Как только я наклонилась, в контейнере что-то зарычало и зашевелилось.

Что-то огромное.

Что-то, судя по звуку, скованное тяжелыми цепями, но очень даже живое.

Несколько часов спустя я сидела в грузовике на пустой бочке из-под зерна и ужинала консервами из сои. Я остановилась на частном складе и ждала людей-заказчиков, которые освободят меня от последнего груза. Честно говоря, мне не терпелось от него избавиться.

Несмотря на то что я, не моргнув глазом, перевозила что угодно, живой товар у меня был впервые. И я вдруг задумалась, не продешевила ли я с тремя алмазами? Более того, я заинтересовалась содержимым контейнера, находящегося всего лишь в нескольких шагах от меня. Я гадала, что же там шевелится и зачем оно понадобилось моим заказчикам.

Я взяла инструкцию, врученную мне управляющим при выезде из Порта Финикс. Она была написана на клочке пергамента, прикрепленного к контейнеру в пункте отправления.

Я уже прочла указания — три кратких распоряжения, написанных твердой рукой.

Беречь от сырости.

Ничего в контейнер не класть.

Не открывать ни при каких обстоятельствах.

Выкинув пустую банку из-под консервов, я спрыгнула с бочки. Даже отсюда мне было видно, что пластиковое покрытие все — то тут, то там — в мелких прорехах. Я знала: что бы ни сидело в ящике, оно наблюдало за мной все время, пока я была в кузове грузовика. Я чувствовала на себе его взгляд — пронизывающий и хищный. И теперь, подойдя ближе, я ощутила, как тонкие волоски на моей шее встают дыбом.

— Говорят, ты холоднее льда. — Сквозь толщу пластика и дерева раздался низкий, явно мужской голос. — Только никто не упоминал, что ты еще и очень красива. Мрачная и соблазнительная, как сама ночь… Ниша Бессердечная.

Сначала я не нашла, что ответить. От шока у меня перехватило дыхание, и на какое-то время я просто потрясенно застыла. Не ожидала, что груз будет со мной разговаривать, тем более, называть по имени. Ох, надо было догадаться, что в ящике какая-то тварь — теперь я знала, что там один из Чуждых, но непринужденный тон и благородный голос сбивали с толку.

— Кто ты?

— Подойди и посмотри сама. Я тебя не трону, даже если смогу.

Я фыркнула, сразу выпав из ступора от такого вероломного заверения.

— Если я и приближусь к Чуждому, то только целясь ему в голову.

— Ах да, — ответил он, вздохнув. Звякнули цепи, и зашуршала солома — он поерзал в своей тесной тюрьме. — Как же ты любишь оружие, Ниша. Особенно когда его используют против таких, как я. Многие погибли из-за того, что ты поставила его не тем людям.

— Я пытаюсь выжить, — ответила я, сама не понимая, почему мне вдруг захотелось оправдаться. — Просто на мои услуги есть спрос, вот и все. Клиенты платят мне за доставку груза. Что они с ним потом делают — не моя забота.

— Хм. — Он снова заворочался в ящике, и я почувствовала, что он все еще смотрит на меня цепким оценивающим взглядом. — То есть хочешь сказать, что вот так просто продашь военную технику мне — или любому другому Чуждому, — если я найду необходимые средства?

Не продам, и мы оба это знали. Я свирепо уставилась на закрытый ящик.

— Мне нет нужды оправдываться, тем более перед кем-то вроде тебя.

Он тяжело вздохнул:

— Конечно. Не стоило даже спрашивать. Мы не собирались воевать с людьми. Никогда.

— Вы бы все равно проиграли, — отрезала я. — Начнем с того, что вас слишком мало. К тому же большинство из вас вообще в кабале. Война — это, знаешь ли, не только ружья. Это еще и тактика и стратегия. Это лидеры, которых вам всегда не хватало. Если бы Чуждые готовились к войне, то уже давно бы ее начали.

— Да, Ниша, ты права.

Теперь в его голосе слышалось сожаление, и я сказала себе, что причин чувствовать себя виноватой у меня нет.

— Только среди нас есть те, кто считает, что рано или поздно наступит мир.

Я мрачно усмехнулась.

— Поэтому ты сидишь в контейнере, в цепях, на полпути неизвестно куда и кто знает зачем.

— Я знаю, что меня ждет, — возразил он. Низкий бархатный голос был совершенно невозмутим. — Рабом я не стану. Меня схватили не для этого. Из плена мне есть только один выход.

— Смерть, — прошептала я, игнорируя боль в груди. Мне сразу же захотелось увидеть его лицо, каким бы отвратительно чуждым оно ни было, чтобы выяснить: испугался ли он хоть немного мысли о смерти? Что-то не похоже, и я удержалась, сжав руки в кулаки, чтобы не протянуть руку и не снять покрытие.

— Ты знаешь, что тебя убьют.

— В конечном счете, да, — ответил он без тени страха и сожаления. — Думаю, моя смерть послужит высшим целям.

Я покачала головой, не зная, видит он меня или нет. Почему-то, несмотря на все, что я чувствовала к ему подобным, его смирение меня задело. Более того — взбесило.

— Ты просто сдался. Не пытайся представить это как дело чести.

— Иногда, Ниша Бессердечная, лучше славно умереть, чем вот так жить. Для меня, по крайней мере. Я с готовностью иду на гибель.

— Ну, тогда, наверное, ты или очень благороден или очень глуп, — отрезала я, напомнив себе, что это не мое дело. Его судьба — примет он ее с распростертыми объятиями или нет — уж точно не моя забота. Я развернулась и подобрала пустую банку из-под сои, еле двигаясь от злости. — Хватит с меня заумных разговоров на сегодня, — сказала я, страстно желая провести остаток ожидания в одиночестве кабины. — Отдохни немного. Скоро поедешь дальше.

Я спрыгнула с кузова и захлопнула дверь, закрыв контейнер внутри.

В кабине я заснула.

Как всегда, меня разбудил сон. Не тот ужасный кошмар о смерти родителей. Этот сон стал мне сниться вскоре после их гибели и приходил ко мне чаще, чем хотелось бы. В этот раз все было ярче — таким реальным, как будто наяву.

Солнечное небо. Сверкающая лазурь океана. И я парю над волнами, плавно скользя по воздушным потокам в бесконечные просторы.

Я резко очнулась, задыхаясь и дрожа.

Обычная реакция. Сама мысль о полете внушала мне ужас. И ревущие старые железяки, и редкостные Чуждые, не нуждающиеся ни в каких человеческих приспособлениях, чтобы подняться в небо, казались мне противоестественными. Я никогда не буду летать, даже и не подумаю об этом.

Отчаявшись унять разбушевавшиеся эмоции, я подняла водительское кресло и нащупала наручные часы, прицепленные к рулю. Механизм, такой древний, что показывал одно лишь время, все еще действовал в посттехнологическом веке. Я посмотрела на затянутые в перчатки руки улыбающегося черно-белого мышонка.

— Черт, я проспала больше двух часов.

В грузовике было тихо. Равно как и никакого шевеления на всем складе и никаких признаков клиентов, приехавших забрать мой груз.

— Когда уже мне заплатят и я свалю отсюда? — проворчала я, вылезая из грузовика, чтобы проверить кузов.

Открыв дверь, я услышала сухой надсадный кашель.

— Ты чего? — спросила я, забираясь внутрь и осторожно подступая к контейнеру. Вместо ответа последовал еще один приступ кашля и жуткий хрип.

— Тебе что, плохо?

Я осознала, что даже имени его не знаю — зачем оно мне нужно? Так же как без надобности мне было бежать за флягой с водой, когда я услышала рвотные позывы, но именно это я и сделала. Я убедила себя, что все лишь затем, чтобы Мистер Благородство-и-Высшая-Цель дожил до того момента, как мой клиент сам убьет его, если Чуждый и правда так стремится к этому.

Вернувшись, я запрыгнула в кузов. Чуждый тяжело дышал, всасывая воздух. В каждом вздохе слышался предсмертный хрип. Держа в руке флягу, я поспешила к ящику и дернула за свободный угол покрытия.

— У меня есть вода. Тебе нужно по…

Дар речи пропал, как только я подняла кусок пластикового брезента. Сквозь узкую щель между сбитыми деревянными досками на меня уставились глаза цвета жидкого золота. От пронзительного напряженного взгляда меня тотчас бросило в жар, но золотые глаза тут же закрылись и исчезли в сумраке ящика, а пленник захрипел еще сильнее.

— Не подходи, — просипел он из темной глубины. Судя по сухому и скрипучему голосу, в горле у него совсем пересохло. — Оставь меня. Это пройдет.