Они друг друга не поняли.

У них не вышло идентифицироваться по серийным номерам, коды организаций тоже ничего им обоим не сказали, Первый спросил: «Из какого ты Лесничества?» Охранник не сумел ответить. Когда-то в незапамятные времена их проектировали и собирали разные подрядчики, каждый со своей номенклатурой. Дальше у Первого оказалось местное подчинение, а у охранника федеральное. Ведомства обязаны были «познакомить» своих сотрудников и обеспечить взаимодействие, но не успели, а потом всем стало не до того. Лесничество и База работали сами по себе, их подопечные не пересекались на местности, им нечего было делить и незачем общаться до нынешнего дня.

Ну вот, встретились два одиночества.

Они не могли ни о чём договориться. И уже не имело значения, каков у обоих интеллект. Потенциально и в теории им вроде бы ничего не мешало наладить контакт, взаимообучиться, расширить границы своего мира, освоить новые понятия, стать эффективнее и в конечном счёте умнее – ничего, кроме одной малости. Два робота не сумели, для начала, обозначить себя, дать себе имя, понятное другому, имеющее смысл в его системе координат. Объяснить, кто они такие и зачем они тут.

Они не способны были начать диалог. Первый видел охранника чужаком, вторгшимся на территорию, и хотел, чтобы тот немедленно убрался. Охранник видел, что банда Первого мучает тигра, – и требовал, чтобы немедленно прекратили, иначе он примет меры. Первый не понимал, какая между охранником и тигром связь, поскольку чужак не принадлежал ни к одному Лесничеству, а значит, не мог ухаживать за животными. А охранник, умей он задавать себе вопросы, наверняка бы задумался, куда здешние роботы подевали своих тигров, какое за этим кроется преступление и не пора ли тут всех задержать.

Первый не догадывался, что его Лесничество – экспериментальное и теперь навеки единственное. А охранник вообще не знал, что Лесничество существует.

Он бросил попытки чего-то добиться от Первого и перешёл к активной обороне.

Тем временем молодой волк, петляя, как заяц, в надежде сбить шатуна со следа, добежал до волокуши. Он хотел предупредить стаю, что сюда вот-вот припрётся огромный страшный зверь и отнимет всю еду, но остановился и только глаза вылупил.

Стая, давясь и чавкая, жадно поедала комбикорм.

Вместе со стаей давился и чавкал упитанный бурый мишка.

Еды оставалась ещё целая куча, и на вершине этой кучи сидела енотовидная собака.

Она тоже давилась и чавкала.

Судя по следам у волокуши, тут сначала пытались разобраться, кто в лесу главный, немного побегали-попрыгали и даже слегка поломали подлесок, но вскоре запах еды уравнял всех.

Енотовидная собака, не переставая жевать, равнодушно оглянулась на молодого волка через плечо.

Раздалось тяжелое пыхтение, и из леса вылетел шатун.

Не сворачивая и не издав ни единого лишнего звука, он с разбегу воткнулся мордой в комбикорм, уйдя в него по уши.

Куча развалилась, и с неё упала енотовидная собака, тут же на всякий случай притворившаяся мёртвой.

Волки и медведь отскочили назад, приняли угрожающие позы и зарычали, словно одна стая.

Шатун не обратил на них внимания. Он жрал. Он давился и чавкал. Перед ним была еда, много еды. Это было спасение, это была жизнь.

Волки и медведь переглянулись, будто старые знакомые. Собственно, они знали друг друга по запаху, их пути изредка пересекались, но конфликта интересов никогда не возникало, как, впрочем, и желания познакомиться ближе. Зимой с голодухи, когда совсем край и мысль о еде сильнее инстинкта самосохранения, волчья стая может и в берлогу сунуться за парной медвежатиной. Но какая тут голодуха, теперь-то. Вот она, еда, на всех хватит.

Волки и медведь дружно шагнули к волокуше и продолжили обед. Шатун обозначил своё неудовольствие, издав невнятное ворчание сквозь набитую пасть. Он обязан был припугнуть местных хотя бы по статусу, как впёршийся в их угодья завоеватель, великий и ужасный.

Потому что нельзя просто так взять, припереться и начать тут жрать опилки, если ты не великий и не ужасный.

Не поймут.

Стоило, наверное, ещё порычать да поскалить зубы, но выпендриваться не хватало сил. Шатуна снова клонило в сон, и это наконец-то была приятная сонливость. Инстинкт советовал отойти от волокуши, найти безопасное место и там выспаться. Но другой инстинкт сказал: ты вот-вот упадёшь мордой в еду и задрыхнешь прямо тут, и ничего страшного не произойдёт. Жуй давай.

Енотовидка приоткрыла один глаз и задумалась – а чего я лежу мёртвая, когда все едят?

В отдалении противно взвыла цепная пила.

Это охранник понял, что тигра ему без боя не вернут, и пошёл на самые решительные меры.

Сначала он, как положено, дал предупредительный свисток, но его проигнорировали. Тогда охранник подскочил к Шестому, вырвал у того лопату и сломал её пополам. Шестой, обнаружив порчу казённого инструмента, немедленно зарядил охраннику из шокера в лоб и спалил пару сенсоров. Охранник прыгнул на Шестого, подмял под себя и ловко сковал ему наручниками две передних ноги. На этом наручники кончились. Тогда охранник принялся бегать вокруг тигра и расстреливать лесников из тазера. Злодеи корчились и скрипели, получая разряды, но добычу не выпускали. Более того, пытались бить электричеством в ответ, вынуждая охранника держаться подальше. Несколько раз они попали в тигра, но тот даже ухом не повёл.

Тигр уже ни на что не реагировал, он то ли полностью осознал себя едой, то ли решил притвориться енотовидной собакой.

Шестой неловко скакал за охранником, пытаясь ухватить того за ногу.

У охранника уже кончались заряды, когда Третий завибрировал всем телом, разжал манипуляторы и лёг на снег. Похоже, ему так прилетело, что он вырубился.

Тигр медленно повернул голову и недоверчиво уставился на освободившуюся лапу.

Но тут появился Восьмой с ружьём.

Он увидел тигра, выстрелил в него и попал.

Охранник увидел браконьера, выстрелил в него и тоже попал.

Тигр зевнул и начал медленно сдуваться, на глазах превращаясь в гору полосатого мяса.

Четвёртый, Пятый и Седьмой бросили тигра и всей толпой смело кинулись на охранника. Восьмой, оглохший и ослепший, застыл на месте, вращая туда-сюда башенкой с сенсорами и жалобно попискивая.

Охранник легко стряхнул лесников, но тут сзади набежал на пяти ногах Десятый, вцепился ему в корму и принялся лупить шокером куда попало. Остальные снова напрыгнули со всех сторон, а спереди в поле зрения появился Шестой со сломанной лопатой. Охранник, которому уже нечем было отбиваться, врубил пилу и выставил перед собой.

Шестой подскочил к спящему тигру и врезал ему лопатой по морде.

Ломая деревья, сквозь лес пробился Первый и встал, пытаясь разобраться, кого тут от кого спасать.

И тяжело загудело в небе.

Сверху упали гибкие тросы-манипуляторы, их было много, они были повсюду. Один сцапал и легко унёс Восьмого, другой утащил Третьего, сразу несколько схватили Первого, впившись ему в гусеницы и стрелу подъемного крана. Первый отчаянно задёргался, пытаясь вырваться, намотал трос на ведущую звёздочку и повис носом вверх.

Неведомый противник охотился только на неподвижные цели, это было очевидно. Первый дал команду лесникам покинуть опасную зону, уйти поглубже в чащу, дождаться, пока в небе перестанет гудеть, и возвращаться к исполнению обязанностей. Все послушно бросились врассыпную, только Шестой задержался на миг, чтобы ещё раз огулять лопатой тигра. Стальная змея упала на робота и чуть не вырвала его любимое орудие труда, но лесник успел отпрыгнуть и ускакал, держа лопату над собой, будто флаг.

Загудело сильнее, громче, потом гул стал надрывным. Сосны гнулись, поднялся снежный вихрь. Первого тянули, но никак не могли оторвать от земли. В надежде освободиться робот включил сразу обе пилы и занялся было тросами – завизжало, и полетели искры, – но только затупил инструмент. Кусачки остались в Лесничестве, и это Первый тоже запомнил: без болтореза ни шагу больше. И без пассатижей. И набор торцевых ключей надо всегда с собой брать. И можно ещё кувалду.