Сопротивляясь из последних сил, он отвернулся, дабы проигнорировать роскошные формы Лил и дослушать ее рассказ о бабушке.

– Она спускалась в своем экипаже по Митинг-стрит и действительно велела кучеру остановиться, чтобы поблагодарить меня за пожертвование в госпитальный фонд, представляешь?

– Она благодарила тебя?! – Дивон удивился. – Непохоже на бабушку.

Румянец начал медленно покрывать шею и лицо Лил. Дивон, не подозревавший в ней способности краснеть, предположил все же, что спровоцировать такое могла лишь его бабка.

– Ну, на самом деле она сказала мне… что, раз я имею кое-какой доход… я… должна стараться помочь пострадавшим от этой войны.

Дивон, запрокинув голову, засмеялся.

– Вот это действительно на бабулю похоже.

– Да, она благодарила меня, не иначе! – оправдываясь, продолжала Лил.

– Я рад. – Дивон вновь повернулся к окну, рассеянно выискивая среди прохожих вдову. Лил продолжала болтать о его бабушке, говорила о том, какая она замечательная дама, но Дивон почти не обращал на нее внимания. Не то чтобы он был с ней не согласен – наоборот, он обожал свою бабку, хотя одним из первых признал, что ее острый язычок разит подобно шпаге. Тут он снова увидел вдову, продолжавшую бороться со своим саквояжем, и уже не мог более от нее оторваться.

Она, конечно же, молода. Для этого даже не надо видеть ее лица. Тело ее было гибким, а движения, несмотря на тяжесть саквояжа, оттягивавшего руку, грациозными.

Вся улица была запружена и просто кишела моряками и солдатами – еще одно следствие войны, – и потому молодая женщина казалась здесь не к месту. Прискорбный комментарий к тяжелым временам, зачумившим город.

Утро было влажным, душным и жарким. Солнце, висевшее над гаванью, было подернуто дымкой, и только редкий ветерок с залива приносил немного облегчения. От пота рубашка Дивона прилипла к телу, и он мог себе представить, насколько жарко было вдове под ее плотной вуалью, прикрепленной к шляпе.

Но та упорно продолжала тащиться сквозь толпу, вцепившись в свой саквояж так, словно в нем заключалась вся ее жизнь. Дивон по-прежнему не спускал с нее глаз, как вдруг неприкаянный бриз, в очередной раз принесший с залива запах морского воздуха, ухватился за вдовьи юбки, завернул их вокруг лодыжек и на мгновение приподнял черную вуаль.

И прежде чем ее затянутая в черную перчатку рука быстро поймала и снова опустила вуаль, Дивон успел увидеть ее блестящие, рыжевато-золотистые волосы. Это заставило его быстро наклониться вперед, так что его лоб коснулся прохлады оконного стекла. Да, у нее были роскошные волосы – густые кудри, уложенные на затылке узлом.

На какие-то доли секунды Дивон увидел себя, погружающим руки в эти густые волосы, и ему даже пришлось встряхнуть головой, чтобы отогнать это видение. Заниматься любовью со вдовами – эта мысль показалась слишком фривольной… даже ему.

– Думаешь, смог бы?

Дивон дотянулся до своей белой полотняной куртки.

– Смог бы – что? – и он посмотрел на Лил, выуживая из кармана золото.

– Вернуться сегодня ночью? – Лил покачала ногами, свесив их с кровати, и быстро соскользнула с нее. Стоя перед ним обнаженной, она посмотрела Дивону прямо в лицо и спросила:

– Ты слышал, что я сказала?

– Кто же станет беспокоиться о словах, когда есть возможность услаждать подобным глаза? – и Дивон кивнул головой на прелести Лил, одновременно натягивая куртку на свои широкие плечи. Затем он тремя большими шагами пересек комнату и склонился над девушкой. Дивон думал обойтись лишь коротким поцелуем, но она обвила его шею руками и закинула на его бедро ногу.

– Сегодня ночью? – промурлыкала Лил, когда он мягко от нее отстранился.

– Не уверен. Во всяком случае, не рассчитывай на меня, – и с этими словами Дивон разжал у себя на шее ее руки, уже успевшие запутаться в его волосах. Затем, слегка отступив, сунул в ладонь Лил золотую монету.

– Я же говорила тебе, что это бесплатно, мой сладкий.

– Знаю, что говорила, – Дивон закрыл монету ее пальчиками. – Но всем нам надо как-то жить, особенно во времена, подобные нынешним.

– Увы, бизнес никогда не был для меня прибыльным, впрочем, как и для тебя, насколько я слышала, мой котик.

Но в этот момент, привлеченный звуками суматохи, доносившимися через открытое окно, Дивон резко оглянулся, и Лил сказала:

– Ничего страшного. Просто какие-нибудь солдаты пошаливают. Такое часто случается.

Однако Дивон, не обращая внимания на ее слова, рванулся к окну и, оглядев улицу взглядом человека, привыкшего быстро определять опасность, выругался:

– Черт!

Вслед за проклятием он ударил основанием ладони по деревянной раме окна, затем быстро пересек комнату, дернул медную ручку двери и выбежал вон.

– Да что случилось, милый? Что там такое? Однако когда отзвучал ее последний вопрос, Дивон был уже в самом низу лестницы, ведущей к главному входу. Там в этот утренний час было пусто, ибо большинство клиентов Лилиан Мак-Аби приходили с наступлением сумерек. Закрытые ставни поглощали почти весь свет и шум, поэтому солнечные лучи и крики вдвойне поразили Дивона, когда он, наконец, оказался на улице.

Остановившись на кирпичном крыльце, Дивон огляделся, затем спрыгнул и пробился локтями вперед прямо через группу солдат. Не тратя времени на расспросы о том, чем занимался до его появления грязный с жидкими растрепанными волосами матрос, Дивон схватил его за руку и рванул на себя. Дюжий детина, раскрыв рот, уставился на Дивона; он был настолько поражен, что даже отпустил свою военную добычу – молодую вдову с саквояжем.

Последняя же, судорожно глотнув воздух, по инерции пролетела прямо к грубому стволу пальмы. Обернувшись в ее сторону, Дивон увидел, что шляпа у нее съехала набок и отколовшаяся вуаль открыла огромные синие глаза на матовом, как слоновая кость, лице. Не ошибся Дивон и насчет волос. Пышные, рыжеватые кудри рассыпались во все стороны, но вдовушка быстро левой рукой поправила шляпу. Правая же продолжала крепко держаться за ручку саквояжа.

Дивон уже было направился к ней, готовый предложить свою помощь, но в этот момент слепой удар сбоку отбросил его назад.

– Мы тебе покажем, воображала, как совать свой нос куда не следует! – прохрипел прямо в лицо Дивону чей-то голос, едва лишь тот успел повернуться. Но молодой южанин быстро нанес оскорбителю страшный удар кулаком в живот. Когда же Дивон повторил свой выпад, противник лишь глухо выдохнул: «Уф, сукин сын!» Ненависть блеснула в его глазах. Он с усилием кинулся к Дивону и темными от загара руками обхватил его колени.

Они покатились по пыльной улице. Прохожие, вынужденные расступаться, чтобы дать место дерущимся, так и сыпали проклятиями. Дивон первым заработал кулаками по заросшим щетиной челюстям противника, но уже в следующее мгновение тот ударил его прямо в зубы. В ответ Дивон двинул его по носу, и было уже непонятно, откуда хлестала заливавшая рубашки кровь. Занеся стиснутый кулак для нового удара, Дивон увидел, что враг его повержен.

Усевшись на моряка верхом, Дивон тряхнул его, приподняв за отвороты грязной куртки.

– Здесь, в Чарлстоне, с дамами так не обращаются! – И Дивон повернул голову невежи в сторону улицы. – Извиняйся!

Однако, быстро оглядевшись, он вдруг заметил, что дамы, из-за которой поднялась вся эта суматоха, уже не было под кроной пальмы. И тогда он почувствовал, что у него чудовищно болит голова, и начал стремительно клониться прямо к черной грязной земле. Он упал лицом вниз, и поднявшаяся пыль забила ему ноздри. Больше он уже ничего не мог сделать, несмотря ни на удары тяжелых кованых ботинок по ребрам, ни на мучительную боль разбитого рта.

– Зато вот что подлинные сыны конфедерации делают с дураками! – засмеялся один из помогавших противнику Дивона подняться на ноги.

Дивон пытался приподнять голову, но все эти попытки не увенчались успехом, пока чьи-то сильные руки не подхватили его под мышки и не помогли встать. Его спасителем оказался Саул, человек Лил. Этот могучий негр с перекатывающимися мускулами и широким лицом, помогая Дивону подняться на ноги, был предельно учтив.