Но этот шрам ни капельки не портил его абсолютно безупречные черты. Сильный, прямой нос. Высокие, резко очерченные скулы. Полные губы. Миндалевидные глаза, со слегка опущенными внешними уголками, и даже когда он был на расстоянии ширины машины, сквозь густые, вьющиеся черные ресницы я все равно могла разглядеть ободок вокруг радужки.

Тем не менее, его лицо, несмотря на чисто мужскую красоту, ничего не выражало. До ужаса опустошенное. Без единой эмоции. Ничего. Его глаза были устремлены на меня, стоящую у открытой дверцы автомобиля, наблюдающую за ним через капот и поворачивающуюся в такт его движениям. Но в этих глазах ничего не было. Ничего. Пустота.

Выглядело пугающе.

Ронни и Шифт с хорошими людьми не водились. Среди отбросов общества были свои отбросы, и вот отбросы отбросов — это те, с кем водились Ронни и Шифт. Опять же, такое случалось не часто, но не сказать, что мне не приходилось вступать в контакт с некоторыми из таких людей. И мне не нравилось находиться рядом с ними, но я давно научилась это скрывать.

Но этот человек, Тай Уокер, был совсем другим.

Я не думала, что он был отбросом отбросов. Или даже просто отбросом.

Понятия не имела, что он из себя представлял, кроме откровенного ужаса.

Он подошел ко мне, остановился на расстоянии в полшага, зажав меня в капкан между дверцей и машиной, и, чтобы посмотреть на него, мне пришлось запрокинуть голову далеко назад.

Это была не оптическая иллюзия, не игра тепловых волн. Он был высоким и огромным.

А еще у него были длинные завивающиеся ресницы.

Необычно.

Я никогда не видела таких густых и завивающихся ресниц. Ни у одного живого существа я не видела таких удивительных глаз.

Он смотрел на меня сверху вниз своими прекрасными, но пустыми глазами, а я думала только о том, что он, несомненно, мог бы одним ударом кулака вбить меня в асфальт.

— Э-э… привет, — выдавила я сквозь зубы. — Я Лекси.

Он смотрел на меня, не произнося ни слова.

Я сглотнула.

— Шифт ждет звонка, как только ты выйдешь. Я… ах…

Я замолчала, потому что он наклонился, потянувшись ко мне, и я не смогла удержаться, чтобы не вжаться спиной в машину. Но он просто вытащил сотовый из моей руки, выпрямился, открыл телефон, и его великолепные глаза устремились вниз, пока он большим пальцем пробегал по клавиатуре. Потом приложил трубку к уху.

Через две секунды он сказал глубоким голосом, который, несмотря на то, что он стоял от меня в трех футах, отдавался эхом в груди:

— Я вышел.

Затем он закрыл телефон и бросил его мне.

Я инстинктивно подняла руки и, к счастью, поймала его прежде, чем тот упал на асфальт у наших ног.

— Ключи, — пророкотал он, и я моргнула.

— Что?

Его большая рука протянулась между нами, ладонью к небу, и я посмотрела на нее, видя на его сверхчеловечески мускулистом предплечье черные татуировки и выступающие вены.

— Ключи, — повторил он.

Мой взгляд вернулся к его прекрасным глазам.

— Но… это моя машина.

— Ключи, — рокот повторился снова, тот же тон, никакого нетерпения, ничего, и у меня возникло ощущение, что он будет стоять здесь весь день, с протянутой рукой, повторяя это слово, пока я не подчинюсь.

Я сглотнула.

Хм-м.

Я решила, что не хочу провести весь день под палящим солнцем, беседуя с человеком-горой, чья роль заключалась в произнесении единственного слова.

— Они в замке зажигания.

— Пассажирское сиденье, — ответил он, и мне стало интересно, знает ли он какие-нибудь глаголы.

Я не сочла разумным задавать этот вопрос. Кивнув, я заметила, что он не двигается. По обе стороны от него между дверью и машиной было небольшое пространство, но очень небольшое. Он не собирался убираться с моего пути.

Я повернулась боком, втянула живот и прижалась к нему, передом скользнув по его твердому боку, задом — по дверце машины.

Обогнув багажник, я направилась к пассажирской стороне.

К тому времени, как я устроилась на месте пассажира, он отрегулировал сиденье и впихнул свою большую тушу за руль.

В ту же секунду, как я захлопнула дверцу, моя драгоценная малышка с ревом ожила.

Он не пристегнул ремень безопасности и не стал ждать, пока это сделаю я, его занесло, колеса заскрежетали по асфальту, и мы помчались сквозь волны зноя по дороге, ведущей от тюрьмы.

Дерьмо.

*****

— Двое, — пророкотал Тай Уокер, обращаясь к женщине в желтом платье официантки, с белыми манжетами на коротких рукавах, в маленьком белом фартуке и маленьком белом чепчике — весь наряд словно из ситкомов 70-х.

Запрокинув голову назад, она смотрела на него, быстро моргая, по ее лицу пробегали легко читаемые эмоции. Трепет. Страх. Возбуждение. Любопытство. Вожделение.

— Двое, — повторил Тай Уокер, когда она не двинулась с места, и добавил: — Кабинка. — Потом закончил: — Позади.

Она продолжала моргать.

Я встала между ними и взмахнула рукой в надежде привлечь ее внимание.

Моргнув пару раз, она опустила голову ко мне, но даже так ей все равно приходилось смотреть снизу вверх, потому что я была выше ее, даже если бы не была в босоножках на платформе.

— Привет, — радостно сказала я. — Мы можем занять кабинку в задней части зала?

Она пристально посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Уокера, потом снова на меня, потом кивнула, повернулась к стойке, схватила два меню и поспешила через закусочную в заднюю часть, где была свободная кабинка.

Она шлепнула меню на стол, Уокер обошел ее и сел спиной к стене. Я проскользнула с другой стороны.

— Спасибо, — с улыбкой сказала я.

— Кофе, — перебил меня Уокер. — Сейчас.

Она быстро кивнула.

— Бекон, хрустящий, двойную порцию, — продолжил он. — Сосиски, двойную порцию. Четыре оладьи. Яичница из четырех яиц. Четыре ломтика хлеба. Картофельные оладьи, двойную порцию. После кофе.

Она моргнула, и до меня дошло, что это было самое длинное, что он сказал (так как во время часовой поездки от тюрьмы до закусочной мы вообще не разговаривали), а еще до меня дошло, что он, возможно, и не знал никаких глаголов, так как до сих пор не произнес ни одного, кроме того, когда сказал, что вышел, но даже при этом, он использовал только два слова.

Потом она посмотрела на меня.

— Я пока не знаю, что хочу, но диетическая кола была бы кстати. Я взгляну на меню. Но было бы хорошо, если вы сможете принести моему приятелю его заказ, — сказала я ей. — Он, эм… голоден, — закончила я, указывая на очевидное, так как он заказал достаточно, чтобы накормить четверых.

— У нас только диетическая пепси, — прошептала она, в ее шепоте слышалась дрожь страха, будто если я не получу колу, это приведет Уокера в ярость, кровавые последствия которой станут достоянием новостей.

— Пойдет. — Я снова ей улыбнулась.

Она кивнула и поспешила прочь.

Я перевела взгляд на Уокера. Он смотрел в окно.

Потом посмотрела в меню.

Сначала официантка принесла кофе, и я заказала сэндвич с тунцом и расплавленным сыром и картошку фри. Она вернулась с пепси. И пока мой сэндвич готовился, принесла его блюда. Наконец, она подала мне сэндвич.

К этому времени Уокер почти покончил с едой.

И, замечу, за все это время он не проронил ни слова.

Жуя жареную картошку, я решила, что пришло время смириться и попытаться завязать разговор, хотя бы для того, чтобы узнать, что дальше.

— Вкусно? — размышляя, как бы с ним поладить, спросила я, когда он запихнул оладью в рот.

Его взгляд остановился на мне.

Чего он не сделал, так это не заговорил. Он просто жевал и глотал, вонзая вилку в оладьи, а, проглотив, запихивал следующую порцию.

Затем его взгляд скользнул по закусочной и, не вернувшись ко мне, продолжил осматривать все вокруг.

Я попробовала еще раз, решившись на более прямой подход, поскольку, очевидно, этот парень не нуждался в праздной болтовне.

— Итак… э-м… что дальше по плану?