них ничего не было.

– С самого первого дня, как ты появилась в нашем заведении, – начала мадам Дельбена, запечатлев бесстрастный, как мне показалось, поцелуй на моем лбу, хотя глаза ее и руки выдавали некоторое волнение, – мне захотелось ближе познакомиться с тобой. Ты красива, не лишена, по-моему, сообразительности и прочих талантов, а молодые девушки подобного рода занимают особое место в моем сердце. Ого, ты уже краснеешь, милый ангел! Я запрещаю тебе краснеть! Скромность – это иллюзия, и знаешь, откуда она происходит? Это продукт не чего иного как наших, так называемых, культурных привычек и нашего воспитания, это есть то, что называется условностями. Природа создала мужчину и женщину обнаженными, не ведающими ни отвращения, ни стыда. Если бы человек строго следовал указаниям Природы, он ни за что не сделался бы жертвой скромности. Есть непреложная истина, прелесть моя, которая гласит, что существуют добродетели, чьим источником служит не что иное, как полное небрежение законами Природы или же их полное незнание. Разве мог бы человек настолько увязнуть в христианских заповедях, если бы дал себе труд внимательно посмотреть, из чего они состоят? Ну да ладно, побеседуем об этом как-нибудь в другой раз, а пока поговорим о другом. Ты не желаешь присоединиться к нашей компании, я имею в виду наши костюмы?

После чего эти дерзкие красотки с милыми улыбками приблизились ко мне, и в мгновение ока я оказалась точно в таком же виде, в каком были они, а во время процедуры раздевания поцелуи мадам Дельбены приобрели совершенно иной характер.

– Ах, наша Жюльетта просто прелесть! – с восхищением вскричала она. – Ты только взгляни на эти маленькие сладкие грудки, посмотри, как они трепещут! Знаешь, Эвфрозина, я бы сказала, что ее тело аппетитнее, чем твое… Кто поверит, что ей еще нет и тринадцати?

Ласковые пальцы наставницы начали щекотать мои соски, а ее язычок проник мне в рот. Она не замедлила заметить, что ее ласки оказывают нужное действие на все мои чувства и что я близка к тому, чтобы упасть, как спелый плод, к ее ногам.

– Черт меня побери! – пробормотала она, не в силах больше сдерживаться, испугав меня выражением своих глаз. – Клянусь небом! Какая страсть, какой огонь! Сбрасывайте скорее это проклятое тряпье, девочки мои, к черту все, что скрывает от взора прелести, которые Природа создала совсем не для того, чтобы их прятать!

И торопливо сбросив с себя прозрачную тунику, запутываясь в многочисленных складках, она предстала перед нами великолепная как Венера – эта вечно выходящая из морской пены богиня, воспетая греками. Невозможно представить себе более совершенные формы, более нежное и белокожее тело, более волнующие изгибы и выразительные округлости. Эвфрозина немедленно последовала ее примеру, но показалась мне не столь соблазнительной и роскошной, как мадам Дельбена: кожа ее была не такая атласная и белая, как у наставницы, но зато какие глаза! Какая в них огненная страсть! Я оторопела от такого количества прелестей, которые столь непринужденно и столь откровенно были мне представлены, и когда я также избавилась от оков скромности – и вы, конечно, догадываетесь, что сделала это не без удовольствия, – Дельбена, совершенно потерявшая голову от высшего на свете опьянения, увлекла меня на свою кровать и осыпала жадными поцелуями.

– Но погодите, – простонала она, едва не теряя сознание, – погодите, милые мои, давайте внесем порядок в наши безумства.

С этими словами она широко раздвинула мне бедра и, уткнувшись между ними лицом, исступленно впилась губами в мое влагалище, при этом она царственно выгнула спину и подставила свои ягодицы – прекраснейшие ягодицы в мире! – в распоряжение нашей юной подруги, которая прильнула к ним точно так же, как наставница к моей промежности. Эвфрозина хорошо знала вкусы Дельбены, и сама, растворяясь в непрерывном судорожном оргазме, время от времени осыпала зад монахини звонкими шлепками, которые оказывали неописуемое действие на состояние нашей любезной воспитательницы. Вавилонская блудница дрожала, будто сотрясаемая молниями, и жадными глотками поглощала соки, которые обильно струились из самых недр моего маленького влагалища. Она то и дело отрывалась от своего занятия и, приподняв голову, любовалась тем, как меня сотрясают не менее сильные приступы наслаждения.

– О, прекрасное создание! – бормотала лесбиянка. – О, великий Боже, есть ли где-нибудь еще такое страстное дитя! Давай, давай, Эвфрозина, ласкай меня сильнее, моя любовь, я хочу выпить ее всю, без остатка! – Мгновение спустя она добавила: – Ты ведь тоже должна получить свою долю, Эвфрозина. Но как мне вознаградить тебя за ту радость, что ты мне дала? Одну минуту, ангелочки мои, сейчас я буду ласкать вас обеих одновременно.

Она положила нас бок о бок на кровать, и по ее знаку мы руками принялись возбуждать друг друга. Вначале язык Дельбены проник глубоко во влагалище Эвфрозины, а ее пальцы нежно и часто массировали нам обеим задний проход, потом она оторвалась от моей подруги и впилась в мою куночку. Таким образом, мы с Эвфрозиной, получая три удовольствия одновременно, вместе дошли до кульминации и разрядились мощно и ликующе, как мушкеты. После короткой паузы неутомимая наставница перевернула нас, и мы предоставили в ее распоряжение свои ягодицы; она впивалась поочередно то в задний проход Эвфрозины, то в мой и сладострастно причмокивала. При этом она успевала бормотать восторженные слова и покрывать поцелуями наши ягодицы, и в конце концов мы едва не потеряли сознание от восторга. Получив удовольствие, Дельбена повалилась рядом с нами и заговорила хриплым прерывающимся голосом:

вернуться

9

Картина Ботичелли «Три фации».