Доисламская история Южной Аравии и войны йеменцев с эфиопами сохранялись в памяти южноаравийских племен и после возникновения ислама. Это можно объяснить не только живучестью бедуинских племенных традиций, но и тем, что борьба с эфиопами оставалась «актуальной» темой, ибо на протяжении многих столетий они считались опасными врагами мусульман, стремившимися проникнуть в Аравию и мусульманские области Африки. Особенно часто к борьбе аравитян с эфиопами возвращалась народная память в Египте, которому в мамлюкскую эпоху приходилось не раз вступать в конфликт с Эфиопией и вести борьбу за влияние в Судане и Сомали. Поэтому предания о событиях арабо-эфиопской войны «обрастали» дополнительными легендами, в которых образ Сайфа всячески героизировался. Главный противник Сайфа в романе – язычник и огнепоклонник Сайф Арад – также фигура не вымышленная. Правитель с этим именем (но не огнепоклонник, а христианин) реально существовал в Эфиопии (1344—1372) и вел постоянную борьбу со своими мусульманскими подданными в восточных областях царства, основанного еще его отцом Амда Сионом (1314—1344).

Поводы для конфликтов между Египтом и Эфиопией были самые различные. Например, во времена правления в Эфиопии Сайфа Арада мамлюкский правитель Египта Салих [14] в отместку за преследование мусульман в Эфиопии и набеги эфиопов на Верхний Египет наложил на александрийского патриарха Абба Маркоса в 1352 г. высокий налог, а когда патриарх отказался платить, заключил его в темницу. В ответ на это Сайф Арад схватил египетских купцов, находившихся в то время в Эфиопии, и под угрозой казни стал обращать их в христианство. Не удовольствовавшись этим, он отправил специальный конный отряд, который должен был воспрепятствовать проникновению в Эфиопию египетских торговых караванов, что нанесло большой ущерб египетской торговле и вызвало в Египте недовольство. Новый мамлюкский правитель аи-Насир (1354—1361) освободил патриарха, а пришедший к власти в 1382 г. основатель мамлюкско-чоркесской династии Баркук отправил в Эфиопию специальное посольство с мирными предложениями. Однако уже в дороге участники посольства узнали, что Сайф Арад умер. Пришедший к власти эфиопский правитель Давит (1382—1411) принял послов и в ответ отправил к Варкуку своих послов с богатыми дарами. [15]

В рассматриваемом нами романе произошла своего рода контаминация: доисламский герой Сайф и эфиопский царь XIV в. Сайф Арад были перенесены народной фантазией в некую условную эпоху, в которой сочетались в фантастической форме черты доисламской Аравии и египетского средневековья (в мамлюкский период).

Таковы некоторые исходные данные для определения времени создания романа. Хотя описанные в «Романе о Сайфе» события формально отнесены сочинителями к доисламскому периоду, на самом деле произведение это возникло значительно позднее. «Роман о Сайфе», естественно, не мог появиться ранее второй половины XIV в., т. е. до времени правления в Эфиопии одного из его центральных персонажей. Не мог он возникнуть и вскоре после смерти Сайфа Арада, когда свежая память о событиях, связанных с его именем, еще делала невозможной столь фантастическую их интерпретацию. Таким образом, роман (или какие-то его первоначальные части) можно датировать не ранее XV—XVI вв. В отдельных чертах романа, как будет показано ниже, в фантастической форме отражены особенности государственного устройства мамлюкского Египта, а встречающиеся в романе термины турецкого происхождения (янычары, ага и т. д.) лишь свидетельствуют, что последние дошедшие до нас его редакции относятся ко Времени турецкого господства, т. с. появились не ранее XVI—XVII вв.

Излагая события недавнего прошлого, автор позднейшей редакции романа старается стилизовать их под древность, но делает это довольно неумело: помимо его воли в романе то и дело всплывают реалии позднего средневековья. Однако кроме таких невольных анахронизмов, проникших в текст вследствие недостаточной осведомленности автора о доисламской эпохе, в романе можно встретить и «сознательные анахронизмы», когда рассказчик, не находя других слов, оперирует понятными слушателям терминами и реалиями (в названиях придворных и военных чипов – везир, хаджиб [16], военных терминах, в изображении придворных нравов и т. д.).

С бытовыми и социально-историческими особенностями жизни доисламской Аравии сочинители романа знакомы слабо. Правда, один из героев романа, Садун, прибывший вместе с Сайфом в город царя Афраха, следуя обычаю кочевников, отказывается ночевать во дворце и требует, чтобы ему раскинули шатер, но подобные «бедуинские реминисценции» носят бутафорски-маскарадный характер и мало связаны с реальной жизнью бедуинов-кочевников. Поразительно мало осведомлены сочинители и в истории древней Аравии, и в проникших в Коран библейских преданиях. Содержащееся в романе утверждение, будто везир царя Зу Язана Ясриб [17] с разрешения своего повелителя строит в цветущей долине город и называет его своим именем, возможно, представляет собой слабый отголосок того известного факта, что жившие в Медине племена аус и хазрадж происходили из Южной Аравии. Лишь отдаленную связь с библейско-кораническими преданиями о Ное и его сыновьях можно усмотреть в постоянно повторяющихся в романе ссылках на так называемое проклятие Ноя, которое библейский старец якобы адресовал своему сыну Хаму, чем и обрек его чернокожих потомков на рабское подчинение белым.

Гораздо точнее воспроизведены в романе многочисленные реалии из жизни Египта в период мамлюкского господства. Так, цари обычно окружены многочисленными военачальниками и помощниками – наибами [18] и хаджибами. После окончательной победы над Сайфом Арадом Сайф ибн Зу Язап производит раздел добычи в соответствии с шариатскими правилами – треть берет себе, треть делит между военачальниками и треть распределяет среди воинов. Жрецы и колдуны города Каймар, как и подобает чиновникам, получают за свою службу «владения, земли и жалованье». Однако мамлюкские порядки – единственно хорошо знакомые рассказчикам – не вызывают их сочувствия. Так, в романе сообщается, как однажды к эфиопскому царю Сайфу Араду явился бывший хаджиб Зу Язана из Красного города и пожаловался на злую правительницу Камарию, которая призывала к себе на службу суданцев, арабов и эфиопов, слуг и рабов и создавала из них сильное войско. «И мы… собирали для нее деньги и добро с городов и селений, – жаловался хаджиб, – а она тратила на войско больше, чем на своих приближенных, и говорила своим воинам: „Эта страна принадлежит вам“. А нас она заставляла повиноваться своим приверженцам и превратила в простых подданных, а ведь раньше мы были сановниками государства! Она сделала своих рабов везирами и хаджибами…». В этом описании легко узнать Египет периода мамлюкского господства.

Во всей социальной картине мира, какой она рисуется в романе, со всеобщей взаимозависимостью и взаимоподчинением героев, без труда можно разглядеть иерархическую структуру мамлюкского Египта. Как и средневековое мусульманское общество, описываемые в романе царства-государства представляют собой пирамиду, у вершины которой находится царь со своими везирами, эмирами и военачальниками, а у подножия – горожане, мечтающие лишь о том, чтобы их царь был добр и справедлив. Жизнь каждого зависит от произвола вышестоящего и от неконтролируемых магических сил, причем этим силам подвластны как люди, так и джинны [19]. Интересная деталь внесена в роман, видимо, уже в период османского владычества: подземелье, куда был брошен Сайф во время одного из своих многочисленных приключений, было покрыто свинцовой кровлей, чем напоминало страшную стамбульскую тюрьму – семибашенный замок под свинцовой крышей, в котором узники очень быстро умирали.