Небольшой экипаж – мама, папа и дедушка – остались живы и здоровы, но при ударе о грунт сгорел импульсник. Я плохо разбираюсь в устройстве звездолетов и точно не знаю, что такое импульсник и как он устроен, но родители говорят, что без него выходить в космос бессмысленно, потому что все равно никуда не долетишь. Передатчик при падении разбился, и вызвать спасателей было нельзя. А так как планеты Земля нет ни на одной из вселенских звездных карт (она просто никем не открыта), то шанс, что экипаж ищут и найдут, равен нулю.

Но мы считаем, что родителям повезло. Ведь свались наш звездолет на Юпитер, Марс, Сатурн или любую другую планету Солнечной системы, никого из нас не было бы в живых. Судьба оказалась к приземлившимся более чем благосклонна: им подошли и земная вода, и воздух, и температурный режим, хотя на Ирксилоне год несколько длиннее и равен двум земным. К тому же внешне отец и мать невероятно похожи на землян. Разумеется, это не относится к дедушке, который как представитель амфибий имеет ряд существенных отличий: перепонки на пальцах рук и ног, чешую и третий глаз на голове.

Мы с сестрой родились уже на Земле и поэтому скучаем по Ирксилону гораздо меньше, чем родители. Попав на эту планету, они сразу изменили свои имена, чтобы не поразить землян их необычностью.

Дедушка из Апрчуна стал Аристархом Данилычем, мама из Леедлы – Галиной Степановной, только папа из упрямства как был Фриттом, так им и остался, а заодно, перепутав, превратил придуманную мамой фамилию «Иванчук» в отчество. Потом мы спохватились, но отец был слишком ленив, чтобы переделывать фальшивые документы. Так что зовут моего папу очень странно – Фритт Иванчукчевич. Но мы отчество опускаем, и для нас папа как был, так и остался Фриттом.

Звездолет, сто лет назад доставивший родителей с Ирксилона, мы с Нюсякой видели лишь однажды – прошлым летом. Тогда мы долетели до озера Байкал и, чтобы не привлекать внимания, четыре дня пробирались пешком по тайге, пользуясь компасом и картой. Места там влажные, болотистые, и комаров – тучи. Хорошо, что папа умеет издавать кожей тончайший свист, который мы не слышим, но от него комары падают замертво.

В непролазной чаще нам показали звездолет. Лежит такая сигарообразная штука размером с троллейбус, и нос у нее до половины воткнулся в землю. Вокруг все заросло елками, да так, что, не зная, не найдешь.

– Надо посмотреть, все ли в порядке внутри. Последний раз мы были здесь задолго до вашего рождения. Ну-ка, Макс, открой люк! – сказала мне мама.

Она-то знает, что у нас в семье я самый сильный. Я навалился и стал дергать люк. Один раз дернул, другой – ничего не получается. Нюсяка ехидно стала на меня посматривать, и я, чтоб не ударить в грязь лицом, напрягся и дернул изо всей силы. Тут люк поддался и оторвался с куском стальной обшивки. Я от неожиданности не устоял на ногах и растянулся, держа в руках люк.

– Хм! Знаешь, Макс, а вообще-то он в другую сторону открывался, – задумчиво сказал Фритт.

У меня такое с дверями часто получается. Как-то в школе не могли дверь открыть, перекосило ее, что ли. Я стал дергать и открыл... в другую сторону, вырвав петли.

Я учусь в 7-м классе одной из московских школ. Раньше, когда я в нее поступал, школа была самой обыкновенной, а потом один класс сделали математическим, другой – литературным, а третий – экологическим, и я попал в последний. Причем как-то загадочно получилось, что в математическом и литературном классах оказались отличники и хорошисты, а у нас – троечники, или, как насмехалась моя сестра, одни «экологи».

Мама стала просить дедушку – он у нас телепат, – чтобы Апрчун явился во сне директору и загипнотизировал бы его перевести меня в математический класс. «Что за безобразие! – возмущалась она. – Наша цивилизация на сто миллионов лет древнее земной, а моего единственного сына запихнули в тупой класс!»

Дедушка пообещал Леедле, что приснится директору, и действительно старался, но у него ничего не получилось. «Слишком толстые стенки черепа, к сознанию никак не пробиться!» – оправдывался он.

«Что ж, видно, природа, поработав в родителях, отдыхает в детях, – горько сказала тогда мама. – Телохранителем Макс и без образования станет, а вместо подписи можно и крестик ставить».

«Не буду я телохранителем, я стану армреслингистом! Или уйду в пауэрлифтинг!» – возмутился я. Эти виды спорта меня тогда особенно привлекали. Для тех же, кто не знает названий, поясню, что армреслинг – борьба на руках, а пауэрлифтинг – силовое многоборье: жим лежа, приседания со штангой и толчок грифа вверх.

Так я и остался в экологическом классе, но мне, по правде говоря, это нравится, потому что ребята у нас в основном хорошие и девчонки симпатичные.

Если на меня родители махнули рукой, то моей сестрой Нюсякой они гордятся. Нюсяке всего пять лет, но она читает довольно толстые книжки, и мама даже стала учить ее английскому. Правда, они не продвинулись дальше «Уот из ё нэйм?», но видно, что сестра – одаренный ребенок. Целыми днями Нюсяка болтает и перестает, только ложась спать. Тогда в нашем доме воцаряется долгожданная тишина, и слышно, как булькает в ванной дедушка, а на балконе постукивают поршни папиного вечного двигателя.

Но что-то я отвлекся. Пора переходить к основной истории и появлению динозавров. А эта идея пришла к папе, когда он однажды купил газету...

Глава 2

МЫ ПОХИЩАЕМ ИЗ МУЗЕЯ ЯЙЦО ТИРАНОЗАВРА

– Барбос, скажи что-нибудь умное!

– Гав!

– Правильно, пес! Краткость – сестра таланта.

Из разговора мудреца с собакой

Это утро за завтраком, опустошив баночки три майонеза, дедушка сообщил, что решил разводить в нашей городской квартире крокодилов. Его часто осеняли подобные озарения, и поэтому это никого особенно не насторожило. Нюсяка слегка хихикнула, представив, как крокодилы ползают по коридору.

– Я так мыслю, – сказал дедушка, разгуливая по кухне и оставляя мокрые следы от ласт. – Что любят крокодилы? Крокодилы любят две вещи: первое – сырость и второе – солнце. Вот как я мыслю!

– А Нюсяк они не любят? – спросил я, слегка беспокоясь за свою младшую сестру.

Дедушка отжал влажную бороду и хмыкнул:

– Нюсяк они любят, но в хорошем смысле.

– Как это «в хорошем смысле»? – заинтересовалась сестра.

– Не едят на обед, – пояснил я.

– Но ведь, кроме обедов, у крокодилов есть завтраки и ужины, – робко вставила Нюсяка.

– Ась? Ничего не слышу! – раздраженно переспросил дедушка.

Иногда, когда ему не хочется отвечать, он притворяется глухим и слепым, хотя слух у него отличный, а зрение, как у снайпера. Уж меня-то не проведешь!

– Где ты возьмешь сырость? – спросила мама.

Дедушка снова хотел прикинуться и сказать «Ась?», но раздумал и пояснил:

– Можно купить переносной детский бассейн и пересадить в него пираний. Тогда для крокодилов освободится место в ванной.

В конце концов совместными усилиями Апрчуна удалось отговорить от разведения крокодилов, и он, недовольный, удалился кормить своих зубастых рыб кусочками мяса.

В кухню ворвался папа. Он был настолько взволнован, что ничего не мог произнести, только потрясал свернутой в трубку газетой. По одному виду папы мы поняли, что его озарила очередная «великая идея».

Мама незаметно вздохнула и чуть-чуть взлетела над полом, что было обычной реакцией на озарения Фритта. Каждый раз, когда папа выходил из спячки, он начинал проявлять немыслимую активность, особенно в первые недели. Должно быть, происходило это потому, что, пока он пребывал в состоянии сна, у него накапливалась куча энергии, которая стремилась выйти наружу.

– Как вы можете сидеть на месте и спокойно есть? Вы читали... читали? Это же переворот! Настоящий переворот! – закричал Фритт.

Я выхватил у него газету, развернул, но ничего необычного не обнаружил. Политика, интервью со знаменитостями, прогноз погоды, программа телевидения и другие материалы, встречающиеся в прессе. Раздосадованный моей тупостью, папа нетерпеливо ткнул пальцем в угол газеты, где была крошечная, всего в десяток строк, заметка.