От опасливого наблюдения за мотоциклистами отвлёк мальчик. Вцепившись руками в её поддерживающую руку, он что-то жалобно спросил — что-то неразборчивое в гудении трёх машин.

— Да-да, — рассеянно ответила Лена, не спуская с мотоциклистов глаз.

И чуть не закричала от ужасающей боли — мальчишка впился зубами в её руку, чуть выше кисти. После первого шока до неё дошло, что он не кусается, а раз прокусив ей кожу, высасывает из раны кровь… И она ничего не может с этим поделать, потому что, попытайся отодрать его от себя, движением привлечёт внимание с дороги: свет еле-еле, но проникал сюда. Преследователи ребёнка показались страшней, чем боль. Их больше, и они взрослые — одной не справиться с ними… И она собралась с силами — выдержать боль. Полная ненависти к подловившему её в ситуации-западне страшному мальчишке.

Наверное, часы спустя, как показалось, боль слегка притупилась. И, хотя пальцы прокушенной руки похолодели, Лена уже могла выдерживать ощущение, тянущее воспалённым зубным нервом. И могла соображать. Мальчишка — вампир?! И теперь вампиром (по многочисленным сведениям из книг и фильмов) станет она сама?

Когда он вынул зубы из её плоти (она снова ощутила это, как будто из руки тупо тянут жилы или нервы), он, как ни странно, не облизал, а погладил место укуса и снова поднял к ней лицо. Лена, стараясь дышать спокойно, медленно опустила руку, которую дёргало от тупой боли. Кажется, теперь он не собирался сбегать. Успокоившись, она осторожно заглянула в его лицо. И снова оцепенела. Ни одной царапины. Ровная кожа без единого рассечения… Это что? Он пил её кровь, чтобы… Чтобы излечиться?

Мельком она вспомнила: он спросил о чём-то, прежде чем укусить. Она ответила: «Да-да…» Значит… Он просил разрешить ему… вкусить крови, и она согласилась?

Потом разберёмся.

Но как больно до сих пор…

Тем временем на дороге зашевелились. Трое развернули угрожающе гудящие машины так, чтобы пустить свет по всем направлениям. Опять мазнуло светом по подъезду, где прятались двое. Лена шагнула было назад, в темноту подъезда, но теперь мальчишка вцепился в её куртку, останавливая с характерным, наверное, для всех народов: «Ш-ш…»

И опять мельком: а как говорить? На каком здесь говорят языке?

Мальчишка вдруг попятился — так внезапно и так явно забывшись, что наступил на ногу Лены, стоящей за ним. Не страшно. Она в ботинках, а мальчишка, как сейчас выяснилось, босиком. Но чего он испугался?.. Мальчишка тем временем, сообразив, куда идёт — во тьму подъезда, снова машинально шарахнулся к ней. Она обняла его. Он буквально влепился в неё спрятаться — лицом в её живот. А потом повернул голову, словно боялся не смотреть… Чего? Судя по подбородку, видимому в свете из-за двери, он поднял голову. Лена взглянула. И оцепенела.

Мотоциклисты сидели на своих ревущих машинах уже лицом к «их» дому, кажется собираясь приблизиться к «их» подъезду, а может, обшарить все подъезды подряд… Но Лена застыла взглядом не на них.

С крыши дома напротив сползало нечто. Или стекало.

Прозрачное, оно тускло блестело каким-то не освещающим, а замкнутым на себе сиянием. Такое Лена видела, лишь когда зажигала газовые конфорки на плите. Туманно синий цвет, режущий глаза.

Дом напротив — многоэтажный, что по ночи и не видно, где в небо уходит последний этаж. И ЭТО сползало, исчезая краями — и сверху, и с пропадающих во тьме улицы боков здания, продолжая равнодушно сиять холодным, убивающим глаза тусклым светом. А мотоциклисты тихо переговаривались, не подозревая, что у них за спиной…

Мальчишка всхлипнул. Лена пришла в себя. Плюнула на всё, повернула его к себе лицом, хотя трудно было оторвать от себя. И, подхватив под мышки, прижала его к себе, чтобы он смог обнять её. Вампир не вампир, но он знает, что это такое… Знает и боится — страшно боится. Что значит: ребёнок не должен видеть этого чудовища… А сама молилась: не знаю, что будет делать это страшное прозрачное покрывало, только — Господи помоги! — пусть оно до нас не долезет, не доползёт!

Её движение защитить мальчишка будто понял: крепко, чуть не до удушья обнял её за шею, ткнулся лицом, холодным носом, ей в ключицу. А весу-то в нём — подумалось с жалостью, косточки ж одни…

Нечто уже скользило, словно ломаясь углом или стекая ровным водопадом со стены на узкие газоны под окнами дома, а затем — на дорогу. Преследователи тем временем уже, кажется, договорились, что будут делать, но… Край нечто оказался в нескольких метрах от них… Один мотоциклист, наверное, что-то почувствовал — оглянулся. Край покрывала мгновенно взвился в воздух и опустился на всех троих.

Ни крика, никакого другого звука, который бы свидетельствовал о том, что происходит под мерцающим покрывалом. Лишь ровное гудение моторов.

Лена, ничего не соображая, сама обняла мальчишку так, что он ойкнул. Но услышала она его придушенный стон как-то сторонне… Если эта дрянь сейчас полезет уже на них…

Нечто медленно сползло с троих. Мотоциклы валялись на дороге, продолжая гудеть и светить фарами в разные стороны. Людей на них не было. А покрывало продолжало медленно и не спеша убираться к дому, с которого сползло…

Двое за подъездной дверью затихли. Лена почти не дышала…

— Оно ушло? — жарко выдохнул в ухо мальчишка.

— Ушло, — следя, как уволакивается в темноту над домом светящийся край чудища и промаргиваясь от режущего глаза света, машинально ответила она. И через секунды сообразила: мальчишка сказал — она поняла. Какой-то несколько странный выговор у него. Но, может, это она по нескольким словам не так услышала. Главное — она его понимает… В общем, лучше разобраться с этим потом. — А что это было?

— Ночной Убийца, — сказал, как будто удивился (как это?! Ты не узнала этого зверя?!), мальчишка и разомкнул руки вокруг её шеи. — Ты отпустишь меня? А как ты здесь оказалась? Тебя выгнали? Куда ты пойдёшь? У тебя есть место, где переночевать? Возьмёшь меня с собой?

— Тихо-тихо, — сказала Лена, ошарашенная непрерывно падающими на неё вопросами, и спустила егозу на землю. Почему-то она ожидала, что он немедленно сбежит. Но он встал рядом, прижимаясь к ней, быстро и зорко оглядывая всё вокруг, и явно боялся отходить далеко. А потом вспомнила — босой! Господи, да как же он бегает босиком? Здесь! Среди стеклянных осколков! — Подожди. Где-то здесь была моя сумка. А ты кто?

— Я Мика. А ты? — Мальчишка до сих пор говорил шёпотом, не сводя глаз с дома напротив, хотя мерцающий голубым, газовым огнём Ночной Убийца уже утянулся в темноту. И Лена отвечала шёпотом — всё-таки он местный, лучше соображает, как говорить в таких ситуациях.

— А меня — Елена.

— Селена? Красивое имя.

Именно из-за шёпота, кажется, мальчишка не расслышал, какое имя она произнесла. Но Лена вдруг решилась: новый мир — новое имя! Селена — так Селена! Интересно, а в этом мире есть луна?

Она выпрямилась уже с сумкой. Постояла, посмотрела в проём двери.

— Мика, я здесь пришлая. Чужая. Я не знаю ничего.

— Дома, значит, у тебя нет, — со вздохом заключил Мика. Тоже помолчал, глядя на улицу. — Ладно. Пошли, Селена. Есть одно местечко, где переночевать можно. Только идти придётся долго.

Она заколебалась, глядя на лохматую макушку мальчишки. А вдруг он приведёт её куда-нибудь, где их встретят его взрослые сородичи?!

Не отводя взгляда от дома напротив, Мика предупредил, словно услышав её беспокойные мысли:

— Только у меня есть нечего.

— Как это? Ты же…

— Я не чистокровный, — шёпотом объяснил Мика. — У меня папа человек был. Да и чистокровным был бы — ел бы всё подряд, только мяса побольше.

— А почему ты сейчас не с родителями? Сбежал?

— Папа умер. А мама ушла давно.

— То есть кровью… — Лена запнулась. — Кровь ты не пьёшь — ну, в смысле…

— Нет. Я ем всё, когда найду чего-нибудь. Ну, что? Бежим?

Они осторожно вышли из-за двери на неровный свет от мотоциклетных фар. Остановились. Мика сунул ладошку в ладонь Лены. Сначала она не сообразила: ей показалось — он хочет погреться, очень уж холодная ладошка оказалась. Но Мика стиснул пальцы и потянул её в сторону, ближе к стене, шёпотом предупредив: