— То, что я вам сейчас говорил, может быть, и не совсем подходит к школе, но вот что, мальчики, эта война еще далеко не кончилась, и хотя вам еще придется посидеть на школьной скамье, но ведь и вы будущие бойцы! Львенок, останься ненадолго, мне нужно тебе сказать кое-что.

Городской секретарь медленно повернулся спиной к мальчикам, и школьники бросились на свободу… Они остановились в одном углу площади Св. Петра, который находился за церковью и в котором редко появлялись прохожие. Крича и прерывая друг друга, они открыли своего рода совещание. Звуки органа, доносившиеся из церкви, составляли странную гармонию с этим шумом.

Нужно было прийти к соглашению, какую общую игру затеять после обеда. Очевидно, что, согласно с речами городского секретаря, нужно было устроить битву. Никто даже и не предлагал ее: битва была основанием, из которого исходили дальнейшие переговоры.

Скоро было решено, что к барьеру будут поставлены не греки и персы, а патриоты и испанцы; но когда четырнадцатилетний сын бургомистра Адриан ван дер Верфф предложил теперь же образовать партии и свойственным ему властным тоном попробовал сделать испанцами Пауля ван Свитена и Клауса Дирксона, он натолкнулся на самое упорное несогласие, и явилось подозрение, что никто не согласится изображать испанского солдата.

Всякий мальчик желал сделать другого кастильцем, а самому сражаться под нидерландским знаменем. Но для войны одинаково нужны и друзья, и для того чтобы проявить геройский дух Голландии, требуются и испанцы. Молодые души разгорячились, щеки спорящих запылали, там и сям поднимались уже сжатые кулаки, и все указывало на то, что битве, которая будет дана врагу страны, будет предшествовать жесточайшая междоусобная война.

И действительно, эти веселые мальчуганы были малопригодны к тому, чтобы играть роль мрачных, упрямых солдат короля Филиппа. Между светлыми головами блондинов было очень немного мальчиков с русыми волосами, и только один имел черные волосы и темные глаза. Это был Адам Барсдорп, отец которого, так же как и отец ван дер Верффа, принадлежал к числу городских старшин. Когда и он стал отказываться изображать испанца, один из мальчиков воскликнул:

— Ты не хочешь? А мой отец говорит, что твой отец наполовину глиппер [3] и при этом совершенный папист!

Молодой Барсдорп бросил книги на землю и, сжав кулаки, устремился на своего противника, но Адриан ван дер Верфф быстро вскочил между спорящими и воскликнул:

— Стыдись, Корнелиус… Кто еще будет здесь так ругаться, тому я заткну глотку! Католики такие же христиане, как и мы. Ведь вы слышали сейчас, что нам сказал городской секретарь, и мой отец говорил то же самое! Хочешь, Адам, быть испанцем или нет?

— Нет! — закричал тот решительно. — И если кто-нибудь еще раз…

— После успеете подраться, — прервал своего возбужденного товарища Адриан ван дер Верфф, и, великодушно подняв книги, которые бросил на землю Барсдорп, он протянул их ему и продолжал решительным тоном:

— Я буду сегодня испанцем. Кто еще?

— Я, я и я тоже, — закричали несколько учеников, и составление партий в полном порядке дошло бы до желанного конца, если бы нечто новое не отвлекло внимания мальчиков от их намерения.

По улице шел молодой господин в сопровождении чернокожего слуги, направляясь прямо к ним. Это был также нидерландец, но он имел мало общего с учениками, исключая возраст, белое и румяное лицо, белокурые волосы и голубые глаза, смотревшие ясно и надменно. Каждый его шаг показывал, что он считает себя чем-то особенным, а слуга-негр в пестрой одежде, несший вслед за ним несколько только что купленных вещей, комично подражал осанке своего господина. Голова негра была откинута назад еще больше, чем у молодого человека, которому твердые испанские брыжи не позволяли так же свободно держать свою красивую голову, как прочим смертным.

— Обезьяна Вибисма, — сказал один из учеников, показывая пальцем на приближающегося юношу.

Глаза всех мальчиков обратились к нему, насмешливо оглядывая его маленькую, украшенную пером шапочку, его красную стеганую и набитую на груди и на рукавах атласную одежду, широкие буфы его коротких коричневых панталон и блестящий шарлах шелковых чулок, которые плотно обтягивали его стройные ноги.

— Обезьяна! — повторил Пауль ван Свитен. — Он кардинал, потому он и одевается так красно!

— И такой испанец, как будто он идет прямо из Мадрида! — выкрикнул другой мальчик, а третий прибавил:

— Здесь, по крайней мере, во все время, пока у нас было мало хлеба, не было…

Все:

— Вибисма-глипперы!

— А он франтит в цепи, в бархате и в шелках! — воскликнул Адриан.

— Посмотрите-ка на черного ворона, которого привез с собой в Лейден этот красноногий аист.

Ученики покатились со смеху, и когда юноша подошел к ним, ван Свитен прокартавил гнусавым голосом:

— Ну как вы доехали? Ну что в Испании, господин?

Юноша еще более закинул голову назад, негр, шествовавший за ним, сделал то же самое, и оба мирно продолжали свой путь, даже когда Адриан проговорил в самое ухо Вибисме:

— Глиппер, скажи мне, за сколько сребреников Иуда продал Спасителя?

Молодой ван Вибисма сделал недовольное движение, однако продолжал сдерживаться. Но тут ему заступил дорогу Ян Мульдер; он снял свой маленький суконный берет, на котором торчало петушье перо, и, держа его, словно нищий, у подбородка, стал униженно просить:

— Пожертвуйте, господин гранд, нашему коту пфенниг на индульгенцию! Вчера он украл у мясника телячью ногу!

— Прочь с дороги! — надменно и решительно сказал юноша, стараясь отстранить Мульдера тыльной стороной руки.

— Не трогать, глиппер! — закричал ученик, с угрожающим видом подняв кулак.

— Ну так оставьте меня в покое! — ответил Вибисма. — Я вообще не хочу разговаривать, особенно с вами…

— Почему же с нами? — спросил Адриан ван дер Верфф, рассерженный холодным, высокомерным тоном последних слов.

Юноша презрительно пожал плечами, а Адриан воскликнул:

— Потому что твое испанское платье нравится тебе больше, чем наши куртки из лейденского полотна!

Адриан замолчал, потому что Ян Мульдер пробрался позади юноши, прихлопнул книгой его шляпу и, в то время, как Николай Вибисма старался освободить глаза из-под покрывавшего его головного убора, проговорил:

— Так, господин гранд, хорошо ли на вас сидит шапочка? Ты можешь не снимать ее даже перед самим королем!

Негр не мог оказать помощь своему господину, поскольку обе руки его были заняты пакетами и свертками. Молодой дворянин и не звал его. Он достаточно хорошо знал, как труслив его черный слуга, себя же он чувствовал довольно сильным для того чтобы защищаться самому.

На шляпе у него гордо торчало белое страусовое перо, прикрепленное при помощи драгоценного аграфа — подарок, который он получил в день рождения на свое семнадцатилетие. Но он не думал о нем; сбросил с себя головной убор, вытянул руки, словно готовясь к бою, и спросил громко и решительно, с пылающими щеками:

— Кто это сделал?

Ян Мульдер быстро проскользнул в толпу товарищей и вместо того чтобы выступить вперед и назвать свое имя, закричал с хохотом:

— Ищи шляпного мастера! Давайте играть в жмурки!

Тогда юноша, вне себя от гнева, еще настойчивее повторил свой вопрос. Но вместо ответа ученики увлеклись шуткой Яна Мульдера и весело кричали наперебой:

— Играть в жмурки, искать шляпного мастера. Глиппер, начинай ты!

Николай перестал сдерживаться и с бешенством кинул в лицо смеющейся толпе:

— Трусливые сволочи!

Едва вырвались у него эти слова, как Пауль ван Свитен поднял свою маленькую грамматику, переплетенную в свиную кожу, и бросил ее прямо в грудь Вибисме. При громких криках толпы за Донатом [4] полетели другие книги, ударяя мальчика по ногам и плечам. Растерявшись и закрыв лицо руками, он отступил к стене церкви. Здесь он остановился и приготовился броситься на врагов. Неподвижные и высокие, сообразно с модой, испанские брыжи не стесняли уже более его прекрасной головы, окруженной золотыми локонами. Свободно и смело он смотрел в лицо своим врагам, вытягивал закаленные в рыцарских упражнениях молодые члены, а потом с чисто нидерландским ругательством бросился на Адриана ван дер Верффа, стоявшего ближе всех к нему.