Губы расплываются в улыбке, когда вспоминаю вчерашний день. Сейчас та сцена кажется мне комичной.

— Я просто не ожидал, что кто-то придет. Еще раз прости, что повел себя как кретин.

— Ничего страшного, уже всё в прошлом, — отозвалась девушка. — Давай лучше чай пить. Я тут бутербродов с вареньем сделала.

Мы садимся за стол и принимаемся за угощение, между глотками перебрасываясь парочками фраз.

— Вкусный чай, — отзывается Шерон, — мой любимый.

— Правда? — вскидываю брови, удивленно смотря в сторону девушки. — Очень странно, поскольку не каждому нравится боярышник.

— А я вот люблю такой чай. Он, во-первых, полезный, а во-вторых, необычный.

— Кстати, давно ты ходишь к маме на занятия? — спрашиваю я, отхлебнув из чашки.

— Где-то неделю, — отвечает Шерон и, немного помолчав, добавляет: — Я не видела тебя раньше. Куда-то уезжал?

— Да. В клинику. Мне делали операцию на глаза.

— И как? — голос звучал нерешительно.

— Как видишь: безрезультатно. Я по-прежнему слепой.

— Эдан, — тихо произносит она, и я догадываюсь, что она хочет задать мне тот самый вопрос, — может быть, это не мое дело, но… как это произошло?

Я не любил говорить о прошлом, но Шерон была одним из таких людей, которые с первых слов располагали к себе, внушали неподдельное доверие, и я тут понял, что хочу поделиться с ней частичкой своей жизни. Она показалась мне хорошей девушкой, не теми напомаженными девицами, что гуляли целыми ночами и распивали пиво, губя свою молодость. И хотя я не мог видеть ее лица, я был уверен, что она красива. Она просто не могла быть некрасивой.

— В прошлом я играл в хоккей, — проговариваю я, крутя в руках кружку. — Я был капитаном «Ночных ястребов», может, ты слышала о таких… Помню, это были последние минуты игры, я хотел забить шайбу в ворота, а потом на меня случайно налетает другой игрок, и я падаю на лед, неудачно ударившись головой. После этого зрение и пропало.

— М-м-м, — протягивает собеседница, переваривая полученную информацию, а после неожиданно задает вопрос: — Это твои награды?

Сперва не понимаю, к чему это было сказано, но тут в голове всплывает воспоминание того, что на кухонных полках хранятся мои кубки.

— Да, — наконец отвечаю я, — некоторые из них.

— Это же великолепно! — восклицает Шерон, очевидно останавливаясь перед полками, так как ее голос звучит уже с другого конца комнаты. — Так много наград… Ты, наверное, был лучшим капитаном!

— Возможно, — усмехаюсь я, остановившись около девушки. — Гляди, — я беру одну из наград и, убедившись, что эта та самая, показываю Шерон, — это мой последний и самый желанный кубок. Он достался мне после той игры, которая поставила крест на моей профессии хоккеиста. Я всё-таки забил очко, перед тем, как меня сбили.

— Эдан, — тихо произносит Шерон, — если тебе больно вспоминать это, то ничего мне не говори. Я не навязываюсь.

— Ну, что ты, — отзываюсь я, возвращая кубок на место, — мне самому нравится тебе всё рассказывать.

Девушка хотела что-то ответить, но появление Линды в кухне заставляет моментально прикусить язык.

— Шерон, — собираясь второпях, проговаривает мать, — извини, но сегодня урока не будет, меня вызвали по делам, нужно срочно ехать. Ты не волнуйся, я помечу этот день в календаре, чтобы потом вернуть тебе деньги.

— Ничего страшного, миссис Хоулмз, — весело отзывается гостья. — Если у вас какие-то важные дела, я не смею вас задерживать.

— Что это за «срочный вызов»? — лукаво интересуюсь я. — Никак, ухажер?

— Тьфу, ты, Эдан, — ворчит Линда, — какой к черту ухажер? Мне уже под пятьдесят! Нет, это другие «срочные дела и вызовы»… Всё, я убежала. Всем пока!

— До свидания, миссис Хоулмз! — нараспев произносит Шерон.

Чувствую, как мама быстро целует меня в щеку и исчезает в дверях. Не был бы я слепым, не позволил ей такой материнской нежности в присутствии девушки, но здесь я просчитался. Брезгливо протираю рукавом рубашки след от поцелуя и закусываю губу, не зная, что сказать Шерон, дабы упростить неловкий для меня момент.

— Я, наверное, тоже пойду, — говорит она. — Спасибо за чай, Эдан. Было вкусно.

— Погоди! — я хватаю ее за руку, удерживая. Шерон дергается от неожиданности, а я заливаюсь краской, воображая, как мой поступок смотрится со стороны, и поспешно отпускаю девушку, нерешительно выдавливая из себя: — Шерон, м-м-м, а может, я с тобой позанимаюсь? Я неплохо играю.

— Правда? — восклицает собеседница. — Тогда я согласна.

Оставляем чай не допитым и направляемся в зал. Шерон садится за рояль, а я опускаюсь рядом на принесенный мною стул. Ее пальчики легонько затрагивают клавиши рояля, и я невольно вздрагиваю, будто ощущаю ее прикосновения на своей коже.

— Что будем играть? — спрашивает она меня.

— Давай начнем с того, что получается у тебя хуже всего.

— Отлично, — соглашается девушка.

Она ставит перед собой ноты и неуверенно начинает наигрывать первые аккорды. Звук выходит тонкий и прерывистый — Шерон не может настроиться на одну волну с нужной музыкой. Я напряженно вслушиваюсь в игру, выискивая прорехи.

— Не получается, — со вздохом произносит Шерон, убирая руки с клавиш. — Никак не могу попасть в темп.

— Расслабься, — говорю я и подсаживаюсь к ней ближе. — Не бойся делать ошибки, я тебя не съем. Играй раскованно. Давай, я тебе покажу?

Шерон послушно уступает место, и я сажусь за фортепиано. Вспоминая по памяти необходимые ноты, я принимаюсь играть нежную мелодию. Получалось хорошо, но в некоторых местах пальцы попадали не на те клавиши.

Исполнив последнюю партию, я медленно убираю руки и выдыхаю, успокаивая внутри себя расшатавшиеся чувства. Всё-таки музыка уникальна, и необыкновеннее всего то, когда эту музыку ты кому-то играешь, и этот кто-то невольно заслушивается ею.

— У тебя красивые пальцы, — внезапно Шерон берет меня за ладонь и нежно дотрагивается до нее, как бы изучая, — гибкие, словно ты был рожден для игры. У тебя талант, Эдан, я в этом уверена. Не оставляй игру, музыка любит тебя.

— Теперь уже не оставлю.

Я перехваливаю хрупкую кисть девушки своей ладонью и кладу ее на клавиши.

— А теперь играй сама. Музыка будет любить и тебя.

Шерон коротко смеется, по-детски, застенчиво, и начинает музицировать сначала, а я продолжаю находиться рядом, сдерживая желание поцеловать ее руки, прикосновения которых навсегда остались на моей коже незримым следом.

Глава третья

Еще никогда прежде суббота не была такой, как сегодня. Это был первый день, которого я ждал с нетерпением. И всё потому, что я ждал ее.

Шерон уже два дня ходила заниматься к Линде. Я мог слышать ее всё это время, быть рядом, когда она играла на фортепиано. Она действовала на меня, как наркотик: один раз поговорив с ней, мне захотелось еще.

С ее появлением в доме что-то изменилось. Изменилась вся обстановка, стала уютнее, что ли. Теперь в воздухе постоянно витал запах боярышника и слышался смех, придавая этим серым комнатам тепло домашнего очага.

Изменился и я.

Когда Шерон уходила, я ловил себя на мысли, что не хочу ее отпускать. Еле сдерживался, чтобы не схватить девушку за руку и шепнуть на ушко: «Пожалуйста, останься».

Она спасала меня от пустоты, томящейся в отдаленных уголках души. Была спасательным маяком в мгновения одиночества. Я еще никогда этого не чувствовал: такого тепла, которое грозилось прожечь меня насквозь. И я был готов на этот опрометчивый шаг — слепо довериться своему сердцу. Потому что знал: оно не обманет.

И вот сейчас, лежа на кровати, ожидая звонка в дверь в точно назначенное время, я стал понимать. Понимать, что хочу поцеловать ее. Возможно, я влюбился… Да, так быстро… Ха! Существует ли любовь с первого слова?..

***

Часы пробили три. Я нахмурился и поднялся с постели. Шерон всегда приходила к половине третьего, почему же сейчас она задерживается?