– Я так их люблю! И Гектора, и Кея. Кея и Гектора. Гектора и Кея. Люблю до галлюцинаций, – мечтательно говорила она, сидя на паре в университете.

Немолодой преподаватель что-то силился нам рассказать о великой русской литературе периода реализма, а мы, будущие юристы, совсем его не слушали.

Поясняю, Гектор – это тот самый длинноволосый фронтмен «Лордов», который запал в железное сердце Нины. Кей – лидер группы «На краю», высокий малый с проколотыми ушами, равнодушным взглядом и странной татуировкой-рисунком на щеке. Кроме того, он обладал пепельно-платиновыми шикарными волосами (наверняка крашенными!) и ледяными глазами цвета замерзшего моря (это не я так сказала, это Нинка выдала! И сколько я ее ни убеждала, что море не замерзает, она все равно стояла на своем, заявив, что на море вполне может быть лед, и даже стих написала, посвященный Кею, где словосочетание «глаза цвета ледяного моря» повторилось целых три раза!). А когда я напомнила ей, что кое-кто говорил, будто любит только темные глаза у парней, блондинка лишь фыркнула и сказала, что ее вкусы поменялись.

– Ты чокнутая, – все время говорила я подруге.

Но она только отмахивалась, с маниакальным упорством собирая фото своих любимчиков и кучу информации о них. Плохо говорить про этих рок-ребят мне запрещалось – Нинка пообещала, что если я буду обзывать ее «кумирчиков», то она повесит меня на ближайшем дереве вниз головой, как Кот Базилио и Лиса Алиса Буратино. Охота мне было по такому поводу с ней ссориться? Естественно, нет. Мне оставалось только молча дивиться изменениям в ее поведении и смеяться про себя – раньше-то она терпеть не могла тяжелую музыку и представителей неформальных культур…

Итак, мы сидели на паре, совершенно не слушая старичка-литератора. Я писала лекцию, рисовала какие-то закорючки на полях и одновременно внимала Нинке, которая распиналась о том, что скоро «На краю» даст «мегаулетный концерт», на котором она, Журавль, обязательно побывает.

Перед нами расположились две подружки, наши одногруппницы, которые о чем-то шептались. Нинка, обожающая чужие секреты почти так же, как и ужастики, навострила ушки. Она даже чуть вперед подалась от предвкушения того, что у нее есть возможность узнать чьи-то тайны. Блондинка слушала, фыркала и недоверчиво косилась на сидящих впереди девочек. При этом ее глаза становились все больше, а на лице расплылась странная полуулыбка.

– Ты чего? – спросила я ее, отрываясь от написания конспекта.

– Не мешай, – прошипела она, продолжая усердно подслушивать.

Всегда изумлялась тому, какой у нее хороший слух. Все прекрасно слышит, да и зрение у нее острое. А вот с музыкальным слухом у подруги все было просто ужасно. Мне, как выпускнице музыкальной школы, было очень тяжело слушать ее завывания в домашнем караоке, но я всегда терпеливо молчала. Сама Нинка считала и считает свой голос великолепным. Кстати, однажды, еще в школе, когда мы учились в классе десятом, девушка, только что пришедшая в наш недружный и большой класс, сказала на новогоднем вечере, что голос у Нинки противный и ей на ухо медведь наступил, потоптавшись там для порядка пару веков. Девочка продержалась целую четверть. Моя хитрая и злопамятная подружка сумела выжить ее не только из класса, но и из школы.

После занятия, когда опечаленный нашим равнодушием к классике реализма преподаватель ушел, Нина вдруг стала любезно ворковать с этими впереди сидящими девчонками: Олей и Надей. Еще недавно она называла этих двух мисс Кривой Нос и Ботаничка-с-приветом, а теперь щебетала с ними так, словно все они втроем были лучшими подругами. Опять, наверное, что-то задумала. Просто так тратить свое драгоценное время на других она не будет. И крутится около одногруппниц не просто так.

Когда завершилась последняя, третья пара и все мы вышли из раздевалки, Нинка сказала мне, загадочно улыбаясь:

– Пошли ко мне, Катринка. Я тебе такую новость скажу, закачаешься, – внезапно ее тон переменился, сделался очень кротким и уважительным: – Здравствуйте, Александр Борисович! – пропела она.

Наш декан с улыбкой кивнул нам и поспешил дальше по своим важным делам.

– У, пень трухлявый, – зло сказала ему Нинка. Преподавателей она не любила за то, что они были преподавателями.

– Забей на декана. Что у тебя за новость?

– Пошли ко мне, тогда скажу! – схватила меня под локоть Нинка.

– Мне домой надо, – сопротивлялась я. – Нелька скоро из художки придет, а у нее ключей нет – вчера где-то потеряла.

– Вот дура твоя Нелька. Ладно, тогда к тебе пойдем, – решила Журавль. – И вообще у вас семья большая, неужели дома никого не будет, кроме тебя?

– Не будет, – вздохнула я. – Папа уехал рисовать натюрморты к друзьям на дачу…

– Представляю, что за натюрморты получатся, – хихикнула подруга. – Очередная гадость. Зеленое небо в полоску, вместо деревьев – невидимые обычному глазу инопланетяне с тремя хоботами. А вместо солнца – большой-пребольшой глаз навыкате.

Да, родитель и не такое может изобразить. Фантазия у него большая и странная.

– А чего ты тогда при нем его работы хвалишь? Сказала бы, что он дерьмо рисует. Ты его похвалишь, а он мне потом три дня мозги проедает. Мол, Нина такая чудесная, и художественный вкус у нее имеется, и работы мои она понимает. – Я в шутку рассердилась.

– Я говорю так, чтобы меня любили, – опять хихикнула она. – А остальные где?

– Брат оторвал-таки задницу от стула, а очи от монитора и поперся на какой-то флешмоб. А потом он пойдет к другу. Леша еще позавчера уехал на какой-то показ мод в Петербурге. Возомнил себя крутым дизайнером. – Я улыбнулась.

– Могла бы соседям ключи свои оставить, – нашла еще один повод придраться Нинка.

– Я хотела оставить, да некому. Настя сегодня на работе, ее предки и бабушка укатили. Татьяна Олеговна из тридцать шестой уехала к дочери. А с остальными соседями мы не дружим, – вздохнула я.

Что правда, то правда. Мы жили на последнем этаже, и папа с дядей попеременно затапливали соседей снизу. Как-то так получалось, что вода от нас шла не только к тем, кто непосредственно проживал под нами, а во все квартиры нижнего, одиннадцатого, этажа. Иногда даже до десятого протекало. Соседи же постоянно приходили к нам и ругались. Они вообще постоянно устраивали скандалы. Весьма забавные, надо сказать. Считают нас, Радовых, сумасшедшими.

– Как у вас все сложно. Тогда я беру такси, и едем к тебе, дорогуша.

– Как хочешь, – не стала спорить я.

Как я уже говорила, у Ниночки с собой всегда есть приличная сумма денег, и потратиться на такси для нее – сущий пустяк.

Уже через полчаса мы сидели в моей квартире, пили чай и глядели в окно с высоты двенадцатого этажа. Я всегда радовалась, что мы живем так высоко, – вид из окна всегда был отличным, в любую погоду. Да и небо не загораживали другие дома, поэтому я имела счастье в любое время любоваться на любимые облака или на луну со звездами.

– Выкладывай, что ты там узнала?

– Я узнала… Кать, ты просто закачаешься! Короче, эти две дуры, ну, Кривоносая и Ботаничка, базарили об одной тетке, которая занимается магией. Приворотами.

– Фуфло это все, – не слишком верила я в магию. – И что в этом такого?

– Кривой Нос влюбилась по самый свой нос в Анатолия из параллельной группы, – торжественно сообщила Нинка.

Что-то не вижу связи между каким-то там Анатолием и теткой-приворотчицей.

– В Анатолия? – наморщилась я, вспоминая. – Это которого?

– Ну, который темненький и боксом занимается. Вокруг него еще всегда девицы. Не можешь вспомнить? Катя, это лох тот накачанный, который себя крутым перцем возомнил и который с тобой познакомиться хотел в прошлом семестре. Он еще историю права восемь раз пересдавал. Про это все говорили. Что у тебя за память? В общем, она в него влюбилась и пошла к этой тетке, которая занимается приворотами. Между прочим, к ней полгорода ходит, и всем она реально помогает: кому сглаз снимет, кого вылечит, кому неверного мужа поможет найти.