– Хрусталь и у меня есть, – похвастал Левин.

– Где?

– В ломбарде.

– По-прежнему канцерогенами занимаешься?

– По-прежнему.

– Расскажи.

– Минуточку, чайник поставлю.

– Жду…

Лида вынула записную книжку, авторучку и сигареты «БТ».

Левин вернулся. Они закурили.

– Ты во Франции был?

– Две недели.

– Ну и как?

– Нормально.

– А конкретнее?

– Трудолюбивый народ, реакционная буржуазия, экономический кризис, обнищание масс…

– Ты по-человечески расскажи. Хорошо французы к нам относятся?

– А черт их знает. Настроение у всех хорошее.

– Как насчет благосостояния? Как тебе француженки, понравились?

– Благосостояние нормальное. Кормили хорошо. У меня был третий стол. Вино, цыплята, кофе, сливки… Девицы замечательные. Вернее, так, либо уродина, либо красотка. Тут дело в косметике, я полагаю. Косметика достоинства подчеркивает, а недостатки утрирует… Держатся свободно, непосредственно. У них такие белые синтетические халаты, декольте…

– Что значит – белые халаты? Ты в клинике работал?

– Я не работал. Я дизентерией в Ницце заболел. День погулял и слег.

– Значит, Франции практически не видел?

– Почему? У нас был цветной телевизор.

– Не повезло тебе.

– Зато я отдохнул.

– Привез что-нибудь интересное? Сувениры, тряпки?

– Слушай, – оживился Левин, – я уникальную вещь привез. Только отнесись без ханжества. Ты же врач. Сейчас достану. Я его от Вовки прячу.

– Что ты имеешь в виду?

– Лидка, я член привез. Каучуковый член филигранной работы. Ей-богу. Куда же он девался? Видно, Галка перепрятала…

– Зачем это тебе?

– Как зачем? Это произведение искусства. Клянусь. И Галке нравится.

– Как таможенники не отобрали?

– Я же не в руках его тащил, я спрятал.

– Куда? Ведь не иголка…

– Я одну даму попросил из нашей лаборатории. Женщин менее тщательно обыскивают. И возможностей у них больше. Физиология более… укромная…

– Ты как ребенок. Поговорим лучше о деле.

– Сейчас я кофе принесу.

На столе появились конфеты, вафли и лимон.

– Сгущенное молоко принести?

– Нет. Рассказывай.

– Чего рассказывать? Я занимаюсь моделированием химических реакций. Одно время исследовал канцерогенез асбестовой пыли…

– Ты мне скажи, рак излечим?

– Рак кожи – да.

– А рак желудка, например?

– Лидочка, полный хаос в этом деле. Миллиграмм канцерогена убивает лошадь. У любого взрослого человека на пальце этих самых канцерогенов – табун отравить можно. А я вот курю и тем не менее – жив… Дым, в свою очередь, тоже… Не записывай. Рак – щекотливая тема. Запретят твою передачу.

– Не думаю.

– Что, я с журналистами дела не имел?! Обратись к терапевту, у них благодать. Соцобязательства каждый месяц берут… Ты позвони в свою контору, согласуй.

Агапова позвонила Нине Игнатьевне. Та перепугалась.

– Лидочка, рак – слишком печально. Порождает отрицательные эмоции. Ассоциируется с небезызвестным романом. Мы ждем чего-нибудь светлого…

– Рак – это проблема номер один.

– Лидочка, не упрямьтесь. Есть негласное распоряжение.

– Что ж, – вздохнула Лида, – извините…

– Куда ты? – удивился Левин. – Посиди.

– Я, в общем-то, по делу зашла.

– Мы семь лет не виделись. Скоро Галка придет, выпьем чего-нибудь.

– Ты уж прости, не хотелось бы мне ее видеть.

Левин молчал.

– Ты счастлив, Боря?

Левин снял очки. Теперь он был похож на второгодника.

– Какое там счастье! Живу, работаю. Галка, я согласен, трудный человек. Есть в ней что-то безжизненное. Володя – хам, начитанный, развитый хам. Я все-таки доктор наук, профессор. А он говорит мне вчера: «У тебя комплекс неполноценности…»

– Но ведь ты ученый, служишь людям. Ты должен гордиться…

– Брось, Лида. Я служу Галине и этому засранцу.

– Ты просто не в форме.

Лида уже стояла на площадке.

– А помнишь, как в Новгород ездили? – спросил Левин.

– Боря, замолчи сейчас же. Все к лучшему. Ну, я пошла.

И она пошла вниз, на ходу раскрывая зонтик. Щелчок – и над головой ее утвердился пестрый, чуть вибрирующий купол.

– А как мы дыни воровали?! – закричал он в лестничный пролет…

К этому времени стемнело. В лужах плавали акварельные неоновые огни. Бледные лица прохожих казались отрешенными. Из-за поворота, качнувшись, выехал наполненный светом трамвай. Лида опустилась на деревянную скамью. Сложила зонтик. В черном стекле напротив отражалось ее усталое лицо. Кому-то протянула деньги, ей сунули билет. Всю дорогу она спала и проснулась с головной болью. К дому шла медленно, ступая в лужи. Хорошо, догадалась надеть резиновые чешские боты…

Осинские жили в соседнем подъезде. Аркадий – тренер, вечно шутит. На груди у него, под замшевой курткой, блестит секундомер. Милка где-то химию преподает.

Сын – таинственная личность. Шесть лет уклоняется от воинской повинности. Шесть лет симулирует попеременно – неврозы, язву желудка и хронический артрит. Превзошел легендарного революционера Камо. За эти годы действительно стал нервным, испортил желудок и приобрел хронический артрит. Что касается медицинских знаний, то Игорь давно оставил позади любого участкового врача. Кроме того, разбирается в джазе и свободно говорит по-английски…

В общем, человек довольно интересный, только не работает…

Лида поднялась на третий этаж. Ей вдруг неудержимо захотелось домой. Прогоняя эту мысль, нажала кнопку. Глухо залаял Милорд.

– Входи, – обрадовалась Мила Осинская, – Игорь где-то шляется. Арик на сборах в Мацесте. Познакомься, это Владимир Иванович.

Навстречу ей поднялся грузный человек лет шестидесяти. Протянул руку, назвался. С достоинством разлил коньяк. Мила включила телевизор.

– Хочешь борща?

– Нет. Я, как ни странно, выпью.

– За все хорошее, – дружелюбно произнес Владимир Иванович.

Это был широкоплечий, здоровый мужчина в красивом тонком джемпере. Лицо умеренно, но регулярно выпивающего человека. В кино так изображают отставных полковников. Прочный лоб, обыденные светлые глаза, золотые коронки.

Чокнулись, выпили.

– Ну, беседуйте, – сказала хозяйка, – а я к Воробьевым зайду на десять минут. Мне Рита кофту вяжет…

И ушла.

– Я, в общем-то, по делу, – сказала Лида.

– К вашим услугам.

– Мы готовим радиопередачу «Встреча с интересным человеком». Людмила Сергеевна кое-что о вас рассказывала… И я подумала… Мне кажется, вы интересный человек…

– Человек я самый обыкновенный, – произнес Владимир Иванович, – хотя не скрою, работу люблю и в коллективе меня уважают…

– Где вы работаете? – Лида достала блокнот.

– В Порхове имеется филиал «Красной зари». Создаем координатные АТС. Цех большой, ведущий. По итогам второго квартала добились серьезных успехов…

– Вам не скучно?

– Не понял.

– Не скучно в провинции?

– Город наш растет, благоустраивается. Новый Дом культуры, стадион, жилые массивы… Записали?

Владимир Иванович наклонил бутылку. Лида отрицательно покачала головой. Он выпил. Подцепил ускользающий маринованный гриб.

Лида, выждав, продолжала:

– Я думаю, можно быть провинциалом в столице и столичным жителем в тундре.

– Совершенно верно.

– То есть провинция – явление духовное, а не географическое.

– Вот именно. Причем снабжение у нас хорошее: мясо, рыба, овощи…

– Гастролируют столичные творческие коллективы?

– Разумеется, вплоть до Магомаева.

Владимир Иванович снова налил.

– Вы, наверное, много читаете? – спросила Лида.

– Как же без этого. Симонова уважаю. Ананьева, военные мемуары, естественно – классику: Пушкина, Лермонтова, Толстого… Последних, как известно, было три… В молодости стихи писал…

– Это интересно.

– Дай бог памяти. Вот, например… Владимир Иванович откинулся на спинку кресла: