— Он выглядит отмороженным, да?

Вздрогнув, я обернулась к низенькому мужичку в ушанке из заячьего меха. Мимо дядьки Жила, лучшего знатока повадок ньйоров, ни одно значимое событие не пройдет. Вот и сейчас он ждал у входа в башню лорда-хранителя, чтобы поживиться свежими новостями.

Фрост мог промолчать в кабинете, чувствуется, что ему глубоко наплевать на окружающих, но не стал, соизволил заговорить. И на стене он вмешался, когда Йохан лез ко мне. Так что нет, не отмороженный он, слегка странный — возможно.

— Дядь Жил, а кто он?

Что Фрост не местный, понять несложно: Вьюга — град небольшой, старожилов я знала всех.

— Чужак он, Изольдушка. — Дядька Жил завел руки назад и стал покачиваться с каблука на носок. — О себе не распространяется, имя знаем и на что способен, а больше ничего. Сперва присматривался наш хранитель, не доверял, да только за полгода Глыба показал себя добрым магом и фартовым разведчиком. Не пьет со всеми, не кутит, по бабам, гм… прости, Изольдушка, то есть девушкам не подмигивает. А как дерется. Ночью видит без заклинания зоркости и летунов одной левой мочит десятками.

Как сражается, я и сама оценила. Сильный воин.

— А почему прозвали Глыбой? Огромный потому что?

Дядька Жил хмыкнул.

— Бесчувственный, Изольдушка, не человек, а глыба льда.

Особого интереса особа Фроста не вызывала, но я все равно поблагодарила за рассказ, иначе в следующий раз старый сплетник мне ничего не поведает.

— Бывайте, дядь Жил, а я в канцелярию, а потом домой.

Расспрашивать, о чем шел разговор в кабинете лорда-хранителя, мужчина не решался, надеялся, что сама оговорюсь, порадую сплетней. Я же держалась, и Жил спросил о менее интересном для него:

— Твои-то как, Изольда? Вернулись?

Подавив вздох, утолила его любопытство:

— Мать с сестричкой все там же — греются на солнышке, в холода не спешат, да и целитель запретил, говорит, болезнь может вернуться.

Мужчина одобрительно закивал.

— Оно и правильно, солнце для маленькой девочки — самое то. Ну, передавай отчиму привет.

— Всенепременно, дядь Жил! — Ответ я уже прокричала, спеша в другую башню, где находилась канцелярия.

* * *

С высоты стены Фрост наблюдал, как Жил что-то рассказывает расстроенной защитнице. Она вертела головой по сторонам, переминалась с ноги на ногу, без особого желания слушая старика. Учитывая, что тот жил сплетнями, понять несложно, кому они перемывали кости: лорду-хранителю, его племяннику, а, может, и ему, как невольному участнику скандала.

Почему влез? Ссора бывших возлюбленных, которую слышал от первого до последнего слова, не тронула. Не пробудила ни единой эмоции. И все же он вмешался.

Кроме утерянных чувств, есть ещё убеждения. Женщин нельзя обижать, делать им больно. Женщин нельзя принуждать к чему-либо, добиваться внимания силой.

Профессия, которую выбрала девчонка, противоестественна природе: женщин оберегают, не наоборот.

Вот. Оно. Причина найдена. Не соответствие сути судьбе.

Порывистая магичка влезла в мужские игры. Лучше бы сидела дома, ела конфеты и читала книжки в красочных обложках.

Нет, он обманывает сам себя. Здесь не только принципы виноваты. Обманывает, допуская, что опять ошибся. Чем-то юная защитница зацепила его, тень раздражения из-за несправедливых обвинений в ее адрес заставила открыть рот в кабинете лорда-хранителя.

А если это так… если это правда, где-то он видел ЕЕ. Мельком, раз пробуждение до конца не состоялось, но видел. Вьюга — город небольшой, пока не начинаешь искать девушку, внешность которой не запомнил.

Еще один день на стене — и у него выходной. Пора обратиться к чужим богам, раз свои не помогают. И дать обет, как советовал жрец.

* * *

Пока забрала из канцелярии документы о назначении в крепость-град Вьюгу младшим защитником, пока поболтала со всеми встречными знакомыми, пока порешала все вопросы, стемнело. Зимой в четыре часа дня уже непроглядная темень, вьюжане включают маглампы, зажигаются уличные фонари. Забавно, но в северных городах ночью светлее, чем в некоторых районах столицы, здесь не экономят накопители.

В доме Хельги свет не горел, значит, ещё не вернулась с трактира. Я хотела рассказать, что учудил Йохан, поэтому немного расстроилась, что пришлось сразу идти домой.

У нас тоже не горели маглампы — лишь у крыльца, но следы на снегу указывали, что отчим вернулся.

Привычно проверив домашние сторожки от нечисти, я открыла дверь. Тихо сняв куртку, сапоги и, перевесив сумку удобнее, на цыпочках прокралась в темноте.

Прошмыгнув бесшумно через гостиную, уже ступила на первую ступеньку лестницы, как позади что-то зашуршало, звякнуло стекло.

— Изольда… — прохрипел отчим. Глухо икнул и попросил: — Посиди со мной.

Шмырь меня покусай. Повезло так повезло…

Я даже на кухню не пошла, планируя в спальне умять купленный в городе ужин, но незаметно пройти по дому не вышло. Если бы не зима, то полезла бы в окно, как раньше бывало. Отчим не одобрял мои прогулки с Йоханом, говорил, они к добру не доведут. И как в воду глядел — парень оказался ещё тем вралем.

После очередного кряхтенья отчима зажглась маглампа. Чуть обрюзгший, но ещё крепкий мужчина сидел в кресле, у ног валялись две бутылки.

Опять напился, да ещё не закусывая. Вздохнув, я присела в соседнее кресло.

— Вчера я запекла окорок. Почему не ели?

— Изольда, а что бы ты делала, если бы тебя обижал муж?

— Я за такого бы не пошла, — споткнулась на объяснении, вспомнив Йохана. В нем я обманулась, и в дальнейшем, видят боги, не застрахована от шибок. — Но если бы вышла, то развелась бы.

Наклонившись вбок, отчим достал третью бутылку. Ловко отрыв, сделал жадный глоток.

— А если развестись нельзя? Что-то связывает, надо жить вместе?

Странные вопросы задает. Потянуло на пьяное философствование? У таких, как он, это бывает — совесть нечиста, тянет поговорить, покаяться. Только почему на такую тему?

— В рожу дала бы, недаром боевой закончила.

— Ага, ты бы не стала терпеть, да? — обрадовался отчим и уже себе под нос забормотал: — Целительницы мужей-садистов и убить могут…

Привычно подавила желание возразить, что я специалист по защитной магии, а не целительница, и дождалась, пока отчим захрапит.

Что с ним творится? Сам не свой после продажи последней партии мехов, как слышала, очень удачно. Может, скорый отъезд из Вьюги повлиял — совесть дала о себе знать?

Писать матери, что он пьет, или не стоит? Напишу — и она сорвется с места, а сестре сейчас необходим присмотр целителя, как никогда. Нет, лучше попросить кого-то из старых товарищей поговорить с ним, не откажутся. Решено, так и сделаю послезавтра, когда будем провожать его.

Раз уж таиться нет нужды, можно нормально поужинать.

И я в полной мере оценила окорок собственного приготовления, квашеную капусту и холодную, но тем не менее вкусную пшеничную кашу. Вершиной моего пиршества стал купленный в кондитерской медово-ореховый пирог. Пальчики оближешь!

Вкусно и плотно поужинав, а на Севере иначе и нельзя, если не хочешь болеть, я искупалась и легла спать.

Гадский сон не спешил, мысли невольно вертелись вокруг пьяного отчима. Марон — неплохой человек, оступился лишь раз. Неужели совесть напоминает о бесчестии, и он глушит воспоминания выпивкой?

Глава 2. Сделка

Серым утром я пила кофе, поджав под себя ноги в шерстяных чулках в оранжево-черную полоску, когда на кухню вошел отчим. Глаза налиты кровью, темно-русые волосы всколочены, сам в мятой вчерашней одежде.

— Изольда, спаси… — просипел жалобно.

Я не умею исцелять, но устала об этом напоминать. Слишком сильно на Севере предубеждение перед магичками боевых специальностей, и мои родные годами рассказывали знакомым, что учусь на целителя, хотя маги-защитники в таком же, если не большем, почете.