***

Три года после того памятного вечера, когда Алонсо узнал от деда о существовании тайной рукописи, прошли в атмосфере ожидания неизбежной катастрофы. Все знакомые и соседи только об этом и говорили. Молодые люди были охвачены воинственным пылом и рвались в бой, вспоминая о великих подвигах мусульманских героев. Постоянно звучали имена Саллах ад-Дина, Аль-Мансура, Тарика ибн-Зияда.

Алонсо, которому теперь было двадцать лет, чувствовал, как и его охватывает всеобщее лихорадочное возбуждение. Он не скрывал его и дома.

- Не стану напоминать тебе, что в войне очень трудно никого не убить, - откликнулся Ибрагим, когда в один из дней ранней весны 896-го года Хиджры (или 1491 года по летоисчислению христиан) внук признался ему, что ходит на занятия по владению мечом и кинжалом. - Сейчас гораздо важнее то, что в войне нелегко и самому остаться в живых. Твоя задача - сохранить свиток.

- Но это же не я приглашаю сюда христианских рыцарей! - Алонсо иногда решительно отказывался понимать деда. Ему казалось, что старик из упрямства не желает уразуметь очевидные для всех вещи. - Они идут сюда, чтобы убивать нас, чтобы отнять наши земли и дома, чтобы заставить нас принять их ложную веру!

- Вероучение само по себе не может быть истинным или ложным, - возразил дед. - Важно лишь то, что делают с ним люди. Одних людей оно ожесточает и толкает на насилие, а у других смягчает сердца.

Алонсо вздохнул. Ибрагим всегда беседовал с ним на равных, и, даже когда Алонсо был совсем мал, дед не говорил ему, как другие: "Поймешь, когда вырастешь". Но сейчас внуку очень хотелось, чтобы старик сказал что-нибудь в таком духе. Дескать, с опытом придет понимание того, что недоступно твоему сегодняшнему разумению, а пока не надо напрягать свой юный ум. Просто делай то, что велит тебе сердце: иди защищать родной город от неверных.

Ничего такого дед не сказал.

- Я знал, что это мгновение когда-нибудь настанет, и готовился к нему, - сообщил он тихим голосом. - И все равно не готов.

- В чем дело? - Алонсо встревожило исчезновение обычной шутливой интонации лукавого старца.

- Али, пришло тебе время покинуть Гранаду, - молвил наконец Ибрагим.

Летом темнело поздно, но этот час уже наступил. Тихо вошла Сеферина и зажгла фитили двух масляных ламп. Алонсо, как всегда в такие минуты, вспомнил сказку о мальчике, который потирал волшебную лампу, вызывая послушного ему джинна.

- Это из-за того, что сюда придут кастильцы? - спросил он несчастным голосом.

- Да, из-за того, что сюда придут кастильцы и эмират падет, - невесело подтвердил Ибрагим. - Мы не знаем, как поведут себя победители. Будут ли они уничтожать жителей. Падет город после ожесточенной войны или же сдастся без боя. Так или иначе, Гранада станет христианской, и если христиане не проявят милости к побежденным, то в первую очередь опасность будет угрожать молодым мужчинам. Вроде тебя.

Алонсо молчал, перебирая рукав белой льняной туники.

- Кроме того, вполне реальная опасность нависнет над книгами нехристианского содержания. Или неизвестного содержания, - эти особенно подозрительны для инквизиции. Более всего на уничтожение будут напрашиваться книги, написанные еврейскими буквами. Вроде рукописи, которую наша семья бережет как зеницу ока много веков.

- Но почему?! - Алонсо наконец прорвало, - почему я должен трусливо бежать, когда все мои сверстники будут защищать город?!

- Али, в безрассудных действиях есть своя красота, - грустно сказал Ибрагим. - Но солдаты-горожане не спасут Гранады. Это понимает и визирь Абдель-Малик, который, как ты знаешь, часто навещает меня ради книг и наших с ним неторопливых бесед. По всей видимости, именно он и будет заниматься составлением списков людей, способных носить оружие. "Они бахвалятся, когда враг далеко; но, когда война гремит у ворот, в ужасе прячутся по углам", - таковы его собственные слова. Сражаясь, ты безмерно увеличишь риск своей гибели и потери бесценных знаний. Что же касается безопасности Гранады, то она от этого не возрастет даже на размер маслины.

Алонсо лихорадочно искал аргументы против этих доводов. И тут он вспомнил обстоятельство, показавшееся ему спасительным. Очевидно, дед просто забыл, что он не может бежать в страны полумесяца, ибо туда придется добираться морем.

Алонсо воздел палец и веско изрек, полагая, что кладет конец спору:

- Я не могу никуда бежать! Ведь я не переношу морской качки!

- Тебе и не надо никуда плыть, - возразил дед. - Даже бежать тебе никуда не надо, тем более "трусливо". Ты ведь можешь просто отправиться пожить у своего дяди Юсефа. Разумеется, не забыв прихватить с собой некий свиток.

- Что?! Ты предлагаешь мне перебраться в Кордову? - Алонсо показалось, что он ослышался.

- Что в этом странного? Мать твоя давно не видела брата - правда, Сеферина? - и, не дожидаясь ответа от невестки, Ибрагим продолжал: - Неужели ты не проводишь ее туда? Дороги сейчас небезопасны. Вряд ли ты захочешь, чтобы твоя мать путешествовала без тебя, пусть даже и в обществе венецианских торговцев.

- То есть я убегу от кастильцев в Кастилию? - Алонсо хотел уточнения, и оно последовало:

- Разве в Кордову не проще добраться, чем в Каир или в Фес? Семья твоей матери исповедует христианство. Кто-то делает это искренне, кто-то - для вида. Ты человек образованный, кастильскую литературу знаешь лучше многих католиков. Ты не смугл, поскольку происходишь не от берберов или арабов. Внешность у тебя вполне кастильская, ведь мы ведем свой род от муваллад. Может быть, для кого-то на севере Европы слово "мавр" означает этакого чернокожего малого с пухлыми губами и курчавыми волосами, но мы-то с тобой вообще ничем не отличаемся от кастильцев. Разве что верой, культурой, привычкой мыть руки перед едой, немного более заунывной музыкой и еще несколькими мелочами. Там ты будешь привлекать куда меньше внимания к себе, чем в только что захваченной столице мавров. Последней столице мавров, - добавил Ибрагим с неожиданной горечью.

Алонсо задумался. Он давно мечтал увидеть католический мир собственными глазами. Читая все, что попадало в поле его зрения в лавке деда, он познакомился со многими рыцарскими романами, поэтическими и философскими произведениями христиан. Только он никогда не думал, что эта мечта сбудется так скоро и при столь неожиданных обстоятельствах.

- Пойми, Али, мы не знаем, что здесь будет происходить, - продолжал увещевать его Ибрагим. - Если католические правители проявят милость к побежденным и резни не будет, ты сможешь вернуться. В противном же случае ты спасешься. И спасешь рукопись.

- Если бы я был орбинавтом, смог бы я изменить мир так, чтобы в нем не было инквизиции? - спросил Алонсо.

Ибрагим на мгновение задумался, затем ответил:.

- В зависимости от того, насколько устойчиво ты смог бы удерживать в сознании образ такого мира. Мне кажется, это невозможно. Ведь инквизиция существует уже не одну сотню лет. Представляешь, сколько крупных и мелких событий составят то древо исходов, с которым тебе пришлось бы иметь дело? Одно ясно: если ты станешь орбинавтом, твой мир будет намного приятнее. Но на ближайшее время главная для тебя задача - стать не орбинавтом, а католиком.

- Что! - Алонсо вскочил на ноги.

- Подай мне посох, чтобы я мог встать с такой же резвостью, - сказал старик с беззлобной насмешкой.

Алонсо снова опустился на пуф.

- Твои шутки иногда просто невозможны, - пробормотал он.

- Но я вовсе не шучу, - возразил Ибрагим. - Тебе надо стать христианином и это будет нетрудно сделать, ибо благодаря своей начитанности, а также хорошему знанию их языка, ты очень скоро поймешь те сказки, в которые они верят. И решишь, что они не хуже и не лучше сказок, в которые верим мы.