— Так и было, — ответила Иви, не скрывая радости. — У нее на лбу выскочила шишка размером с куриное яйцо. — Вспоминая, она задумчиво улыбнулась. — Просто восхитительная: вся темно-синяя и красная по краям.

— Боже, мисс Виллори, наверное, было больно!

— Будем надеяться. А несколько дней спустя шишка приобрела невероятный зеленый оттенок. Я такого раньше не видела. Мне очень хотелось пригласить ее к модистке, чтобы заказать платье в тон, в честь инцидента, но я подумала, что не смогу так долго терпеть ее.

Сильный стук в дверь и появление невероятно грязной молодой женщины помешали Мирабелле ответить.

— Кейт! — вскрикнули обе девушки, одновременно обрадовавшись ей и испугавшись за нее.

Леди Кейт Коул при лучших обстоятельствах была красавицей — достаточно высокой, чтобы запросто носить модные наряды с завышенной талией, но в то же время достаточно миниатюрной, чтобы казаться изящной, — и обладательницей шикарных форм, которые отвлекали взгляды и мысли мужчин от вышесказанного. Ей посчастливилось родиться пепельной блондинкой с нежными голубыми глазами, по которым высший свет сходил с ума, а также с прямым, как лезвие, носиком, очаровательным маленьким подбородком и идеальным ротиком, похожим на бутон. Обычно она была как картинка. Но сейчас половина волос выбилась из прически, свисая мокрыми прядями на плечи. Платье было порвано, а подол обильно забрызган грязью.

— Ох, Кейт! — Иви вздохнула и поднялась с места, чтобы взять кузину за руку. — Что случилось?

Кейт сдула с глаз заблудший локон.

— Упала с лошади.

Мирабелла и Иви раскрыли рты. С Кейт часто случались неприятности, но они редко бывали опасными.

— Ты что?

— Ты ушиблась? Позвать доктора?

— Твоя мама знает?

— Присядь. Сейчас же.

Кейт подвели к одному из стульев, она присела и раздраженно вздохнула.

— Я упала с лошади, но со мной все в порядке, уверяю вас. Мне не нужен доктор или моя мать. Кто-то послал за чаем? Мне очень нужно…

— Да, да! — нетерпеливо вскрикнула Мирабелла. — Но ты уверена, что не поранилась? Тебя лошадь сбросила, это не пустяк, Кейт. Может, нам…

Мирабелла умолкла, заметив смущение Кейт.

— Дейзи не сбрасывала меня, — нехотя призналась Кейт. — Я упала.

Все замолчали, потом Иви подняла брови и сказала:

— Ну, думаю, это меняет дело.

Кейт кивнула и махнула рукой, чтобы подруги оставались на местах.

— Я была на западном пастбище и остановилась, чтобы полюбоваться цветочком, который только-только стал распускаться, один-одинешенек, да еще так рано. Мне захотелось понять, что это за растение, а потом выкопать и посадить в дальнем углу сада, обнесенного стеной, где так мало солнца. Там есть место, где ничего не растет, кроме колючих сорняков и…

— Кейт, — осторожно одернула ее Мирабелла.

— Ах да… Я наклонилась, чтобы рассмотреть цветок поближе, и мое платье или каблук… — Она замолчала и внимательно посмотрела на свои ноги. — Словом, одно зацепилось за другое, и следующее, что я помню, — как упала лицом в грязь. А Дейзи мирно стояла рядом.

Иви и Мирабелла сочувственно поежились. Мирабелла не смогла не спросить еще раз, все ли с ней в порядке.

— Все нормально. Честно, — ответила Кейт. — Пострадали только мои навыки верховой езды, что можно исправить, и мое самолюбие, которое, к счастью, за долгие годы успело порядком зачерстветь и, несомненно, полностью восстановится к вечеру. Ох, и цветок! Я на него приземлилась.

— Какая жалость, — заметила Иви.

— Да. Теперь я никогда не узнаю, что это было.

— Я уверена, есть и другие, — успокоила ее Мирабелла. — Думаю, тебе следует переодеться, а то простудишься.

— О нет, не нужно. Под слоем грязи я суха, как кость. Кстати, о платьях: ты чудесно выглядишь сегодня, Мира. Оно новое?

— Да. — Девушка разгладила юбки. — Дядя прислал записку сегодня утром. Я подумала, оно сможет меня развеселить.

Кейт наклонилась вперед и взяла ее за руку:

— Ты не обязана ехать, ты же знаешь. Просто скажи матушке, что хочешь остаться, и она все устроит.

Мирабелла перевернула ладонь и легонько сжала руку подруги. Леди Тарстон, конечно, попытается. К несчастью, согласно завещанию родителей, опекун Мирабеллы ежегодно будет получать триста фунтов, пока ей не исполнится двадцать семь, при условии, что как минимум шесть недель в году она проведет в его доме. Мирабелла думала: такая мера предосторожности понадобилась, чтобы ее попросту не отослали в приют. Хорошие намерения, которые принесли больше вреда, чем пользы.

— Знаю, но дядя все осложнит, а я не хочу втягивать в это вашу семью.

— Когда же истечет срок завещания и ты навсегда станешь нашей? — спросила Иви.

— Скоро, меньше чем через два года.

Понимание этого сыграло ключевую роль в решении купить новое платье. После ее двадцать седьмого дня рождения она перестанет жить на жалкое содержание. Скорее всего, родители решили: если до этого времени ей не удастся заарканить мужа, то, наверное, и никогда не удастся. В этом случае она унаследует пять тысяч фунтов, сейчас являющихся приданым, и будет вольна поступать с ними, как ей вздумается.

Ей очень понравится, думала она, иметь собственный дом, в котором будут навещать уже только ее.

Ее грезы были прерваны появлением в комнате Томпсона, дворецкого.

— Герцог и герцогиня Рокфорт прибыли, — сообщил он и осмотрительно отступил в сторону, когда все три женщины бросились к двери.

3

Герцог и герцогиня — для близких друзей Алекс и Софи — были, по мнению Мирабеллы, самой восхитительной парой во всей Англии. Сейчас она видела через открытые парадные двери, как они выходят из кареты: видный красавец подает руку очаровательной и заметно беременной молодой женщине.

Мирабелла знала Алекса с детства. Его мать и леди Тарстон дружили всю жизнь, и когда юный Алекс осиротел, леди Тарстон впустила его в свой дом и сердце, став для него, в сущности, второй матерью. Он был так же высок, как и Вит, но чуть пошире в плечах и груди. У него были темные каштановые волосы и зеленые с поволокой глаза, в которых раньше жила настороженность, а теперь — смех.

Мирабелла познакомилась с Софи только два года назад, но они сдружились за считанные дни. Софи была очень милой особой, а до того как выйти за Алекса, много лет путешествовала по миру и принимала участие во множестве неслыханных авантюр. Локоны ее были цвета красного дерева, глаза — светло-голубые, и они, как и глаза Алекса, обычно светились счастьем и радостью. Однако сейчас метали молнии.

— Хотя я знаю, что многие женщины в моем положении жалуются на онемение в руках, — произнесла она тоном, с которого просто стекал сарказм, — я уверена, что меня это чудом не коснулось. Пожалуйста, подай мой ридикюль.

— Нет.

Мирабелла могла и не расслышать, на каком языке ответила Софи, но прекрасно догадывалась, что она сказала мужу. Сквернословие как будто окружало их плотным кольцом.

Софи осеклась, когда заметила встречающих у дома. То, что было дальше, совсем не походило на сухой обмен приветствиями, привычный для светского общества. Уже не до условностей, когда женщины смеются и обнимаются, взволнованно перекрикивая друг друга. «Так, — подумала Мирабелла, — заведено в семье, у братьев и сестер».

Новоприбывших проводили в дом с изрядным шумом и суматохой. Ящики и сундуки перетащили из кареты в холл, позвали служанку, чтобы приняла пальто и шляпы, подали напитки в гостиной.

— Думаю, Алекс выпьет свой чай вместе с Витом, — сказала Софи, прежде чем Алекс смог возразить.

— Хорошо, но только если ты пообещаешь выпить свой сидя. — Алекс широко улыбнулся жене и нежно чмокнул ее в щеку.

Мирабелла подумала, что это скромное проявление чувств он позволял себе несколько раз в день, но было в нем что-то милое, и ей захотелось, как случалось уже раз или два, самой почувствовать такую любовь. Она поспешила отмахнуться от этой мысли. Любовь — для красавиц, счастливцев и неизлечимых романтиков. Она к ним не относилась.