Потому что я не смог бы этого сделать. Обе необходимы мне, как дыхание.

Одна владеет моим разумом и моей силой, другая – моими сердцем, душой и телом.

Одна знает меня как мужчину, аристократа, жизнь которого окутана тайной.

Другой известно, кто я есть на самом деле. Опиумный наркоман.

Раб. Приспешник. Одержимый. Прекрасно представляю, кто я. Но предпочитаю думать о себе как о последователе. Гораздо приятнее верить тому, что дорога, по которой я иду, основана на глубокой привязанности и вере, а не на цепях рабства.

Глава 1

Бьюдли, Вустершир, Англия

1850 г.

– Ну-ка, пора раскачиваться, милорд!

Сердитый голос камердинера прорвался сквозь опутавший его мозг густой туман, нарушая безмятежную дремоту и остаточное действие красного дыма.

– Оставь, Вэлери, – простонал Линдсей.

Слуга, самый исполнительный из всех лакеев на свете, закряхтел под весом Линдсея, когда стянул того с парчового дивана.

– В любое другое время я подчинился бы вам, милорд, но лорд Дарнби и его девчонки будут здесь через час, и мне нужно как можно быстрее избавить вас от последствий сегодняшней невоздержанности.

Линдсей почувствовал, как его руку перебросили вокруг толстой шеи Вэлери. Голова непутевого хозяина немного свесилась, и эта легкая встряска заставила его открыть глаза. Линдсей находился в своем логове удовольствий, следы вакханалии прошлой ночи все еще окружали его.

С помощью твердой руки камердинера и нескольких морганий своих горящих глаз Линдсей медленно приходил в себя, приспосабливаясь к окружающему миру. Бросив взгляд в сторону окон, он увидел, что небо было не ярким, не освещенным солнцем, а темным, цвета сумерек. Черт возьми, который же сейчас час?

– Уже около семи, милорд, – поспешил известить Вэлери, заметивший, как озадаченный взор Линдсея сосредоточился на темнеющих небесах. – Вы проспали весь день. Теперь самое время привести себя в порядок.

Да, ванна и бритье вернули бы его к жизни. Как, впрочем, и всегда.

– Тогда как, вы искупаетесь в минеральных водах или желаете, чтобы я тайком провел вас в ваши апартаменты по черной лестнице?

– Значит, моя мать где-то поблизости?

Взор Линдсея резко сфокусировался на грубой наружности камердинера. Вэлери не был каким-то там изнеженным французом, который кудахтал бы над своим господином и его одеждой. Именно нестандартные происхождение и воспитание Вэлери заставили Линдсея превратить его в самого приближенного слугу, пользующегося особым доверием. Больше всего Линдсей ценил непоколебимую преданность Вэлери, а не замысловатые изгибы его накрахмаленного шейного платка.

– Разве захотел бы я тащиться вверх по той шаткой старой лестнице, да еще и волоча вас, если бы маркиза не оказалась рядом, оживленно порхая, как птичка по веткам? – проворчал Вэлери.

Линдсей тихо рассмеялся и снял свою руку с шеи камердинера. Теперь вчерашний кутила был трезв, как монах, хотя по выражению пристального взгляда Вэлери мог сказать, что его облик все еще хранил на себе налет распущенности.

– Моя мать наверняка квохчет сейчас о том о сем, как наседка. Обычно она так и делает в ожидании приезда гостей.

– Думаю, вам интересно будет узнать о том, что герцог Торрингтонский уже прибыл.

– А Уоллингфорд?

– Пока нет, милорд.

Пренебрежительно фыркнув, Линдсей стянул уже развязанный платок со своей шеи.

– Я не удивлен. Уоллингфорд принес торжественную клятву никогда не появляться в обществе своего отца. И с какой стати сегодня его настрой должен был бы измениться?

Камердинер ничего не ответил, поскольку Линдсей продолжал стаскивать с себя одежду. Как всякий сознательный слуга, коим Вэлери, безусловно, и был, он подбирал помятые предметы облачения, аккуратно вешая их на руку.

– Так что же, примете ванну, не так ли?

Кивнув, Линдсей набросил свои брюки на руку Вэлери и направился к минеральной ванне. Он ступил в горячую воду, позволив ей поглотить свое тело и пропитать мышцы. Со вздохом Линдсей поднял взгляд к арочному потолку над головой, потом опустил глаза вниз, на воду, которая булькала вокруг него. Горячий минеральный источник бежал под домом, позволяя его жителям наслаждаться этой маленькой роскошью. Естественно, Линдсей спроектировал свое логово наслаждений вокруг ванн, и теперь все здесь напоминало ближневосточный хаммам. Это было нечто сошедшее прямо со страниц «Тысячи и одной ночи». Единственное, чего тут явно недоставало, – это присутствия прелестной одалиски.

Линдсей улыбнулся своим мыслям. Он точно знал, кого хотел бы видеть в этой особенной роли. Она собиралась приехать к нему домой сегодня вечером. Страстное желание уже бурлило в венах. В конце концов, Линдсей слишком долго себе отказывал. Настала пора – в сущности, подходящее время для этого пришло уже давным-давно, – чтобы понять, желает ли его эта леди с той же самой страстью.

– Сегодня вечером вам нужно прийти в себя как можно быстрее, – вещал Вэлери над плечом своего господина. – Вы ведь не хотите, чтобы ваша обожаемая леди Анаис видела вас в таком состоянии.

Линдсей закрыл глаза, почувствовав в груди укол острой боли. Нет, ее имя не должно быть запятнано упоминанием о его пороке! Как все-таки хорошо Вэлери знает хозяина: Линдсей ни за что не допустил бы, чтобы Анаис узнала, как он балуется опиумом. Анаис не поняла бы этой пагубной привычки.

– Твои стрелы всегда попадают в цель, Вэлери.

– Я выпускаю их для того, чтобы только ранить, милорд. И никогда – чтобы убить.

– И тебе это удается, они действительно ранят.

Линдсей знал, о чем думал Вэлери, но его камердинер ошибался. Линдсей мог остановиться. Он не был за конченным наркоманом, не представляющим своего существования без одурманивающего зелья. Он мог остановиться, он обязательно сделал бы это. Как только Линдсей заполучил бы Анаис – в свою жизнь и свою постель, – он без труда отказался бы от опиума навсегда.

Линдсей окунулся и ушел под воду, не желая больше наблюдать, как верный слуга взирает на него с выражением лица, обычно означающим крайнюю степень беспокойства. Вынырнув, Линдсей смахнул воду с глаз, тряхнул своей вьющейся гривой, избавляясь от избытка влаги, и с усилием вытянул себя из ванной. Вэлери уже предупредительно стоял рядом, протягивая черный халат.

– Я хотел сказать вам прошлой ночью, перед вашим… расслаблением, – неловко произнес Вэлери, опустив глаза на замысловатое, искусно отделанное одеяние, – насколько я благодарен вам за то, что позволили мне участвовать в той продаже акций. Я заработал кучу денег, а если бы вы не разместили за меня предложение, мне не разрешили бы даже появиться на бирже.

Линдсей похлопал своего многострадального камердинера по плечу:

– Мы оба сорвали куш, друг мой. Кроме того, знаниями стоит делиться всем людям – представителям всех классов. Сейчас ты скептически хмуришься, Вэлери, но, помяни мое слово, через двадцать с лишним лет ты увидишь, как средние классы займут место аристократии. Подобно динозаврам, выставленным в Британском музее, однажды аристократия ослабнет и вымрет.

– Как скажете, милорд.

– Ты сомневаешься в моих словах, но я верю в то, что говорю.

– Эти мысли доведут до того, что вас вышвырнут из парламента, как только вы займете там свое место.

– Многие придерживаются подобных взглядов, Вэлери. Довольно большая группа людей мыслит точно так же, как я.

– Это все университет, там вы нахватались этих идей, когда были юны и настроены идеалистически. Каждый молодой человек в таком возрасте хочет изменить мир. И все думают, что могут сделать это. Но потом перестают замечать реальное положение дел и решают, что привилегия их рождения гораздо важнее борьбы за все эти несчастные жизни тех, чье происхождение ниже.

– Пустословие и праздность. Именно в этом ты всегда обвиняешь мой класс.

– Я не собирался намекать, что вы всегда ленивы, милорд.